– Господи Боже, что здесь… – начала она испуганно, но тут один из бандитов поймал ее за подол платья и втянул внутрь, толкнув к остальным, а сам принялся шаг за шагом отступать к двери. Миссис Таннер влетела в толпу, девочки хором заплакали. Сынок Пэтси, которого только удалось успокоить, тотчас снова раскричался у нее на руках. Весь этот переполох окончательно вывел главаря из себя.

– Да заткни ты наконец своего щенка! – заорал он и щелкнул курком, целясь в мать и ребенка.

Тут уж Эмма не выдержала. Страх за подругу и яростный гнев на бандитов полностью затуманили рассудок. Каким-то чудом оттолкнув Такера, она кинулась на главаря и, как кошка, вцепилась ему в спину. В результате оба повалились на пол. Девушка кусалась, царапалась и лягалась, и некоторое время ошеломленный бандит попросту отмахивался от нее, затем нанес ей сокрушительный удар по лицу, еще и еще. Боль взорвалась в голове, как снаряд, и тьма стремительно заволокла сознание Эммы.

В какой-то момент придя в себя, она, с трудом повернув голову, увидела, что Такер сидит рядом – верхом на распростертом главаре, – и кулаки его ритмично вздымаются и опускаются, а лицо искажено бешеной яростью.

Вокруг сновали люди, слышались вопли и выстрелы. Эмма снова потеряла сознание.

Неизвестно, сколько длилось беспамятство. Может быть, четверть часа, а может, мгновение. Вокруг все еще стоял шум, странным образом затихая по мере того, как стихал неприятный гул у Эммы в голове. Однако пульсирующая боль в висках осталась, и сесть удалось лишь с трудом. Девушка осторожно повела головой, оглядываясь. Пэтси и Пит Шугар поспешно подхватили ее под руки, помогая подняться.

– Чем… чем все кончилось?

– Двоим удалось уйти, – недовольно сообщил Пит, поддерживая ее за талию. – Жаль! Бровастого Такер застрелил, а я вот промазал в того, что ошивался сзади. При первом же выстреле народ кинулся во все стороны, и в этой суматохе они с главарем ускользнули, чтоб им пусто было! Они и денежки успели прихватить.

Взгляд Эммы наткнулся на окровавленное тело в самом центре зала, но Пэтси с возгласом: «Не смотри на этот ужас!» – за плечи повернула ее к выходу.

– Это зрелище не для женщин! Пойдем-ка лучше подышим свежим воздухом.

Только тут девушка сообразила, что, кроме них и старого Перкинса, полулежавшего на конторке на грани обморока, в банке никого не осталось.

– Гарриэт забрала Билли вместе с девочками, – объяснила Пэтси, поймав ее ищущий взгляд. – Негоже ребенку видеть трупы, да еще все в крови. А я осталась с тобой. Дорогая, то, что ты сделала… Словом, это был храбрый поступок.

– Я тоже так считаю, – поддержал Пит.

– А я нет! Это был идиотский поступок! – В дверях, опираясь плечом о притолоку, стоял Такер.

Все молча уставились на него, но он смотрел только на Эмму, едва державшуюся на ногах, с громадным набухающим синяком на скуле.

– За теми, что ушли, уже пустились в погоню, – объяснил он. – Шерифа Гилла, как назло, в городе нет: они с женой навещают внуков. Но его помощник Клем собрал группу добровольцев. Они поскакали на север – туда вроде бы направилась парочка. – Тут он снова окинул Эмму холодным, осуждающим взглядом. – По-моему, ты делаешь все, чтобы поскорее перейти в лучший мир.

– Такер, это несправедливо! – возразила Пэтси. – Сейчас не время для сведения старых счетов. Если бы не Эмма, кто знает, что сталось бы с Билли. Я содрогаюсь, когда подумаю…

– А ты поменьше думай, – перебил он. – Займись лучше своим ребенком.

Если бы Такера в этот момент спросили, почему он так незаслуженно груб, он вряд ли сумел бы объяснить. Может быть, виной тому был безобразный синяк, набухающий на скуле Эммы Маллой, и ее смертельная бледность.

– Сегодня ты чуть было не оказалась там, куда так рвешься, – процедил он сквозь зубы.

– По-твоему, надо было ждать, пока эта тварь убьет ребенка? – Эмма вдруг пошатнулась.

Такер успел поддержать ее, прежде чем она осела на землю.

– От… отпусти…

– Позаботься о ней, – обратился он к Питу Шугару, слегка подталкивая Эмму в его сторону. – Хотя у нее вместо мозгов одни кости, можно разбить и кости, свалившись головой на камень.

– Все… в порядке… со мной… – упорствовала Эмма.

– Оно и видно. И даже слышно. Пит, отвези-ка ее домой!

– Со мной все…

– Но, Эмма, ты очень плохо выглядишь!.. – робко вмешался веснушчатый здоровяк, смутился и покраснел. – То есть выглядишь ты просто потрясающе… как всегда… но этот ужасный синяк… и потом тебя шатает. Может, я все-таки отвезу тебя?

– Я… сама, – твердо ответила девушка, гигантским усилием воли подавляя приступ дурноты.

– Упрямая ослица! – бросил Такер, повернулся и вышел из банка.

Но Эмма просто не могла позволить себе расслабиться и поддаться тошноте и головокружению. Сегодня Такер уже высмеял ее, нельзя было допустить, чтобы это случилось снова. Лучше быть в его глазах упрямой ослицей, чем кисейной барышней.

Именно поэтому Эмма снова ответила отказом на предложение Пита отвезти ее домой. День должен идти своим чередом, как будто ничего не случилось, чтобы попусту не тревожить отца. Разумеется, ограбление банка не останется для него тайной, но ему совсем не обязательно знать, какой опасности подвергалась его дочь.

Девушка отважно попыталась выполнить все намеченные дела. Какое-то время ей удавалось игнорировать головокружение, а также отвратительную боль в висках. Сделав покупки, она забрала на почте письмо от Дерека, но поняла, что не в силах даже распечатать его. Ладно, с тем же успехом можно прочесть письмо и дома. Надежда на то, что постепенно ужасная дурнота пройдет, не оправдалась, и час спустя девушка чувствовала себя еще хуже. Она мечтала лишь о том, чтобы рухнуть на кровать и забыться.

Однако у самой двуколки ее остановил Док Карсон, которому хотелось с кем-нибудь поделиться своим возмущением по поводу дерзкого ограбления. Он посочувствовал Эмме и добавил, что помощник шерифа захочет взять у нее показания.

– Не только у тебя, конечно. Он опросит каждого, кто в это время находился в банке. Правда, словесный портрет уже составлен, но может выплыть что-то новое, что ускользнуло от остальных.

В этот момент Эмма снова пошатнулась. Доктор нахмурил седые брови и покачал головой.

– Каков негодяй! Прости мою прямоту, дорогая, но вид у тебя… краше в гроб кладут. Давай-ка зайдем ко мне в кабинет, я сделаю примочку на этот кровоподтек и накапаю тебе успокоительного. Очень советую, иначе щека у тебя распухнет, а глаз заплывет.

– Нет-нет, это совершенно излишне! Дома мне сделает примочку Коринна.

– Я бы на твоем месте не отказывался, – уговаривал доктор, с тревогой глядя на ее бледное, осунувшееся лицо. – Впрочем, ты уже взрослая и знаешь, что делаешь. Только обещай мне дома сразу лечь и как следует отдохнуть. Что ж, до завтра.

– До завтра, Док. Я непременно зайду к помощнику шерифа Клему и отвечу на все его вопросы. И можете не сомневаться, я лягу отдохнуть сразу, как только окажусь дома.

Каким-то чудом Эмме удалось улыбнуться доктору.

– Вот и хорошо, – с сомнением сказал тот. – Страшно жаль, что все так обернулось, и притом незадолго до Дня независимости. Мне все-таки не нравится эта твоя бледность и…

– Все будет в полном порядке, – заверила Эмма. Она позволила доктору уложить ее свертки в двуколку, без проблем уселась в нее и хлестнула лошадей. Когда маленький экипаж катился по Мэйн-стрит, девушка думала о том, что никогда еще солнце не палило так яростно.

Ну почему каждый норовит предложить ей помощь, словно она не в состоянии сама о себе позаботиться? Все дело в этом ограблении… но ведь оно в прошлом. Оно в прошлом, и она чувствует себя хорошо… просто прекрасно… насколько это возможно при такой ломоте в висках и боли в скуле… Но это еще не значит, что она потеряет сознание прямо на ходу…

Девушка вдруг осознала, что именно это вот-вот и случится. Она уже находилась в полумиле от города, на открытом участке дороги. Солнце палило, словно задалось целью испепелить весь мир, глаза резало от бликов отраженного света, горло было сухим и шершавым, как грубый войлок. Дурнота набегала волнами, и наконец очередная пришла с такой силой, что Эмма со стоном рванула поводья, заставив двуколку вильнуть. Лошадь остановилась. Закрыв лицо руками, девушка сделала еще одну попытку отдалить обморок усилием воли.