– Кэтрин Росс, – впервые заговорила она.

Голос для девчонки низковатый, решил Магнус. Глубокий, ровный. Как черная патока. На секунду он забылся, представив, как мать выливает патоку в тесто для имбирных пряников, проворачивает ложку над банкой, чтобы собрать последние липкие нити, и сует ему облизать. Он провел языком по губам и смутился, поймав на себе взгляд Кэтрин. У нее была привычка смотреть не моргая.

– Ты не местная. – Магнус понял это по акценту. – Англичанка?

– Живу здесь уже год.

– Вы… дружите? – Само слово «дружба» казалось ему диковинным. Был ли у него когда-нибудь друг? Магнус задумался. – Подружки, да?

– Конечно, – сказала Салли. – Лучшие подруги.

Они снова рассмеялись, передавая бутылку туда-сюда и запрокидывая головы, чтобы глотнуть, их шеи под светом голой лампочки казались белыми как мел.

Без пяти двенадцать. Весь Леруик собрался у креста на рыночной площади[3], улицы гудели. Все были навеселе, но не настолько, чтобы дошло до драки, – просто расслабленные, радостные, и каждый чувствовал, что принадлежит к этому хохочущему, пьяному племени. Салли подумала, что отцу следовало бы приехать. Он понял бы – нервничать не из-за чего. Может, даже получил бы удовольствие. Хогманай на Шетландах – это вам не Нью-Йорк и не Лондон. Что тут может случиться? Большинство лиц вокруг знакомы.

Глухие ритмы басов били сквозь подошвы сапог и гудели в висках, она не могла определить источник музыки, но двигалась в такт вместе со всеми. Потом пробило полночь, зазвучала песня Auld Lang Syne, и Салли обнялась с соседями справа и слева. Как-то так вышло, что она поцеловалась с каким-то парнем – в момент просветления она узнала в нем учителя математики из школы Андерсона, и он был еще пьянее.

Дальше она уже не могла восстановить последовательность событий. Помнила только обрывки. Роберта Айсбистера, огромного как медведь, стоящего у входа в «Лаунж» с красной жестяной банкой в руке. Может быть, она его разыскивала. Помнила, как подошла к нему, покачивая бедрами в такт музыке, почти танцуя. Как стояла перед ним, не говоря ни слова, но флиртуя – о да, это определенно был флирт. Она дотронулась до его запястья, провела пальцами по золотистым волоскам на руке, будто гладила зверя. Трезвой она никогда не осмелилась бы на такое. Да и подойти к нему тоже, хотя так долго мечтала об этом, продумывая каждую деталь. Несмотря на холод, рукава его рубашки были закатаны, на запястье красовались часы с золотым браслетом. Это она запомнила. Возможно, золото фальшивое – с Робертом Айсбистером никогда не угадаешь.

Потом появилась Кэтрин, сказала, что упросила подвезти их до дома – по крайней мере, до поворота на Рейвенсвик. Салли порывалась остаться, но Кэтрин, видимо, уговорила ее, потому что вскоре она уже сидела на заднем сиденье чужой машины. И, как во сне, внезапно рядом оказался Роберт, так близко, что она чувствовала ткань его джинсов своей ногой и голую руку на своей шее. Изо рта у него пахло пивом, отчего ее подташнивало, но блевать при Роберте Айсбистере было нельзя.

На заднее сиденье вместе с ними втиснулась еще одна пара. Парня Салли вроде знала – с юга Мейнленда, учился в Абердине. А девушка из Леруика, медсестра в больнице Гилберта Бейна. Они буквально пожирали друг друга. Девушка снизу, парень лежал на ней и кусал ее за губы, шею, мочки ушей, потом широко разевал рот, будто хотел проглотить целиком. Когда Салли повернулась к Роберту, тот поцеловал ее – медленно и нежно, а не как волк из «Красной Шапочки». Не так, будто ест ее.

Водителя Салли не разглядела. Она сидела прямо за ним и видела только затылок и плечи, на которые была накинута куртка. Он молчал, не обращал внимания ни на нее, ни на сидящую рядом Кэтрин. Может, злился, что пришлось их подвозить. Салли хотела заговорить с ним, чтобы разрядить обстановку, но Роберт снова поцеловал ее, и все мысли испарились. Музыка в машине не играла, только тарахтел двигатель и чавкала парочка рядом.

– Стойте! – сказала Кэтрин. Негромко, но в тишине ее слова прозвучали как выстрел. Ее английский акцент резанул слух Салли. – Остановитесь здесь. Мы выходим. Если только не хотите подбросить нас до самой школы.

Студент оторвался от медсестры ровно настолько, чтобы буркнуть:

– Ну уж нет. Мы и так пропускаем всю вечеринку.

– Поехали с нами на вечеринку, – сказал Роберт.

Соблазнительное предложение относилось к Салли, но ответила Кэтрин:

– Нет, не получится. Салли вообще не разрешали ехать в город. Если мы в ближайшее время не вернемся, родители устроят переполох.

Салли раздражало, что Кэтрин говорит за нее, но та была права. Сейчас нельзя все испортить. Если мать узнает, где она была, то взбесится. Отец еще ничего, но мать просто психованная. Чары рассеялись, вернулась реальность. Салли выбралась из объятий Роберта и вылезла из машины. От холода перехватило дыхание, закружилась голова, как будто от новой порции спиртного. Они с Кэтрин стояли рядом и смотрели, как в темноте исчезают габаритные огни.

– Вот говнюки, – прошипела Кэтрин с такой ненавистью, что Салли задумалась: а не произошло ли чего между ней и водителем? – Могли бы и подбросить.

Она пошарила в кармане, достала фонарик и осветила дорогу. Типично для Кэтрин – готова ко всему.

На лице Салли расплылась дурацкая улыбка.

– Но все равно вечер был офигенный. Просто охренительный.

Она перекинула сумку через плечо, и что-то тяжелое стукнуло ее по бедру. Почти полная бутылка вина, закрытая пробкой. Откуда? Салли даже смутно не помнила. Она показала бутылку Кэтрин, пытаясь развеять мрачное настроение подруги:

– Вот, смотри, согреемся по пути.

Они хихикнули и заковыляли по обледенелой дороге.

Внезапно возникший квадратик света их удивил.

– Где это мы? Не может быть, чтобы уже пришли.

Кэтрин впервые казалась растерянной, неуверенной в себе.

– Это Хиллхед. Дом на холме.

– Там кто-то живет? Я думала, он заброшен.

– Там живет старик, – сказала Салли. – Магнус Тейт. Говорят, он не в себе. Отшельник. Нам всегда велели держаться от него подальше.

Кэтрин уже не боялась. Или это была бравада.

– Но он там совсем один. Надо зайти и поздравить его с Новым годом.

– Я же сказала – он больной на голову.

– Ты просто боишься, – прошептала Кэтрин.

«Да просто до усрачки! И сама не знаю почему», – подумала Салли.

– Не говори ерунды.

– Слабо?

Кэтрин полезла в сумку Салли, достала бутылку, отхлебнула, заткнула пробкой и положила обратно.

Салли потопала вперед, всем своим видом показывая, что глупо стоять на холоде.

– Нам пора. Сама же сказала – родители ждут.

– Скажем, что ходили поздравлять соседей. Давай. Слабо?

– Одна я точно не пойду.

– Ладно. Пошли вместе.

Салли не понимала: то ли Кэтрин с самого начала к этому вела, то ли загнала себя в угол, из которого не могла выбраться, не потеряв лица.

Дом стоял в стороне от дороги, и к нему не вела даже тропинка. Когда они приблизились, Кэтрин высветила фонариком серую шиферную крышу и груду торфяных брикетов, сложенных у крыльца. Пахло дымом из трубы. Зеленая краска на двери облупилась, обнажив дерево.

– Ну давай, – сказала Кэтрин. – Стучи.

Салли робко постучала.

– Может, он спит? Просто свет забыл выключить.

– Нет. Я вижу его там.

Кэтрин вошла в тамбур и кулаком забарабанила по внутренней двери.

«Она чокнутая», – подумала Салли. Не понимает, во что ввязывается. Это полное безумие. Ей хотелось сбежать к скучным и благоразумным родителям. Но прежде, чем она успела пошевелиться, изнутри донесся звук. Кэтрин распахнула дверь, и они ввалились в комнату, моргая и щурясь от яркого света.

Старик шагнул к ним, и Салли уставилась на него. Раньше она видела его только издали. Мать, обычно такая участливая к пожилым соседям (предлагала сходить за покупками, приносила суп и выпечку), избегала Магнуса Тейта. Когда он находился снаружи, родители торопились пройти мимо. «Никогда туда не ходи, – говорила ей мать в детстве. – Он дурной человек. Девочкам там не место». Поэтому дом ее манил. Салли разглядывала его, когда направлялась в город. Видела, как Магнус, сгорбившись, стрижет овец, как стоит у дома, всматриваясь в дорогу, и солнце очерчивает его силуэт. Теперь, вблизи, он казался персонажем из сказки.