Хотя и что делать – не представляю. Я не подписывался на такое, не просил оказывать мне «высокую честь» быть первым. Да по Рене вообще не скажешь, что она цветочек нетронутый! А получилось…
– Предупреждать надо… – вдруг неожиданно вырывается у меня. Это первые слова, которые звучат после нашей близости. И они не те и дурацкие, я это понимаю сразу. Но уже прозвучали.
– О чем? – Рена отвечает сразу. – О том, что ты будешь первым?
Ее прямота меня не чтобы нокаутирует, но ставит в тупик. Оказался не готов. Ни к сумбуру в себе, ни к спокойному голосу Рены.
– Ну… – дальше этого ничего не выходит.
– О чем я тебя должна была предупредить? Что ты там себе придумал, Рустам? Что обесчестил и теперь должен на мне жениться? Не настаиваю. Более того, не хочу.
Вот это она мне вломила. Как мальчику.
Рена садится на кровати, и я залипаю на водопаде темных волос по спине, на розе на пояснице. В смысле – «Не хочу»?!
А она встает и начинает одеваться. Я так зависаю на этом зрелище, что спохватываюсь, уже когда Рена выныривает головой из ворота водолазки.
– Ты куда?
– Домой.
– Не отпущу.
– Я тебя ни о чем не спрашивала.
Какая, а?! Всегда на шаг впереди. Отбивает все пасы. Выдает ответку в темпе, за которым я не успеваю.
Так, а ну Рустам Маратович, соберись!
Сажусь на кровати. И с удовольствием отмечаю короткий взгляд Рены, перед тем, как она отворачивается в сторону. Женское восхищение я считываю на «раз». И на ее щеках снова вспыхивает румянец.
Ну, хоть что-то.
– Зачем куда-то ехать? Поздно. Завтра суббота. Оставайся у меня.
– Не могу, – одергивает водолазку.
– Почему?
– Ленэра не одобряет.
– Ленэра – это кто?
– Бабушка.
Ответ в духе Рены. И я почему-то чувствую, что настаивать бесполезно. А у меня ж планы были. Вся ночь впереди, буду долго-долго любить. А тут Ленэра.
Со вздохом встаю с кровати, начинаю собирать одежду. И отчего-то уверен, что Рена на меня смотрит. И молчит.
– Что за имя такое – Ленэра?
– Мы же цыгане.
– Кто еще есть в вашем цыганском таборе?
– Ленэра, я, Аир. Были еще Арлен, Жорж и Аэлита.
Разгибаюсь с рубашкой в руке. Рена смотрит мне куда-то в плечо.
– Шутишь?
– Нет, – отворачивается резко. – Я поехала. Открой мне дверь, пожалуйста.
– Я отвезу тебя.
– Я сама доберусь. Не надо.
– Я тебя ни о чем не спрашивал.
Вот так-то, девушка с розой.
***
Все, о чем я думаю последние двадцать минут дороги к своему дома – чтобы Аир уже спал. Потому что встречи с ним мне не пережить. Он же все поймет по моему лицу сразу. А потом все из меня достанет за две секунды.
А я этого не хочу. Мне жизненно необходимо сейчас побыть одной. Без мрачного Рустама за рулем. Без заботливого дядюшки с двадцатилетним опытом оперативной работы. Ленэра точно уже спит, но и ее мне не надо. Никого не надо. Просто отставьте меня на какое-то время в покое. В тишине. Чтобы я поняла, что за дичь натворила.
Не оставляют. Фортуна снова показывает, на чем именно вертит мои желания. Теперь я этот предмет представляю особенно ярко. Не то, чтобы рассмотрела. Но ощутила отчетливо. Большой. На нем что угодно можно вертеть. Я прижимаюсь виском к стеклу, в последний момент сдержав рвущийся изнутри стон. Скорее бы мы уже…
– Приехали.
У меня нет сил спорить, когда Ватаев тащится проводить меня до квартиры. Я на все готова, лишь он, наконец, исчез.
Я останавливаюсь перед дверью. Рустам стоит за моей спиной.
– Все, я дома.
Ватаев молчит. Я достаю из сумочки ключи. Ну вот, видишь, это точно мой дом. Уходи уже! Не хватало еще, чтобы сейчас дверь открылась, и появился Аир. Я почему-то панически боюсь встречи Рустама и Аира.
Рустам берет меня за плечо и поворачивает к себе. Я не могу смотреть ему в лицо, смотрю на лацкан черного пальто. Интересно в этом уголке сколько градусов? Он острый, это точно, но сколько градусов?
Рустам поднимает руку, заправляет мне за ухо волосы.
– Открывай дверь, Рена.
Его голос звучит тихо. Чуть хрипло. Так, что мне вдруг хочется плакать.
Я резко оборачиваюсь, вставляю ключ в скважину. Открываю дверь, вхожу, и, не оборачиваясь, закрываю. Хочется хлопнуть, но я ее тихо закрываю.
Свет горит только в прихожей. Кажется, все спят. Спасибо!
Скидываю пальто, почти бегом к ванной. На половине дороги слышу голос Аира.
– Наконец-то. Уже хотел тебе писать. Как все прошло? Повеселилась?
Да вообще веселье через край!
Как же хочется плакать… Почему-то именно теперь. Делаю незаметный вдох и отвечаю почти нормальным голосом и без запинки. Но не оборачиваясь.
– Да, все хорошо. Я в ванную и спать. Спокойной ночи, Аир.
– Спокойной ночи, Рена.
Щелкает замок его комнаты. Все, теперь можно в ванную и плакать.
***
Слезы быстро кончились. А вот вода все лилась. Сижу на дне ванны, смотрю на льющуюся воду. А вот из меня больше ничего не выливается.
Как? Как это все произошло со мной, с жертвой не состоявшегося изнасилования?! Где мои редфлаги и стоп-линии?!
В голове сплошной калейдоскоп из не связанных между собой картинок.
Вот я на корпоративе, пью шампанское. Сколько я выпила? Не помню. Я не чувствую сейчас себя пьяной. Но я же все это натворила.
Вот я рядом с Рустамом – сначала в холле ресторана, потом в его машине, потом у него дома. И какое-то удивительное ощущение, что все, что происходит – правильно.
Дальше что? Дальше самое непонятное, прямо провал. То, что случилось у Рустама дома. Я не помню, зачем я разделась. Вот не помню вообще! Господи, женщинам в нашей семье противопоказано спиртное! Про маму не знаю, а вот меня и Ленэру после спиртного тянет обнажаться. Ленэра исполняет стриптиз душевный, а я… Дело не в том, что мне стыдно. А в том, что не помню и не понимаю, как и зачем!
Вот мы с Рустамом вместе. Я лишилась девственности, так-то. Ничего по этому поводу не чувствую. Совсем. Никаких сожалений о поводу расставания с невинностью. Какая невинность, к черту.
Я ходила к психологу после всего случившегося. Так я и оказалась, собственно, в фонде «Ты не одна» – сначала как человек, нуждающийся в их помощи, а потом как сотрудник. Я тоже плохо помню, как пришла туда. В том туманном «после» – многозначном «после» – я была уверена, что сама справлюсь. Не справилась. А потом контекстная реклама – я не искала специально. И вот я уже в благотворительном фонде помощи женщинам в трудных жизненных ситуациях. На самом деле, помог мне не психолог. Ну, так я долгое время считала. А то, что я там увидела женщин, девушек, почти девочек – в гораздо более сложном положении. Именно это меня и выдернуло в итоге. У меня все не так уж и страшно. В конце концов, у меня есть семья. Правда, семья… Ладно, это отдельная история. Они такие, какие есть, с этим ничего не поделаешь. Возможно, если бы я рассказала не только Ленэере, но и Аиру, все было бы иначе. Но что сделано, то сделано.
А теперь вот… Все-таки сеансы у психолога были не зря. Я теперь точно знаю, что моя девственность в двадцать восемь, странная по нынешним временам, – следствие попытки изнасилования. Так же, как и избегание романтических отношений. И вот теперь это все взяло – и в один день опрокинулось. Я сама разделась перед мужчиной, сама, по доброй воле, пошла на близость с ним. И никаких сожалений по этому поводу не испытываю. Да и сама близость…
Я регулирую воду, делая горячее, шевелю пальцами. Надеюсь, не разбужу домашних своими поздними водными процедурами.
Вот и последний элемент калейдоскопа. Правда в том, что мне понравилось то, что было. Даже нет, не так. «Понравилось» – не то слово. Но других у меня нет.
Я прикрываю глаза и все-таки вспоминаю. Прикосновения губ. Не знаю, какими словами их назвать. Поцелуи Рустама были тем, что мне стало в тот момент необходимо. Жила без них двадцать восемь лет, а теперь вот они стали самым необходимым. Как воздух. Без них невозможно было дышать.