Несмотря на напряженный член, упирающийся в мой зад, он дышит медленно и ровно в течение нескольких секунд, не дотрагиваясь до моей груди или меж бедер. Вместо этого он, кажется, медлит, прежде чем заговорить. — Скажи мне, — настаивает он. — В чем дело?

Я закрываю глаза, когда свет рассвета за окном становится ярче и заливает остальную часть комнаты ровным освещением. Мои руки лежат на его предплечьях, прижимающих меня к нему. — Позже, — прохрипела я. — Я не совсем уверена, что это такое, но я расскажу тебе и остальным позже.

Теос поднимает голову и одной рукой касается моего подбородка. Мои глаза открываются, когда он поворачивает мою голову так, что я вынуждена встретиться с ним взглядом. Золотистый и слегка светящийся, он смотрит на меня с серьезностью, которую я редко у него видела.

— Ты действительно доверяешь нам? — спрашивает он легким голосом, несмотря на напряженное выражение лица. — Или нет?

Нет.

Да.

Блядь. Я нихуя не знаю.

Мой ответ, когда он приходит, — это все, что я могу предложить. — Я доверяю вам настолько, как никому другому, Теос.

Его губы приподнимаются, и морщинка между бровями немного разглаживается. — Полагаю, это лучшее, что я могу от тебя услышать.

Я беспомощно пожимаю плечами. — Это лучшее, что кто-либо когда-либо получал от меня. — И это ложь, думаю я про себя, потому что за последние несколько месяцев я кое-что поняла о Теосе и его братьях.

Даркхейвены — жестокие существа, монстры сами по себе, но друг другу они верны… и мне… Я думаю, что это может быть все, о чем я даже не подозревала, что ищу.

Еще раз наклонив голову, Теос накрывает мой рот своим. Его язык раздвигает мои губы и погружается внутрь. Со стоном смятения и разочарования я открываю рот и позволяю ему поступить по-своему — уступка, которую я никогда не делала ни для кого другого. То есть, для любого, кто не из Даркхейвенов.

Его поцелуй легкий и томный. Даже когда твердый выступ его члена скользит по ткани на моей заднице и поясницы, он не настаивает на большем. Вместо этого он, кажется, совершенно доволен тем, что просто целует меня. Его язык раскрывает меня снова и снова, его голова поворачивается то в одну, то в другую сторону.

Через несколько минут он меняет положение, побуждая меня повернуться и оседлать его, чтобы мы могли возобновить поцелуй. Не в силах ничего с собой поделать и каким-то образом понимая, что это всего лишь краткое бегство от нашей реальности, я позволяю ему.

Я опускаюсь к нему на бедра, прижимаясь к нему своей прикрытой тканью киской, скользя вверх-вниз, взад-вперед. Все это время его руки сжимают мои бедра, а его зубы, губы и язык сводят меня с ума. Мои бедра покрываются влажными соками, чем дольше длится поцелуй, а живот сжимается, сокращаясь от желания.

— Теос… — Я выдыхаю его имя, когда он отрывает свои губы от моих и отворачивает голову, когда я наклоняюсь, чтобы поцеловать его снова.

— Нет, Кайра, подожди.

Черт возьми, нет, я не хочу ждать. Обхватив его лицо рукой, я притягиваю его к себе и наклоняюсь, соблазняя его резкой встречей губ. Его низкий, рокочущий мужской смешок раздражает меня настолько, что я протягиваю руку между нашими телами и беру его член в ладонь.

Смех тут же обрывается, когда он делает резкий вдох. — Кайра. — Мое имя звучит предупреждением в его устах, на которое я не собираюсь обращать внимания.

Я поднимаю взгляд на его лицо, внезапно искажённое напряжением, и пробую первый медленный, аккуратный рывок — крепко обхватываю его ладонью и начинаю двигать рукой вверх-вниз, от основания к самому кончику. Он оскаливается, почти рыча.

— Черт возьми, Деа, — рычит он. — Ты меня убиваешь.

Выгибая бровь, я повторяю действие. — Уверяю тебя, — спокойно говорю я ему. — Я никогда никого не убивала таким образом.

Его бедра приподнимаются от прикосновений моей руки, толкаясь в моей ладони, пока он ищет большего давления, большего удовольствия. Я немного отодвигаюсь назад и протягиваю другую руку, на этот раз ниже, под его тяжелый член и к мешочку под ним. Теос хватается за простыни и одеяла по обе стороны от наших тел, скручивая их, когда еще одно неразборчивое ругательство срывается с его губ.

После всего, через что он и его братья заставили меня пройти, их коварные, иногда унизительные и более чем часто доминирующие личности, я думаю, что это первый раз, когда я почувствовала, что у меня действительно есть власть над одним из них. Я обнаружила, что мне нравятся эти ощущения.

Член Теоса дергается в моей руке, пульсируя, когда я добираюсь до головки и провожу большим пальцем по влажной открытой щели наверху. Перекатывая его яйца между пальцами, слегка сжимая их, я продолжаю качать его в своей хватке. Вверх и вниз, повторяя движения, пока этого не станет недостаточно для нас обоих.

Череда проклятий, а затем очень мучительное — Деа, — срывается с губ Теоса, когда я двигаюсь назад и вниз, прижимаясь всем телом к матрасу, пока мое лицо не оказывается над его членом. Одна его рука отпускает одеяло и запускается в мои волосы, развевающиеся серебристые пряди отводятся назад, от моего лица, и сжимая в твердый кулак.

— Да, — выдыхает Теос, когда я целую верхушку его члена, облизывая щелочку и пробуя там соленую жидкость. — Возьми меня, Деа. Возьми меня глубже, чем ты когда-либо брала кого-либо, и позволь мне кончить в этот прелестный ротик.

Дорогие Боги… Теос Даркхейвен — темный святой подо мной, его глаза полуприкрыты и опасно горят. Его губы приоткрываются, их округлость подчеркивается влажным блеском на них.

Внутри всё сжимается от безудержного желания, и я раскрываю рот шире, позволяя языку скользнуть вдоль нижней стороны его члена. Он на вкус — как соль и грех, опьяняющее сочетание, к которому я могу слишком легко привыкнуть… и слишком сильно подсесть. Оставив его мешочек, я обхватываю его член обеими руками у основания. Аккуратно провожу пальцем по вздувшейся вене от низа до самого верха, прежде чем взять его в рот. Как только мои губы сомкнулись на чувствительной, грибовидной головке, его бёдра резко подались вперёд, и он врывается внутрь сразу на несколько дюймов.

Рука на затылке сжимается, не давая мне отстраниться. Я опускаюсь все ниже и ниже, втягивая его, пока он не достигает задней стенки моего горла. Учащенно вдыхая через ноздри, я поднимаю взгляд из-под ресниц, чтобы увидеть выражение его лица. Голова Теоса наклонена вниз, его сияющие золотистые глаза устремлены на меня, на то место, где между моими губами находится его член.

Искра чего-то сродни молнии пробегает по моим венам, и я резко вздрагиваю. Это не только в моих венах, но я чувствую это в своем теле, между губами, на языке и на затылке, где он так крепко сжимает меня. Мой взгляд приковывается к его лицу, когда медленная улыбка растягивает его губы, и сквозь улыбку просвечивают белые зубы.

— Ты так мило выглядишь, преклоняясь передо мной, Деа, — ласково бормочет он. Собрав длинные пряди моих волос, он приподнимает их, собирая в кулак. — У тебя такие красивые волосы, — продолжает он, пропуская длинные завитки между пальцами. — Как паучий шелк.

Он покачивает бедрами напротив моего лица, прижимаясь, а затем отстраняясь на дюйм или два, потираясь нижней стороной своего члена о мой язык. Моя киска сжимается от желания, от голода. Хотя я хочу, чтобы он был внутри меня, чувствовать, как он жестко вторгается в мое тело, чтобы доставить мне столько боли или удовольствия, сколько он хочет доставить, — это действие, которое я совершаю для него, полностью порабощает.

Я хочу закрыть глаза и сосать его еще сильнее, позволить себе погрузиться в его вкус и запах и позволить ему использовать меня, как обычную шлюху. Я хочу, чтобы он изгнал все мысли из моей головы, все воспоминания о том сбивающем с толку сне. Потому что я знаю, что это именно так и было — сон. Так и должно было быть.

Кэдмона нет в живых. Его не может быть. Это просто принятие желаемого за действительное; желание испуганного ребенка иметь кого-то, к кому можно обратиться — кого-то более сильного, более знающего, кого-то, кто может что-то сделать, чтобы спасти меня.