Первый Вселенский собор, как вы знаете, собрался по поводу ереси Ария. Арий был пресвитером в Александрии — крупнейшем церковном центре, втором по величине городе империи, и, безусловно, первом по своему культурному значению. Это относится к культурной роли Александрии в языческом мире, и в такой же мере — в Церкви первых веков: Александрия, несомненно, и тогда, была не только интеллектуальным, но и богословским центром. Но сказанное вовсе не означает, что этот центр был непогрешим. Имеющая в себе всю полноту благодати и утвердившаяся на крови мучеников. Церковь, однако, еще не пришла в полноту своего исторического свершения, и в церковной жизни были, конечно же, и недостатки. Это проявлялось, кроме всего прочего, и в области богословия — два крупнейших богослова доконстантиновской эпохи — Тертуллиан на Западе и Ориген не Востоке — оба впали в ересь.
Ориген был как раз александрийцем. Еще при своей жизни он подвергся осуждению не столько из-за своих богословских позиций, сколько по каноническим мотивам, хотя его влияние по-прежнему было очень сильным. Об Оригене мы будем говорить немножко подробнее, когда дойдем до Пятого Вселенского собора, окончательно его осудившего. А сейчас — о другом александрийском богослове — пресвитере Арии.
В Египте (Александрия — центр тогдашнего Египта) Церковь имела такую структуру: Александрия была огромным городом, который имел безусловное влияние на очень обширную область, куда входили территории Египта и современной Ливии. В этой области было очень много маленьких Церквей во главе с епископами, но все эти Церкви подчинялись авторитету александрийского епископа, и он правил иногда довольно круто, можно сказать диктаторски: век спустя святитель Иоанн Златоуст, в споре с александрийским епископом, называл его фараоном, определив этим названием диктаторский образ правления последнего. Лишь пресвитеры города Александрии несколько ограничивали власть александрийского епископа. Пресвитеры играли очень значительную роль в александрийской Церкви — они управляли большими секторами города и в своем управлении были довольно независимы от своего епископа.
И вот один из этих весьма высоких в Александрийской Церкви лиц, пресвитер Арий, выступил с лжеучением. Лжеучение Ария относилось к учению о Святой Троице, так что спор Церкви с Арием открывает эпоху тринитарных споров: споров о догмате Святой Троицы. Эти споры продолжались на протяжении 4-го века, и с ними связаны первые два Вселенских собора. В Евангелии от Иоанна Христос говорит: «Я и Отец — одно». Эти и другие подобные речения Священного Писания были всегда основой церковной веры в божественное достоинство Господа Иисуса Христа, на которое и покусился теперь Арий.
Учение Ария мы не можем установить с полной точностью, потому что собственных сочинений Ария не сохранилось, а в изложении его учения у полемизировавших с ним православных есть определенные противоречия. Однако все-таки можно утверждать, что Арий учил о тварности Сына Божия, о том, что Сын Божий сотворен Богом-Отцом прежде всех век, то есть совершенно ниспровергал учение Церкви о Святой Троице. Арий, однако, вовсе не утверждал, что Христос — это простой человек, и его учение заключается вовсе не в этом. Согласно ему, Христос — это человек, соединившийся с Сыном Божиим. Но сам Сын Божий — это по Арию, так сказать, божество низшего порядка.
Когда возник спор православных с Арием, св. Константин, как и прежде, надеялся, что ему не придется вмешиваться. Он думал, что спорящие стороны послушают его увещаний и дела уладятся. Однако конфликт разгорался все больше и больше. И тогда, чтобы решить этот спор, св. Константин созывает Вселенский собор. Церковные соборы созывались и раньше, но они были гораздо меньшего масштаба. Это всегда были соборы местные, хотя такие соборы часто сообщали свои решения в важнейшие церковные центры. Теперь первый христианский император созывает Первый Вселенский собор. Этот собор Константин мыслит как императорское учреждение. В распоряжение епископов, которые должны были приехать на собор, он предоставляет средства императорской почты. Он не ограничивается ролью внешнего организатора собора. Император сам является на Собор, собравшийся в 325 году в малоазиатском городе Никее и председательствует на нем, хотя в этот момент он не только еще не крещен, но даже не вошел в число оглашенных. Мало того, что он председательствует, он предопределяет соборные решения.
Когда обсуждается главный спорный вопрос об учении Ария, и долгий спор ни к чему не приводит, в конце концов, предлагают выступить епископу Кесарии Палестинской Евсевию. Это был один из самых ученых епископов своего времени. Ему, по-видимому как епископу того города, которому административно подчинен святой град Иерусалим, как епископу-хранителю предания Иерусалимской Церкви, поручается прочитать крещальный символ веры своей Церкви. В то время еще не было всеобщего Символа Веры. У нас есть Символ Веры, который называем Никео-Константинопольским. Ясно, что в то время еще не было ни Никейского, ни Константинопольского соборов. Однако это не значит, что вовсе не было никаких символов веры. Символ Веры — краткое изложение веры, которые оглашенные, т. е. готовящиеся к крещению, выучивали на память и должны были прочитать во время крещения — такой символ существовал в каждой Церкви. Например, на западе был особенно распространен так называемый Апостольский Символ Веры — более простой, чем ныне принятый у нас Никео-Цареградский. Когда епископ Евсевий прочитал символ своей Церкви, он понравился очень многим, но не потому, что он вносил ясность в спорный вопрос, а как раз потому, что он не содержал в себе ясного разрешения спорного вопроса и, таким образом, мог явиться почвой для компромисса, т. е. мог удовлетворить обе стороны. Тогда слово взял св. Константин. Он сказал, что очень хорошо принять этот символ, но нужно сделать одно добавление: нужно отметить, что Сын единосущен Отцу. Вот это слово «единосущный» и есть тот ответ, который Церковь дала на лжеучение Ария, и вместе с тем — важнейший результат Первого Вселенского Собора.
Однако не надо думать, что все обрадовались, когда услышали слово «единосущный». Это слово в свое время было на востоке скомпрометировано тем, что его употребляли савеллиане, т. е. те, кто сливал лица Святой Троицы. Поэтому восточные епископы не только не могли бы предложить этого термина, но и когда он был предложен св. Константином, отнеслись к нему весьма сдержанно. По всей видимости, св. Константину этот термин был подсказан западными епископами, прежде всего его придворным епископом Осией Кордубским из Испании (мы не должна забывать, что сам св. Константин был западным человеком — он родился и вырос в латинском мире: правил сначала в Галлии, потом в Италии и лишь за год до Вселенского собора распространил свою власть и на восточную часть империи, объединив все государство под своей державой). Однако же, подчиняясь давлению св. Константина, епископы, собравшиеся на Первый Вселенский Собор, приняли символ веры в той формулировке, которая была предложена императором. Так св. Константин довел Вселенский Собор до успешного конца, т. е. до осуждения Ария и до положительного вероучения, и затем, естественно, постарался, чтобы все приняли деяния этого Собора, хотя это было совсем нелегко — у Ария оказалось очень много друзей и сторонников.
Несмотря на противодействие, которое встретил св. Константин, он до конца своей жизни не поколебался и был верен Никейской вере, т. е. православному учению, изложенному Первым Вселенским Собором, хотя друзья Ария и предприняли невероятные усилия, чтобы изменить мнение императора. Действия еретиков после Первого Вселенского Собора имели коварный характер. Они старались хитростью воздействовать на Константина, ибо видели, что он не станет сторонником Ария по существу. Поэтому начались всякие интриги, чтобы усилить позиции ариан. Прежде всего сторонники Ария стали доказывать, что Арий не виноват в том лжеучении, которое было ему приписано и, таким образом, Собор напрасно его осудил. Иными словами, не желая покушаться на деяния собора, влиятельные сторонники Ария стали предпринимать усилия для его личной реабилитации. Сам Арий был не прочь действовать в таком лицемерном духе. Он соглашался воздерживаться от самых определенных суждений, однако «личное дело» Ария завершилось, когда его внезапно настигла смерть.
