Новый шеф тоже считал необходимым разобраться с некоторыми "хвостами" прошлого. Но в основном его интересовало будущее. Ученый-геолог по профессии, доктор Карберг оказался и хорошим стратегом. Он стал заместителем Херле, но с ним у Карберга было мало общего. Для Карберга на первом месте стояли люди: сотрудники, их семьи, агенты. Мы были согласны с ним, что с лучшим отношением к людям, с лучшим обликом человека Служба сможет достичь лучших успехов. И как раз в отношении к людям Карберг и Херле отличались как небо и земля. Мы с того дня стали называть Карберга "большим доктором", а его начальника "маленьким доктором". Увидев эти новые перспективы, мы вновь стали смотреть в будущее с большим оптимизмом.
Палки в колеса
Доктор Херле вначале не стал выполнять распоряжение президента, а, напротив, приказал, чтобы мы оставались в Мюнхене все время, пока указание не поступит к нему в письменной форме. Целых шесть недель длились проволочки, пока он не дал свое согласие. И все шесть этих недель нам постоянно угрожали дисциплинарными наказаниями, если мы не будем оставаться всю рабочую неделю в Мюнхене. Два распоряжения о нашем переводе были, как нам сообщали, якобы потеряны в ходе внутренней пересылки из одного отдела в другой. Ситуация была безумной. Все знали, что произошло, только Херле продолжал настаивать на нашем присутствии. Я еженедельно писал отчеты о моей деятельности за каждый день, которые далеко выходили за привычные рамки. Каждый телефонный звонок, каждое иное служебное поручение мною тщательно фиксировалось в отчете. Доктор Карберг, который, естественно, обязан был быть лояльным по отношению к своему шефу, принимал у меня отчеты со словами: – Я не понимаю его, да и никто не понимает его. Но что я могу сделать? Я ему сообщил, что здесь все в полном порядке.
Когда бумага о моем переводе, наконец, была передана лично доктору Херле, ему ничего не оставалось, как нехотя уступить. – Если вы полагаете, что это продлится долго, – прикрикнул он на нас, – то вы ошибаетесь. Ситуация становилась для нас тяжелее с каждым днем. Херле достиг высот мастерства в единственной сфере деятельности, в которой он на самом деле был асом, – в интриганстве. За нашей спиной он начал служебные расследования, потому что якобы нашел какие-то некорректные или подозрительные моменты в нашей деятельности.
Среди прочего, он передал части оперативного досье одного из наших лучших информаторов в Баварское земельное управление уголовной полиции. А в этих документах была не какая-то чепуха, а настоящие данные о личности источника. Например, Херле выразил сомнения по поводу подписей источника. При этом каждый мог понять, что подписи на расписках были идентичны подписи в паспорте информатора. Потому из этой акции ничего не вышло, кроме большого риска для агента.
Конечно, я говорил с ним об этой бессмысленной акции и указал на опасность, которой из-за таких действий может подвергнуться агент. Вот тут Херле и выдал фразу, полностью показавшую его позицию: – Ну а что вы, собственно, хотите. В конечном счете, они все равно преступники: шпионы, предающие свою собственную страну.
В 1996 и 1997 годах Херле инициировал три больших расследования. В первую очередь проверялось управление агентами и особенно финансовые расчеты с ними. За этим следовали личное окружение и личные контакты. Все персональные проверки завершились положительно. На нас ничего не удалось повесить.
Маленький доктор все старался задать нам перцу. Но откуда исходило это все? Зачем он делал это? Какая была у него причина, чтобы так третировать двух своих лучших агентуристов? Комментарии Херле, касающиеся наших отчетов, вдруг стали невероятной длины. Казалось, он пытается вовлечь нас в интенсивную переписку, которую можно было бы даже считать дружбой по переписке – если бы только она исходила не от него. В одной из больших обобщающих оценок деятельности Фредди и меня, вышедшей из-под пера тогдашнего уполномоченного БНД по вопросам безопасности, был, к примеру, такой пассаж:
_"На самом деле в прошлом было много подозрений, касающихся бывшего места службы данных оперативников. Они простирались от подделки подписей до растраты выделенных для оплаты труда агентов денег и многого другого. Но все эти подозрения были тщательно проверены нашей службой, и было выяснено, что они необоснованны. Тем не менее, наговоры не прекратились. Было похоже на то, что этих оперативников хотят на все времена представить людьми, недостойными доверия"._
Одновременно Херле начал за нашей спиной устанавливать контакты с нашими источниками. Первая попытка была ужасно неуклюжей. Когда мы встречались с агентом, проходящим под псевдонимом "Лилиенталь", он вдруг послал другого агентуриста-связника по фамилии Шубек и, не долго думая, приказал нам передать ему "Лилиенталя" на связь. Нам пришлось подчиниться приказу, хотя эта процедура никак не соответствовала правилам нашего ремесла – такие глубокие изменения не должны происходить без тщательной заблаговременной подготовки.
С источником "Уленшпигелем" Херле поступил тоньше. По его просьбе мы взяли на встречу с "Уле" нашего бывшего шефа Шёнера. Потом произошло следующее. Шёнер уехал раньше окончания встречи. Но прямо перед тем, как отправиться на вокзал, он успел поговорить с "Уленшпигелем" наедине. Он в лоб спросил его, не хочет ли он работать исключительно с ним. У Фредди и меня, мол, скоро возникнут большие проблемы, а потом нам придется уйти из фирмы. Кроме того, он, Шёнер, сможет предложить ему больше денег. "Уленшпигель" был очень обижен и горько жаловался нам. Разве так можно поступать, говорил он. "Уле" сожалел, что вокруг него шла такая мелкая возня.
Третья "обходная операция" доктора Херле тоже оказалась неудачной. Нас вызвал к себе Карберг. Херле, сказал он, приказал ему немедленно взять на себя связь с агентом "Мюнхгаузеном". Но Карберг выступил за чистую передачу, чтобы не обидеть никого из задействованных лиц. Мы были не в восторге, Кто же добровольно хочет отдать такого успешного агента? Но мы все-таки, в конечном счете, организовали передачу, потому что в наших глазах Карберг был серьезным разведчиком.
Четвертый случай касался агента под псевдонимом "Рюбецаль". Его история говорит сама за себя. Естественно, нашими сведениями, которые мы собирали под общим названием "материал Зорбас" и касались возможного русского "крота" в БНД, интересовались не только люди из отдела безопасности. В берлинские времена Херле отбросил наши первые сведения, как "не имеющие никакой ценности", но теперь он хотел все точно знать. Указания на утечку в Службе поступали в первую очередь от агента "Рюбецаля". Жажда знаний доктора Херле ко всему, что касалось донесений "Рюбецаля" не знала границ. При этом он никоим образом не отвечал за какие-либо контрразведывательные операции.
Источник и все вокруг него действительно относились к сфере ответственности Херле. Но содержание донесений обычно отправлялось только аналитикам, а намеки на возможную утечку только службе внутренней безопасности. Херле повел себя очень странно, как только узнал, что у "Рюбецаля" есть доступ к очень важной и специфической информации. И если в прошлом он был очень прижимист при выдаче денег на оперативные расходы, то в деле "Рюбецаля" он вдруг проявил невиданную щедрость. Он был готов заплатить любую сумму и превзошел самого себя, разбрасываясь комплиментами в превосходной степени.
16 апреля 1996 года Херле сходу сделал заявку в центральное финансовое управление БНД 90 FY на получение ста тысяч долларов для "Рюбецаля", даже не зная, будет ли "Рюбецаль" поставлять вообще ценную информацию. Кроме того, через своего заместителя по оперативной безопасности Мёдлинга он заказал дополнительно пятьсот тысяч долларов. Но об этом мы узнали намного позже встречи и прямо остолбенели от изумления.
Что на самом деле произошло на встрече в Лондоне?
История протекала так. На обычной рутинной встрече в лондонском отеле "Гемпшир" 7 марта 1996 года "Рюбецаль" отказался встречаться с неизвестными ему сотрудниками БНД. Именно из-за того, что он знал о возможном "кроте", он проявлял необычайную осторожность. Теперь предстояла новая встреча с ним, 17 апреля 1996 года, снова в британской столице. Когда до нашего отъезда оставались считанные дни, доктор Херле вдруг заявил, что хочет поехать с нами, чтобы лично познакомиться с "Рюбецалем". Это нас вовсе не обрадовало.
