Я думаю, что это понятие — не только мягкость телес и чувств содержит, грацию движений, нежность — негу + sexe-appel[165], влечение к себе, часто непреодолимое… но, главным образом — _м_а_т_е_р_и_н_с_т_в_о, его возможности, его цели (или бесцельность), его неистощимость… его подсознательную притягательную прелесть (с чего?), — _п_е_р_в_о_н_а_ч_а_л_о_ жизни, залог ее бесконечности, и всеобщую _н_а_ш_у_ (всех!) _з_а_в_и_с_и_м_о_с_т_ь_ от этого _н_а_ч_а_л_а, от силы жизненности (и обетования!) в нем, на нас (всех) изливающейся. Это «Weibliche», это «reproduction éternelle»[166] — светит _н_а_м_ радостью и манит, потому что…в нем все противоположно и противоборствует — смерти! В «Weibliche» — залог бессмертия! и предельной, жадно искомой _к_р_а_с_о_т_ы! — Вот почему эта _п_р_е_л_е_с_т_ь_ — с Богоматери (все — божественно-Женственное! «Благословенна Ты в Женах!»408). И чудесно выразил это _н_а_ш_е, Пушкин: «Чистейшей прелести чистейший образец»409! И посему — _с_б_л_и_ж_е_н_и_е_ с любимой — предел счастья! Это как бы прикасание к «бессмертию». Почему и в итоге — «п_р_о_д_о_л_ж_е_н_и_е» — зачатие… бесконечность. Отсюда-то и частое противопоставление — теза — антитеза!: Любовь — Смерть. Синонимизм: Любовь — Жизнь, Любовь — Вечность! Женщина — символ Вечности, — «reproduction éternelle» — гроза _н_и_ч_т_о_'_у! Тот _ц_е_н_т_р, вокруг чего — _в_с_е_ крутится. Отсюда — неизъяснимость, стихийность этого притяжения, этого зова — призыва — этого (буднично выражаясь) sexe-appel. На ушко я бы тебе сказал ясней, уяснил бы суть значения некоторых «глаголов» — определяющих «действие женщины» — и мольбу к ней — выраженную по-русски очень коротеньким словечком, всего в 3 буковки, из коих две — гласных. Ты поняла? И совсем неверно, выражение, что женщина «отдается»: напротив, она берет, поглощает, топит в себе… — она _т_в_о_р_и_т. А он — _т_о_н_е_т_ в ней. Ибо она — поглощающая и вечно _д_а_р_я_щ_а_я, сладостно _т_в_о_р_я_щ_а_я_ _В_е_ч_н_о_с_т_ь. Не то бы сказал еще тебе, будь ты со мной. В письме — лишь тень, _н_е_у_л_о_в_и_м_о_с_т_ь.
Еще раз скажу: если не можешь (или не хочешь) написать весь рассказ, — не посылай мне «кусочка» — я читать не стану. Излечись от «датской болезни» — «слабоумия» в отношении некоторых запрещений-вопросов. Надо иметь смелость _с_в_о_е_г_о_ подхода, а не «прописной истинки» — завета русской (и только, в былое время; и ныне — и общей) _и_н_т_е_л_л_и_г_е_н_т_щ_и_н_ы, всегда ходившей на корде у самомнящих — и сомнительных! — «мыслителей» и «учителей жизни». В ряде таких вопросов стоит — еврейский — под _т_а_б_у. Его решение _н_а_в_я_з_ы_в_а_л_и_ нам с конца 70-х годов (до сего — была свобода: русская литература не была труслива (запугана, ибо пугателей еще не было)): Гоголь, Тургенев, Достоевский, даже… Чехов, (помнишь, — его «Знакомый мужчина»410? — как его жиды не замордовали? М. б. потому, что в других очерках он «исправился»?) Я _н_и_к_о_г_д_а_ их не боялся; если говорил с +, то по юному идеализму, но скоро возрос и увидал, _ч_т_о_ это такое! И уж никакие жупелы не были мне страшны: Я был _и_м_ страшен, и они мне _о_т_п_л_а_т_и_л_и.
Моя «Арина Родионовна» заболела, не приходит. Сам как-то готовлю себе (уж и погром в кухне!) — половину посуды перебил, черкаюсь, жгусь, жгу, — плюнул! Придется писать «m-lle» Helene, — черт с ней, пусть подтягивает свои сквозные чулочки, трясет сережками и кудельками — и просит показать ей, «а где теперь проходит линия фронта?» — И вдруг — окажусь я в положении о. Сергия (Толстого)411? Нет, пальца себе не отрублю, а… правдоподобней. Мне эти «положения» знакомы, — пока выходил победителем. Теперь порой спрашиваю себя: к чему же теперь-то укорачивать себя? когда все так шатко, так… безнадежно?) Ско-лько «чаш» прошло мимо рта! — по моей светлой воле. А дни уходят! Последнее время я чувствую себя в этом смысле очень _о_г_о_л_о_д_а_в_ш_и_м. Меня начинают посещать, «сновидения». Я мучаюсь. Долго ли будут помогать мои обливания ледяной водой! Нет, я, конечно, совладаю с собой..? Кстати: на днях я разговорился с одним приятелем, очень милым и любящим меня, преданным. До 3-х ч. ночи проговорили, — он заночевал даже. Я разболтался (под влиянием дум о тебе) о прошлом, об «искушениях». И _п_о_д_н_я_л_ в себе такое воспоминание, что собеседник вскрикнул: «И Вы не дали об этом! Это был бы Ваш шедевр[167]!» Да, пожалуй, — за-был? Это была бы история редкостной девичьи-женской души, неописуемого горя-любви, преданности-жертвенности, _о_б_о_ж_а_н_и_я_ до… беспредельности! И — моей выдержки? Знаешь, — «искушения св. Антония»412 (у Флобера, хотя — это бледное искушение). М_о_е, — было — необычайное. Но об этом писать в письме… — надо десяток писем, или большой роман! Это история Даши413, у нас жившей (10–12 л.) со дня, когда Сережечке было 2–3 года. Ее отражение отчасти в… Паше («История любовная»), частью — в рассказе «В усадьбе»414, т. VI «Карусель», дореволюционное издание415, ты не знаешь, — в Гла-ше… — слышишь «созвучие имен»? Стало быть осталось от _э_т_о_г_о_ во мне! Она и сейчас, должно быть жива, в Москве, ей, пожалуй, лет 50. Было 4 детей, муж умер в 14 году, от саркомы. Она была очень мила, блондинка, светло-голубые глаза, тоненькая — и нервная! Из деревни прямо, (Московская губ., ст. Лопасня Курской дороги) сирота. Мы ее воспитали и выдали замуж. Она ходила за Сережечкой. Если бы тебе _в_с_е_ рассказать (ее чувство длилось и в замужестве — _в_е_ч_н_о_е!) — не поверила бы. Она, между прочим, _о_-_ч_е_н_ ь_ любила Олю, _ч_т_и_л_а! — молилась на нее! — и — на меня!! — и — на Сережечку! Были такие положения, (о, ка-кие!) что «О. Сергий» — бледен в сравнении. Там — ни-чего, а тут — что ни день — _н_о_в_о_е_ (одну главу я назвал бы: «Малиновое варенье»). Но главное — во Владимире на Клязьме, в 904–905 гг. (и мой «визит» — в июле!) — и — ее свадьба. До трагедии! До — потрясающе-трогательной пре-лести! Ну, как-нибудь поведаю. Целую, обнимаю, до — _н_е_д_р!!!, — дай же губки, Олёк! — страдаю. Доколе, Господи?! К тебе поездка — не решиться, _т_о_л_ь_к_о_ в Берлине. Алеша сегодня уехал. Повез тебе меня.
Я пока здоров. Твой — пока — Ив. Шмелев.
Решится ли вопрос о моей поездке в лагеря?!
88
И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной
3. XII.41
(Второе)
5 ч. дня
Знаешь, что я хочу послать тебе, Олёк? Что ты очень любишь — так мне думается, — и я тоже, — кувшинного изюма, не синего — увы! — и не на ветке. — а «malaga», — очень-очень сахарного, крупного, золотистого, душистого! Будешь читать, поджав под себя лапки, как киска, (ах, как ты чудесно — «ласкаюсь киской!») и жустрить. Розами пахнет. Теперь его во всем Париже не найти, а я для тебя _с_б_е_р_е_г. Теперь он очень засахарился, — пишу тебе вот — и грызу, — и весь с тобой, и — в _т_е_б_е! Сейчас я весь в каком-то «р_а_с_п_а_д_е», в неге, истоме… при 9° в комнате. Но радиатор горит, грозя законом. Черт с ним, с… радиатором, конечно. По случаю «теплого» дня — пил коньяк. Не действует: голова светла, думы о тебе — горят, и… все горит. Этого я, наконец, не выдержу. Или — сгорю, или — _у_-_г_о_р_ю. Первое лучше, да? Знаешь, Оля, ведь я любил с детства — (ну, с 15 л. и до — конца) очень _ю_н_о_й_ любовью. А теперь, если бы мы встретились, было бы _в_с_е_ так «глубоко-сознательно», — конечно, в самом _н_е_ умственном смысле, а в самом _ж_и_в_о_м_ _с_о_д_е_р_ж_а_н_и_и! Ты поняла? То пьют вино, очень тонкое, неумелки, — а то — _п_ь_ю_т_ его знатоки-ценители. «Две маленькие разницы», — как говорят в Одессе. Почему же я _с_т_а_л_ «знатоком»? Научился, что ли, у кого? — как юный Дафнис416 у «опыта»? Нет. Собственным чувством постиг _в_с_е. Одно дело смотреть на вино, другое — _п_и_т_ь, не забывая, что это — вино. А я, обычно, забывал, по оставшейся во мне «юной порывистости» — в миг сгореть! О, теперь была бы вся полнота, цвет и вся душистая влага любви! И — будто и поздно. Но… странная природа: одному плоду определила созреть в несколько дней — из зеленой ягоды — малина! — а другому — месяца полтора, — вишня! Ах, красивое слово, со-ч-ное! Я — за позднее созревание. А ты? Я — пе-рсики люблю, — тоже позднуши. И — гранаты. А — апельсин, если улежится и накопит «апельсинной» бордовой сладости! Слыхала, вдруг в театре апельсином… из ложи рядом? — _т_е_п_л_ы_м! _с_л_а_-_д_к_и_м! Ты вот — такая апельсина, — теплая, пряная, — я _з_н_а_ю. Оль, ми-лка… ну, что же это… ну, ка-ак же это…?! Оль… ну, поласкайся киской… хоть чуть… Ольга!