По автохарактеристике Хармса на допросе 1 января 1932 г., текст стихотворения является антисоветским «…в силу своей абсолютной, сознательно проведенной мною оторванности от конкретной советской действительности. Это – типично буржуазная детская книжка, которая ставит своей целью фиксирование внимания детского читателя на мелочах и безделушках с целью отрыва ребенка от окружающей действительности, в которой, согласно задачам советского воспитания, он должен принимать активное участие. Кроме того, в этой книжке мною сознательно идеализируется мещански-кулацкая крепкая семья с огромным самоваром – символом мещанского благополучия». Некоторые нюансы имеются в характеристике, данной А. Введенским в показаниях 26 декабря 1931 г.: «…является политически враждебной современному строю потому, что она прививает ребенку мещанские идеалы старого режима и, кроме того, содержит в себе элементы мистики, поскольку самовар фетишируется» (Чинари. Т. 2).

А. Бармин по поводу наст. текста писал: «Интересны экспериментальные стихи Д. Хармса. Хармс, опираясь на детское творчество, нашел те условия, в которых слова и способы соединения слов входят в сознание с наибольшим эффектом. <…> Ребенок чувствует игру в разных способах соединения слов» (Бармин. С. 72–73).

Лучшей вещью Хармса назвал наст. текст В. Тренин, отметив, что он построен на «повторах, сходных с синтаксическим строем народного стиха» (Тренин. С. 24).

Самовар – кажется, эта «фамилия» может быть сопоставлена с украинскими фамилиями гоголевских персонажей. О популярности в кругу друзей Хармса самовара, как литературного мотива, вспоминает И. Бахтерев, приводя шуточное стихотворение Н. Заболоцкого от 12 марта 1927 г.: «Данька будет генералом, Шурка будет самоваром, Шурка будет течь да течь, генералу негде лечь…» (Бахтерев. С.74). Об эротических коннотациях мотива самовара см.: Левинтон. С. 125–137. См. также: 65, 76 и т.1 и 2 наст. собр.;

трёхведёрный – в разветвленной нумерологии Хармса число три занимает центральное место, объяснимое его особым значением не только в христианстве, но и, например, в индуизме, который изучал Хармс (см. также: 5, 49, 94 и т. 1 и 2 наст. собр.);

пыхал паром кипяток – ср. у Хармса: «бьется в чашке кипяток» (т.1 наст. собр., текст 86);

дядя Петя – одно из самых популярных у Хармса имен персонажей (см: 10, 20, 43, 49, 52, 60, 61, 63, 81, 84, 94 и т. 1 и 2 наст. собр.);

дедушка…; бабушка – то же, что старик и старуха – исключительно распространенный у Хармса мотив, имеющий фольклорное происхождение, а также связанный с его концепцией времени (см.: 3, 46, 48, 64 и т. 1 и 2 наст. собр.);

шкап – одно из двух (и колпак), по определению М.Мейлаха, «чинарских» слов (см.: Мейлах. С. 192; т.1 наст. собр., текст 26; 64, 66, 94 и т. 1 и 2 наст. собр.);

Всё – см. 10, 49, 61; так заканчиваются несколько десятков «взрослых» стихотворных текстов Хармса (см. т.1 наст. собр., текст 3 и мн. др.).

2. Иван Топорышкин*

Впервые – Ёж. 1928. № 2. С. 21. Автограф – ИРЛИ.

Печ. по тексту журнальной публ. с исправлением по автографу: «повалился» вместо «провалился» и воспроизведением подписи. Отметим, что в автографе фамилия персонажа: Тапорыжкин; учитывая хорошее знание Хармсом правильного написания слова топор, следовало бы отнестись к его написанию фамилии персонажа в автографе, как умышленной хармсовской «неправильности», более соответствующей его поэтике и, скорее всего, исправленной при публикации редакторами.

По свидетельству И. Бехтерева, фамилия персонажа первоначально была его (Бахтерева) собственным псевдонимом, использовавшимся при сочинении коллективной «эпистолярной поэмы» (Заболоцкий, Хармс, Бахтерев), украшавшей стену его комнаты (Бахтерев. С. 80).

Иван Топорышкин стал одним из постоянных персонажей журнала, но какова в этом авторская роль Хармса – не ясно; очевидно лишь, что он соучаствовал в коллективном творчестве, о чем свидетельствует фрагмент его автографа:

Иван Тапорыжкин подошел к Макару Свирепому и, сделав таинственное лицо, сказал:

«Теперь мы приедем очень скоро. Я всё привёл в порядок».

То есть как в порядок? – удивился Макар Свирепый

(май-июнь 1929 г. – РНБ).

В показаниях 23 декабря 1931 г. Хармс так охарактеризовал наст. текст: «К наиболее бессмысленным своим стихам, как например, стихотворение „о Топорышкине“, которое, ввиду крайней своей бессмыслицы, было осмеяно даже советской юмористической прессой, я отношусь весьма хорошо, расценивая их, как произведения качественно превосходные. И сознание, что они неразрывно связаны с моими непечатающимися заумными произведениями, приносило мне большое внутреннее удовлетворение» (Чинари. Т.2).

Упомянутое осмеяние прессой – возможно, псевдонимная рецензия в журн. «Бегемот»: «Что же касается Даниила Хармса, автора нашумевшего топора, то мы не собираемся его топить.

Мы бы только хотели, чтобы он, по примеру Яна Гуса, сгорел, если не откажется писать такие топорные вещи» (Ив. Не-Топорышкин. С.7).

В «Последних новостях» (Париж) 1 августа 1929 г. появился также неодобрительный отзыв Г.Адамовича: «Не только дети логике не научатся, но и взрослые разучатся, прочитав стихотворение» (цит. по: Путилова. С. 719).

Эту традицию продолжил, уже в период посмертного возвращения Хармса в литературу, В. Юдин: «Есть детские стихи-„перевертыши“, в которых юные читатели прекрасно разбираются. Но можно ли разобраться в вышеприведенной абракадабре?» (Юдин В. С. 9; ответом.: Маршак. С. 531).

Иное мнение и интерпретация Е. М. Левиной: «В этом произведении всё говорит о прекрасном знании фольклора и талантливом его использовании. Это перевертыш-скороговорка, описывающий картину охоты (по типу прозаических небылиц об охоте и охотниках). Эффект переверзии, способ варьирования одних и тех же мотивов зиждется на принципе метатезы (троп, характерный в равной мере и для фольклорного перевертыша)» (Левина. С. 122123).

Иван – см.: 1, 3, 4, 6, 22, 25, 44, 52, 62, 72, 73, 78, 87 и т. 1 и 2 наст. собр.;

Охота – см.: 8, 11; один из распространенных мотивов в текстах Хармса разных жанров, имеющий эротические коннотации и значение охоты за знаниями (см. т.1 и 2 наст. собр.);

топор – см. т. 1 и 2 наст. собр.

3. Приключения ежа*

Впервые – Ёж. 1928. № 7. 4 с. обл.; № 8. 4 с. обл.

Один из многочисленных написанных Хармсом текстов, игравших роль рекламы журнала.

<1>

Колька – равно популярное имя персонажей «взрослых» и «детских» текстов Хармса (см.: 6, 25, 49, 52, 60, 61, 66, 87, 89 и т. 1 и 2 наст. собр.;

Тете Наташе – в таком же сочетании см. т. 1 наст. собр.;

<2>

Ванька – см.: 1, 2, 4, 6, 22, 25, 44, 52, 62, 72, 73, 78, 87 и т. 1 и 2 наст. собр.;

старушка – см.: 1, 46, 48, 64 и т. 1 и 2 наст. собр.

4. «Отчего ты весел, Ваня?..»*

Впервые – Ёж. 1928. № 10. 4 с. обл. Один из «рекламных» текстов.

Ваня – см.: 1–3, 6, 22, 25, 44, 52, 62, 72, 73, 78, 87 и т. 1 и 2 наст. собр.

5. Почему*

Впервые – Ёж. 1928. № 12. С. 28.

По отзыву А.Бармина, «Интонация Хармса настолько выразительна, что её одной достаточно иногда для замыкания конструкции произведения» (Бармин. С.73).

три – см.: 1, 49, 94 и т. 1 и 2 наст. собр.

6. Театр*

Впервые – Отд. изд. Л., 1928.

В своих показаниях от 1 января 1932 г. Хармс отнес «Театр» к «особо халтурным произведениям»: «Помимо того, что эта книжка не сообщает детям абсолютно никаких полезных сведений, – она и по форме своей является чрезвычайно скверной, антихудожественной» (Чинари. Т.2).

По отзыву В.Тренина «Стилистически „Театр“ Хармса неравнозначен: здесь есть и отзвуки лубочных комических стихов, давно уже вошедших в детский фольклор <…>. И неожиданное отражение агитационных частушек Маяковского из плакатов „Роста“» (Тренин. С. 23).

Кольку – см.: 3, 25, 49, 52, 60, 61, 66, 87, 89 и т. 1 и 2 наст. собр.;

Ванька – см.: 1–4, 22, 25, 44, 52, 62, 72, 73, 78, 87 и т. 1 и 2 наст. собр.