Следующие несколько дней прошли на удивление спокойно. Сераль притих, переваривая удивительные новости, Лин с Хессой сходили вместе в зверинец, Сальме Ладуш передал письмо, коротко пояснив: «Клювач принес», — и она ходила то счастливая, то задумчивая. И даже пышный отъезд Наримана докатился до женской части дворца лишь отголосками, опечалив анх, которым уделяли внимание баринтарцы, и обрадовав абсолютно всех, включая клиб и серальную стражу, отъездом вместе с посольством изрядно надоевшей мамы-истерички.

Жизнь и правда входила в ровное, устоявшееся русло, причем жизнь не только Лин, но и всего Им-Рока, а может, и всей Имхары. Взбаламученные Джасимом волны недовольства успокаивались — не без участия Сардара и Фаиза, но все-таки истинно недовольных оказалось мало, гораздо больше нашлось тех, кто мутил воду за золото предателя, а теперь, после нашумевшей казни, спешил отречься от «проклятого». И чем больше возникало таких отрекавшихся, тем чаще звучало, что владыка Асир — истинный повелитель, угодный Великим предкам.

Сам Асир Джасима больше не вспоминал, по крайней мере, при Лин. Да и зачем вспоминать, когда можно заняться гораздо более приятным! Но однажды, очередным утром, которое Лин встретила в его спальне, сказал:

— Пришло время собрать всех верных и наградить по заслугам. Хорошо, что это можно совместить с традиционной охотой. Но тебе придется поскучать одной, пока твой владыка будет с утра до ночи загонять зверей и с ночи до утра пировать с толпой кродахов.

— Я найду, чем себя занять, — пообещала Лин. — Кто бы мог подумать, что у анхи в серале может не найтись свободного времени на несколько лишних разговоров по душам. Но скучать все равно буду, мой владыка и господин, — обняла его, вдохнула влекущий запах. — Скучать и ждать.

Лин не шутила: «разговоры по душам» давно и назрели, и даже перезрели. Лалия после суда отстранилась от жизни сераля, оставив на младшую митхуну неизбежную ежедневную текучку, все мелкие дрязги, зловредные сплетни, пустые и не очень обиды, всю ту ерунду, которая, если ее пустить на самотек, может привести к вовсе не ерундовым трагедиям. И Лин постепенно, мягко, не навязываясь, вникала в запутанные взаимоотношения «сестер по сералю», заодно для себя сортируя их на «цыпочек», «змеек» и «стервятниц». Кого-то утешала, кому-то советовала, кого-то осаживала. Нравилось им это или нет, становилась той, к кому можно пойти с проблемой и не ввязывать в дело Ладуша. Кого стоит опасаться и не стоит задевать. Та еще работка, на самом деле. Не проще, а часто и сложнее, чем была в бытность ее агентом.

Наверное, из-за непривычно полной погруженности в серальную жизнь Лин и не поняла сразу, что ее нервозность, раздражение по пустякам, которое приходилось подавлять усилием воли, желание уйти подальше ото всех, лучше всего — в спальню Асира, где даже если нет его самого, то есть хотя бы его запах — не просто тоска по своему кродаху и по замечательным ночам с ним вместе. Она, конечно же, скучала, а как иначе? И не удивлялась, что без Асира ей не очень-то хорошо. До тех пор, пока Варда посреди радостного рассказа о том, что господин Ладуш передал ей привет от Газира и что тот уже встает и понемногу ходит, и владыка Асир, вернувшись с охоты, примет его клятву, вдруг потянула носом и сказала шепотом:

— Ой, госпожа Лин! У тебя начинается течка, а с кем же ты будешь, ведь владыка вернется еще не скоро?

Течка.

Единственное слово сразу и объяснило ее состояние, и обрисовало всю глубину проблемы. Наверное, молчание Лин было слишком красноречивым, потому что Варда потупилась и пробормотала:

— Конечно, это не мое дело.

— Я дождусь, — решительно сказала Лин. — А если нет… ну, тогда и будем думать.

Скорее всего, Ладуш сам решит, как лучше, но говорить об этом вслух она не стала. Как будто, если не сказать, то и не случится. Снова проходить весь тот ужас, что она пережила перед первой течкой? «Выбери, какого кродаха ты хочешь, если не владыку»? С единственной, правда, очень важной разницей: тогда Асир не то что видеть, а даже слышать о ней не желал, и сколько было шансов, что он ее в итоге простит? Не намного больше нуля. А сейчас — сейчас он всего лишь в отъезде. И Лин прекрасно знает, что он сказал бы о такой ситуации. Они проходили это на примере Хессы. И, кстати, на примере казненной матери Сардара — тоже… Для Асира не станет изменой, если его митхуне придется провести течку с другим кродахом. Он примет это как необходимость, которую надо пережить — и жить дальше.

Вопрос не в нем, а в ней. Сможет ли она?

Как она говорила Асиру о Хессе — «связать, оглушить, напоить»? Теперь поняла, как это было глупо, стоило представить себя и осознать с кристальной ясностью — не поможет. Связать, оглушить, одурманить — не выход, совсем не выход! Настоящих выходов только два: или принять как неизбежную необходимость близость с другим кродахом, перетерпеть ее и двигаться дальше, или — не принять. И сойти с ума, и оказаться навсегда потерянной для Асира. Да он скорее это назовет предательством!

Под все эти мысли Лин не заметила, как забрела на ту самую полянку в гуще жасмина. Заколдованная, что ли, эта полянка, почему как течка, так ее сюда словно сами ноги несут? Потому что калитка в садик Асира совсем рядом? Лин повалилась спиной в густую траву, прикрыла глаза рукой от солнца и постаралась трезво оценить свое состояние. Пока что оно почти не отличалось от обычного. Тоска, желание… грудь ноет и соски набухли… ничего такого, с чем нельзя примириться. Если течка будет развиваться постепенно, она сможет дождаться Асира. Ведь сможет?

Можно же тянуть до последнего, как было с Хессой? Ждать, надеяться, что Асир успеет, ну а если нет, тогда…

А тогда — кого она могла бы подпустить к себе? Или лучше спросить, кому Асир мог бы ее доверить? Это она знает и без вопросов — Сардару, конечно. Лин нервно хохотнула: вот уж крепкая мужская дружба, когда могут друг другу доверить самое дорогое — своих анх. А что ни Хесса сама по себе не хочет Асира, ни она — Сардара… течка это стирает.

Вот и все, решение найдено. А нравится оно ей или нет — несущественные мелочи. И время, которое у нее осталось, разумнее всего потратить на то, чтобы привыкнуть к мысли о течке с Сардаром. Но как же мерзко взвешивать это с точки зрения разума! До тошноты и сосущей пустоты в груди.

Может, она что-то упускает? Вдруг есть другой вариант? Может, профессор все-таки экспериментировал с подавителями? Изобрел же он средство, чтобы полностью убрать запах, а это все-таки одно направление. Асир против подавителей и никогда не разрешил бы обнародовать это изобретение, но… вдруг⁈ Вдруг все-таки разрешил для экстренных случаев? Конечно, никто не стал бы докладывать о таком Лин без веской причины, но сейчас-то!..

Ладуша она поймала почти ночью, когда он сидел у клиб. К тому времени успела известись от неопределенности и наверняка глупой надежды.

— Господин Ладуш, мы можем поговорить?

Он повел носом, кивнул.

— Пойдем ко мне.

Впустил ее первой, кивнул на кресло.

— Говори, Лин.

И ведь наверняка учуял, понял, что ее беспокоит и о чем будет разговор! Но хочет послушать, что она скажет, о чем спросит. Почему? Проверка? Но какая? Похоже, это еще один симптом начавшейся течки: рассуждать логически было сложнее обычного, слишком зашкаливали эмоции.

— Профессор Саад случайно не изобрел подавитель? Хотя бы слабенький, хоть какой-нибудь?

— Нет, Лин, — Ладуш покачал головой. — Ты же знаешь, Асир против подавителей. И я с ним в этом согласен. От такого снадобья произойдет гораздо больше зла, чем пользы. Достаточно и того, что у нас теперь есть средство скрыть запах анхи, не во время течки, конечно, но все же.

— Но это средство мне не поможет.

Крушение надежды отозвалось тянущей пустотой внизу живота и острым приступом желания. Пока еще, слава предкам, желания не любого кродаха, а Асира.

— Прошлая охота была всего три дня, а эта… Что мне делать? — не выдержала она. — Нет, сейчас ясно — ждать, надеяться и верить. Но что делать, если не дождусь? Если он не успеет вернуться⁈