Запыхавшись, очень взволнованный, я стоял у рельсов и смотрел на юго-восток, откуда должен был появиться эшелон. Я наскоро проверил мой зеркальный фотоаппарат, заправленный высокочувствительной пленкой 1600 Asa. Ее нам, конечно, тоже предоставили американцы, потому что, запроси мы ее у нашей собственной службы, нам пришлось бы ждать целую вечность. Я два раза нажал на кнопку, проверяя, работает ли механизм. Все в порядке. Потом на большом расстоянии я увидел три передних огня очень медленно двигающегося эшелона.
Описания начальника вокзала оказались очень точными. Он рассказал нам, что эти поезда едут мимо вокзалов и по дамбе Рюгендамм всегда чуть ли не со скоростью пешехода. Поезд прополз к вокзалу. Из-за длинного изгиба влево я смог рассмотреть с левой стороны по всей его длине. Мое сердце бешено колотилось. Фотоаппарат щелкал, фиксируя все, что было на поезде. Когда поезд наконец, полностью въехал на станцию, я тут же снова исчез в машине. – Они на самом деле идут, – крикнул я Герту в чувстве какой-то странной эйфории. Все сомнения последних часов как рукой сняло.
Мой партнер помчал по Рюгендамм назад на остров. – Надеюсь только, что у Вульфа ничего не сорвется, – заметил он. Оглянувшись назад, мы поняли по огням поезда, что он как раз начинает ползти по дамбе. – Выключить фары, – приказал я. – Фары выключены, – ответил Герт тоном летчика в кабине самолета. – Инфракрасные фары включить! – Включены! – Инфракрасные очки надеть! – Надеты! Теперь мы двигались по зоне Райхсбана, запретной для посторонних, в том числе и для нас.
Джип Вульфа стоял рядом с "Трабантом" у бюро начальницы станции. Она ни в коем случае не должна была нас увидеть. Пару дней назад Вульф еще раз спросил нас, что же ему делать, чтобы успокоить даму, если она все-таки что-то заподозрит. Герт тогда ответил: – Я и сам этого не знаю. Поиграй с ней в "не волнуйся, дружок", а если и это не сработает, то придумай что-нибудь. Главное, чтобы она не заметила, как мы катим по запретной дороге рядом с рельсами.
И как раз сейчас мы медленно проехали мимо ее бюро. Все было тихо – и темно. Я наиграно вздохнул: – Не понимаю. Мы идем на войну, а Вульф развлекается в станционной конторе. Язвительно улыбаясь и хихикая, мы съехали из запретной зоны Райхсбана на полевую дорогу. Через пару сотен метров мы остановились. За нами все было тихо. Тентовый верх машины был поднят, и я занял свою позицию с видеокамерой в руках.
Через немного времени мы увидели передние огни военного эшелона, который, выехав с вокзала Рамбин, значительно увеличил скорость. – Герт, началось, – воскликнул я. Огни локомотива быстро приближались. Мое сердце снова готово было выскочить из груди, когда Герт медленно поехал, постепенно разгоняясь. Мы шли где-то на шестидесяти километрах в час, когда поезд нас медленно обогнал. Благодаря инфракрасным приборам нам хорошо была видна дорога и с выключенными фарами. Тяжелой VHS-камерой я заснял первый тепловоз. Потом я медленно отклонился назад. Герт кричал в ночи: – Поймал ты его, черт побери, ты его поймал? Я рычал в ответ: – Да, но он едет слишком быстро, черт бы его побрал!
Вагоны действительно очень быстро проносились мимо нас. – Поддай газу, поддай газу, – кричал я. Но внезапно я свалился на пол машины. Герт не заметил на дороге яму и пронесся по ней, не затормозив. – Все в порядке? – спросил он в темноте. – Да, но едь же быстрей! – последовал мой ответ. Я снова выполз из моего люка. Солдаты на платформе дремали и нас не заметили. В товарном вагоне, в котором ехала охрана, сдвижная дверь была открыта где-то на метр. В проеме, прислонившись к дверному косяку, стоял солдат и курил.
Успев снова привести камеру в готовность, я еще раз крикнул вниз: – Герт, едь быстрее, быстрее, едь, едь, ну давай же, едь! Медленно и не пропуская ни одной ямы, мы приближались. Теперь уже мы обогнали грохочущий поезд. Я все фиксировал своим объективом. Зенитную установку, товарные вагоны, вагон с охраной, снова зенитку, и, наконец, оба тепловоза. Поезд снова прогремел мимо нас.
Через переезд без шлагбаума мы переехали пути и продолжили гнаться за эшелоном уже с другой стороны – по федеральному автобану, пока не обогнали поезд в Замтенсе. На полном ходу мы помчались дальше по направлению к Лицову. Инфракрасные съемки у обоих "свежих" из школы БНД должны были получиться в любом случае. После короткого инструктажа обоих ребят мы спрятали наш джип на какой-то боковой улочке. Перед нами был большой грузовой вокзал. Длинный товарный поезд стоял рядом с главным путем.
Чтобы не терять опасный эшелон из вида, мы залезли в вагон этого стоящего товарняка и оставили сдвижную дверь открытой на полметра. Весь грузовой вокзал был темным, освещение выключено. На ясном небе мерцали звезды. Тут мы услышали шум приближающегося эшелона. Я снова нажал на кнопку записи моей видеокамеры. Эшелон ехал очень медленно. И тут произошло что-то совершенно непредвиденное.
Завизжали тормоза, и вдруг поезд остановился прямо перед нами. Ко всему прочему, все освещение сортировочного вокзала снова включилось. За секунду стало светло, как днем. Как раз напротив нашего убежища стоял вагон с советскими солдатами. Почему поезд вдруг остановился, мы не могли определить. У меня было плохое предчувствие. Тут началась суматоха.
Сильно вооруженные солдаты выпрыгнули из вагона и побежали, быстро распределившись вдоль поезда. И тут ночную тишину прорезал выстрел из автомата. Герт и я на мгновение молча взглянули друг на друга. Потом я взял инициативу на себя: – Давай, сматываемся отсюда. Нужно бежать! Вперед! Мы открыли сдвижную дверь с противоположной стороны вагона и выползли наружу. Если бы русские заметили нас сейчас, возникли бы очень большие проблемы. Мы посчитали до трех и побежали прочь. Через пятьдесят метров нам посчастливилось увидеть небольшую дачную колонию.
Мы побежали так быстро, как только могли, и сходу перемахнули через старый забор из проволочной сетки. Герт приземлился между чаном с водой и кучей удобрений. Я грохнулся на овощную грядку. Пару секунд мы помолчали, ощупывая наши кости. Казалось, все было в порядке. Потом прислушались в сторону железной дороги. Там все еще что-то происходило, но с нашей стороны, возле стоящего товарного поезда, все, казалось, было тихо. – Дружище, у меня все болит, – простонал я. Но с этим можно было жить.
Герт, все еще лежа на спине, как майский жук, тоже простонал: – Приземление точно по уставу, господин капитан. Нога, задница, голова, санчасть.
Тихо пробираясь по садам, мы добрались до такого места, которое было достаточно далеко, чтобы мы чувствовали себя в безопасности, но все-таки могли отсюда наблюдать за поездом. Через минут десять он снова поехал. Мы все еще не могли сообразить, что случилось. Сначала мы, конечно, заподозрили наших новичков в жилом автомобиле. Может быть, ребята как-то привлекли к себе внимание? Но вскоре выяснилось, что они тут были не причем. В их фургоне было все спокойно.
Почему произошел выстрел, нам так и не удалось выяснить. Возможно, случайно – из не поставленного на предохранитель автомата. Но остановка поезда привела к тому, что нам удалось сделать прекрасные снимки атомных боеголовок. Американцы предоставили нам фотоаппарат с инфракрасной техникой, и эти фотографии были настолько четкими, что можно было даже прочитать серийные номера на боеголовках.
На обратном пути мы остановились у Ларри. Нас распирало любопытство, как все прошло тут. Американца будто подменили. Когда мы дошли до снимков и измерений, он от радости исполнил какой-то пляс, напоминающий танец индейца, вызывающего дождь. – У меня все в этих ящиках. Это не просто хорошо – это супер. Такого никогда раньше не было. Суперработа с вами, ребята, суперработа!
Удовлетворенные и гордые, мы поехали в Замтенс, чтобы обсудить с начальником станции подробности работы со следующим эшелоном. Железнодорожник глядел на нас с видом триумфатора, жаждущего похвалы: – Ну, как? Как я это все вам устроил? Я просто остановил поезд на сортировочной станции. Это было здорово, правда? Герт не знал, плакать ему или смеяться. – Так это были вы? С грязными от красной глины волосами, в совершенно порванных брюках и с большой дырой на шелковой куртке, Герт смотрел на нашего помощника так, будто прямо здесь и сейчас готов был предать его суду Линча. Мы взяли с нашего начальника вокзала обещание, что он больше не будет заниматься никакими импровизациями.
