Однако уже современники нашли разгадку этой странной ситуации — в частности, современник Юстиниана, исторический писатель, видный военный и государственный деятель того времени Прокопий Кесарийский. Этот Прокопий был официальным историографом — автором книги о войнах Юстиниана, о его постройках, но, кроме того, под его именем сохранилась так называемая «Тайная история», во многом совершенно противоположная той официальной, хвалебной истории, которую он дал в других своих сочинениях, написанных по заказу. В этой «Тайной истории» он выступает как непримиримый, злобный разоблачитель Юстиниана и Феодоры. И вот этот то автор, которого явно не следует подозревать в каком-либо сочувствии к императору или императрице, объясняет, что столь различное поведение Юстиниана и Феодоры в отношения еретиков, было хорошо продуманной политикой. Они разделили функции: Юстиниан карал, в то время как Феодора давала еретику надежду на милосердие государственной власти и таким образом пыталась вовлечь их в общение. Говорить о всеопределяющем влиянии Феодоры на Юстиниана не приходится, хотя в некоторые моменты она, действительно, показывала больше мужества и рассудительности.
Например, в самый критический момент народного восстания, о котором я уже говорил, Юстиниан готов был бежать из Константинополя, но Феодора остановила его и сказала, что императорская багряница самый лучший саван (т. е. даже если предстоит вскорости умереть, лучше умереть в императорском звании). Юстиниан ее послушался, и восстание было вскоре разгромлено. Это влияние Феодоры не могло быть всеопределяющим хотя бы потому, что значительная часть жизни и царствования Юстиниана прошла без нее — например, через пять лет после ее смерти произошло такое важнейшее событие, как Пятый Вселенский Собор. Вообще мы не должны видеть в Юстиниане только политика, который смотрит на церковные дела под углом узко государственных интересов.
Юстиниан был, как большинство его современников, кровно, внутренне заинтересован в тех догматических спорах, которые шли и на Востоке, и на Западе. Он был к тому же крупнейшим богословом своего века. Придя в себя после этого страшного восстания константинопольского народа, он вплотную занялся церковными вопросами. Конечно, самым важным делом была проблема монофизитства.
С целью уврачевания этой болезни Юстиниан в начале 30-х годов устраивает в Константинополе собеседование православных и монофизитских богословов, куда приглашаются виднейшие представители монофизитства. Это собеседование не имеет никаких практических последствий. Тогда Юстиниан идет дальше. Вникая в богословие минувших полутора столетий, он пытается осмыслить то, что сделано III и IV Вселенскими Соборами. Немало проблем оставалось и здесь, ведь при желании можно было найти противоречие между воззрениями св. Кирилла и св. Льва Великого. Предстояло осмыслить православное богословие, православную христологию как единое целое. Предстояло дать богословский синтез учения двух Вселенских Соборов, который и выпало осуществить Юстиниану. Некоторые современные ученые называют богословие св. Юстиниана неохалкидонизмом. Изобретатели этого термина вовсе не хотят доказать, что он хоть в какой-то мере отрекся от Халкидонского Собора, потому что это доказать невозможно. Юстиниан на каждом шагу не только утверждает, но и доказывает свою верность Халкидонскому вероопределению, однако рассматривает его в свете учения св. Кирилла Александрийского. Юстиниан не боится так называемых теопасхитских выражений (например, формулы вроде «Един от Святой Троицы пострадал плотию» — совершенно неприемлемой для несториан, но, тем не менее, вполне православной). Теопасхитство — это учение о страданиях Бога. Несториане считали, что Божественная природа бесстрастна, поэтому говорить о страданиях Сына Божия невозможно. А православные, прежде всего св. Кирилл Александрийский, утверждали, — что Сын Божий — второе лицо Пресвятой Троицы, — усвоил себе человеческую природу со всеми ее свойствами, так что можно говорить и о страданиях Сына Божия.
Кратко богословие св. Юстиниана выражено в тексте, который вы все хорошо знаете, это тропарь «Единородный Сыне…», исполняемый за всякой литургией. Тропарь этот, как единогласно говорит предание, составлен самим Юстинианом. В период между III и IV Вселенскими Соборами была чрезвычайно оживленная полемика между св. Кириллом и богословами антиохийской школы. Антиохийские богословы очень долго защищали Нестория, поэтому некоторые из них предстали перед Халкидонским Собором как обвиняемые — например, крупнейший богослов этого времени блаженный Феодорит, епископ Киррский.
Уже будучи на Соборе, Феодорит Киррский никак не решался анафематствовать Нестория, которого он прежде защищал в пространных сочинениях, хотя и не был полностью солидарен с его крайностями. И только после того, как Феодорит анафематствовал Нестория, отцы приняли его в свое общение. Кроме того, на Халкидонском Соборе было суждение о православии другого епископа — Ивы Эдесского. Собор принял Иву Эдесского в общение, хотя и у него были очень резкие высказывания против св. Кирилла. То, что эти два епископа были приняты в общение Халкидонским Собором, для многих оказалось равносильно реабилитации их учения в полном объеме, это давало шанс на выживание в Церкви несторианских тенденций, а с другой стороны, делало весьма затруднительным привлечение к ней монофизитов. Но Юстиниан смотрел еще глубже, он подверг изучению труды и того богослова, который явился настоящим родоначальником несторианства. Это был уже упомянутый у нас Феодор, епископ Мопсуэстийский.
Действительно, в сочинениях Феодора Мопсуэстийского, который стал чуть ли не единственным богословом несторианской церкви, оказалось множество элементов несторианства. Результат своих богословских исследований Юстиниан изложил в указе (эдикте), который получил название «Эдикт о трех главах». Три главы — это три параграфа Эдикта, где осуждается личность и учение Феодора Мопсуэстийского, а также то неправославное, что есть в сочинениях Феодорита Киррского и Ивы Эдесского. Но иногда говорят о трех главах применительно к самим этим трем епископам. «Эдикт о трех главах» вызвал большие споры. Особенно протестовал Запад, видевший в этом документе покушение на Халкидонский Собор, на учение папы св. Льва Великого.
После нескольких лет спора Юстиниан решил созвать новый Вселенский Собор. Этот Собор — V Вселенский — состоялся в 553 г. в Константинополе и поэтому иногда называется Вторым Константинопольским. Заседания Собора были в помещении, которое соединяло храм Святой Софии с императорским дворцом. Император уклонился от присутствия на Соборе, и его чиновники являлись туда только для прочтения посланий Юстиниана и других документов, а затем удалялись. Однако, несмотря на это, влияние императора на ход дела было определяющим. В своих посланиях Юстиниан во всех подробностях заранее определил программу занятий Собора и недвусмысленно дал знать, к каким выводам он должен придти, так что Собор действовал в соответствии с волей императора. Председательствовали на нем по очереди восточные патриархи.
Если Халкидонский Собор в свое время обнаружил наибольшую благосклонность к папским притязаниям на первенство в Церкви, то о V Вселенском Соборе нужно сказать, что это самый антипапский Собор в ряду всех семи. Это единственный Собор, во время которого римский папа присутствовал в городе, где он происходил. Однако явиться на Собор папа не пожелал. Римскую кафедру в то время возглавлял Вигилий. За несколько лет до того он был назначен папой по приказу Юстиниана и сам по себе готов был действовать в духе церковной политики императора. Вместе с тем, вынужденный считаться с мощной оппозицией западного епископата, он пребывал в постоянных колебаниях. За короткое время Вигилий четырежды письменно высказался по поводу одного и того же стоявшего на Соборе вопроса, причем всякое новое его высказывание противоречило предыдущему, и в некоторых случаях папа так прямо и говорил, что прежде ошибался. Уже одна эта история с противоречивыми высказываниями папы Вигилия по догматическим вопросам, наносит очень серьезный удар по учению о папской непогрешимости в делах веры, и католические историки испытывают здесь большие затруднения. Чтобы защитить догмат своей Церкви, им приходится идти на весьма сомнительные вещи. Например, на отрицание Вселенского достоинства V Собора, который многократно признавался таковым и последующими римскими папами, и самим Вигилием Собор, в конце концов, был признан.
