Конфискация портфеля
Примерно в восемь вечера мы подъехали к нашей гостинице. Зарегистрировавшись, мы занесли наши чемоданы в комнаты и спустились к машине снова. Тут у входа в отель откуда-то уже появился Гайсбауэр и улыбался нам: – Вот так театр, верно? И они еще занимаются с вами делами. Ну, а мы решим все очень элегантно. Потом он вытащил из кармана служебное удостоверение и письмо с полномочия. Торжественным тоном он объявил: По поручению уполномоченного по вопросам безопасности БНД я должен забрать находящиеся в вашем распоряжении служебные документы. Я прошу вас отдать мне их все. Мой ответ был кратким: – Да с удовольствием. Потом я передал ему портфель.
– Вот, – простился он с нами, – теперь это уже не ваша проблема. Я скажу Херле, что вы долго оборонялись и не хотели отдавать документы. Но без толку, вы же не могли не выполнить приказ своего начальника. А теперь позвоните ему, пожалуйста, и скажите, что случилось. Я вздохнул и спросил Фредди, не возьмет ли он на себя такую приятную задачу. – Нет, – упрямо отказался тот, – и спички тоже тянуть не буду. Херле позвонил сам. – Да, слушаю? Когда он услышал мой голос, то тут же спросил: – Где вы? Я жду вас здесь! Быстро я рассказал ему, что случилось, а потом с вытянувшимся лицом немного отвел трубку от уха. Херле выкрикивал слова раздельно: – Ну – до – завтра – господин – Даннау! Потом он бросил трубку.
После этой операции наше общение с Херле свелось исключительно к взаимному недоверию. Он требовал, чтобы мы бюрократически обработали всю нашу предыдущую деятельность в Берлине, то есть написали задним числом отчеты о более 850 встречах с источниками, информаторами и агентурными помощниками. Как уже отмечалось, в Берлине бумаги велись не так аккуратно, как в Мюнхене. Так как не было никакой возможности по прошествии довольно долгого времени справиться с этим всем в разумных рамках, я сделал еще один ход, чтобы привести документацию в более-менее современное состояние.
Я предложил доктору Карбергу провести масштабное опрашивание агентов. При этом Херле, он теперь командовал 13 А (бывшим 12 А) мог ставить конкретные вопросы, на которые мы бы отвечали, в такой степени, в какой все это еще можно было прояснить. Затем, предложил я, можно было бы составить соответствующие протоколы, которые мы бы дополнили в нужных местах. Карберг был согласен. Но чуть позже он расстроенный вернулся от Херле. – Мне очень жаль, – сообщил он нам, – но шеф отверг эту идею. Вы должны все обработать так по форме, как это делают оперативники здесь. Я вам честно скажу, я тоже его не понимаю. С одной стороны он жалуется на недостаточное количество донесений, с другой требует рациональной и разумной обработки.
Так чего же добивался этот человек? У нас были большие успехи. Полученная нами информация оценивалась очень хорошо, выше, чем в среднем в Службе. Фредди считался агентуристом с самыми лучшими оценками в нашем подразделении. Мы накопили так много часов переработки, что стоило бы нам ими воспользоваться, мы могли бы отдыхать целый год. Так чего же еще нужно было доктору Херле? Почему он так настаивал на своем личном ознакомлении с "материалом Зорбас"? Почему он у каждого нашего агента пытался выбить информацию, располагает ли тот какими-то сведениями о спецслужбах противника, чтобы потом так же быстро этих агентов "отключить"?
Вскоре после встречи в Лозанне в начале августа последовал следующий контакт с "Рюбецалем". Он согласился на так называемый разговор со специалистами и приехал для этого во Франкфурт. Встреча состоялась 19 августа 1996 года в отеле "Эрпорт Шератон". Ульбауэр приехал с большой командой, а "наружники" из QB 30 установили в номере 7034 так называемую "систему скоростного движения". Она использовалась для прямой зашифрованной передачи данных в Пуллах, благодаря которой прямо во время разговора высказываемые агентом сведения тут же могли подвергаться проверке в Центре.
На самой встрече в номере 7048 участие принимали "Рюбецаль", Ульбауэр, Фредди и я. Источник "бил ключом" и выдал множество данных на разных людей, которые мы могли быстро проверить по "системе скоростного движения". Данные оказались правильными. И снова "Рюбецаль" указал на серьезную измену в БНД. Сразу после этого 19 августа 1996 года началась внутренняя контрразведывательная операция под кодовым обозначением "Козак-2". Она была направлена против одного высокопоставленного сотрудника БНД. Хотя прямой контакт подозреваемого лица с одной из российских спецслужб доказать не удалось, но были собраны улики и подозрительные связи, подкреплявшие подозрения. Среди прочего в его доме были найдены дискеты с секретными сведениями служебного характера. Кроме того, он, хотя и был женат, поддерживал интимную связь с одной сотрудницей штаба президента БНД.
Во время расследования, кстати, возникло подозрение, что данное лицо было предупреждено о проводившейся проверке. В 52-м подотделе вспыли сведения, которые могли быть интерпретированы как доказательства существования еще одного "крота" в БНД. Сыщики при этом опирались на показания "Рюбецаля" и собранную ими самими информацию.
То, что операция "Козак-2" очевидно была предана, представляло собой огромную проблему для контрразведки. Уполномоченный по вопросам безопасности Вильгельм через какое-то время охарактеризовал операцию так: – Эта Федеральная разведывательная служба в то время была такой же дырявой, как швейцарский сыр. Потому, на основе новых собранных данных, в декабре 1996 года началась дополнительно новая контрразведывательная операция "Козак-3".
Серьезные подозрения против Фолькера Фёртча
В то же время произошло другое событие. Фредди и я сначала без комментариев приняли это к сведению, потому что еще не знали подоплеки. Томберг, тогдашний руководитель следственного реферата, уже через короткое время был переведен на новую должность в административном отделе БНД. Судя по слухам, Томберг, профессиональный юрист, как только вступил в должность начальника следственного отдела, тут же провел крупномасштабное расследование провалов последних лет. Его выводы гласили, что некоторые крупные руководители БНД попадали под подозрение как возможные предатели. На первом месте списка стояла фамилия Фёртча.
С этими знаниями и с результатами своей экспертизы мужественный Томберг направился к своему начальнику отдела Фёртчу и представил ему эти результаты. "Серый кардинал" Службы отреагировал невероятно круто и потребовал перерода неудобного Томберга на другую должность. Так и случилось. Никто из сотрудников не понимало реакцию Фёртча, ведь он был не молодым горячим сорви головой, а седым ветераном, служившим в БНД с 1957 года. Если совесть Фёртча была чиста, то он как раз должен был бы инициировать расследование, чтобы узнать правду и отвести от себя все подозрения. Вместо этого, Томберга перевели в другой отдел – любимый метод, чтобы избавиться от критиков внутри Службы.
То, что я узнал об этих событиях, вполне совпадало с тем, что пережили и мы с Фредди, а именно, что Фёртч очень опасался честного профессионального рассмотрения вопроса. В щекотливых ситуациях он всегда использовал свое влияние и контакты в аппарате. Внутри Службы у него было много близких знакомых на важных постах. Во время одного обсуждения в следственном реферате один сотрудник проронил фразу: – Тут точно шурин был замешан! На мой вопрос о смысле этих слов, мне открыли то, что все остальные уже давно знали. Доктор Херле был родственником Фёртча.
Когда у уволился из Службы, мне в руки попала резолюция уполномоченного по оперативной безопасности Мёдлинга, где от руки было написано:
_"Господин Ульбауэр, 52 D, вечером 12.03.96 встретился с Тойбнером/Даннау и "конфисковал" у них отчет об их последней встрече с "Рюбецалем".. С того времени начальник управления доктор Херле провел несколько бесед с Пятым отделом, в том числе с Ульбауэром и начальником Пятого отдела, называя такой поступок неприемлемым. Подключен начальник 12-го подотдела. Начальник Пятого отдела (Фёртч) принял решение о том, что начальник управления доктор Херле должен быть проинформирован в полном объеме и получить все доклады о встрече"._
