Главный план развивался медленно. Началом ему послужил результат той первой встречи, когда он обозвал ее толстухой и прогнал прочь. Она перестала объедаться сладостями, немного похудела, а он даже внимания не обратил. Потом, когда он вернулся в Рим и был еще грубее с ней, она утвердилась в своем решении и стала отказываться от еды. Сначала приходилось очень трудно, но потом она обнаружила, что после долгого соблюдения полуголодного режима аппетит существенно уменьшился и голодные спазмы прекратились.

Итак, с того времени, как Луций Гавий Стих умер в результате продолжительной болезни, прошло восемь месяцев, и главный план Юлиллы был почти в полном разгаре. Осталось разрешить некоторые досадные проблемы. Например, требовалось добиться, чтобы Сулла непрерывно думал о ней; нужно было поддерживать себя в правильной весовой категории и при этом не отдать концы.

Проблему Суллы она решала с помощью писем.

Я люблю тебя и никогда не устану говорить тебе об этом. Если письма – единственный способ заставить тебя слушать меня, тогда пусть это будут письма. Десятки. Сотни. Тысячи, если будут проходить годы. Я завалю тебя письмами, утоплю тебя в письмах, раздавлю тебя письмами. Что еще остается римлянке, кроме писем? Я насыщаюсь ими, когда пишу тебе. Ведь ты отказываешь мне в той единственной пище, которой жаждет мое сердце, моя душа!

Мой самый жестокий, самый безжалостный и беспощадный возлюбленный! Как можешь ты оставаться вдали от меня? Разрушь стену между нашими домами, проберись тайком в мою комнату, целуй меня, целуй, целуй меня! Но ты этого не сделаешь. Я так и слышу, как ты говоришь мне это. А я лежу здесь, слишком слабая, не в состоянии покинуть эту ужасную, ненавистную кровать. Что я сделала такого, чтобы заслужить твое безразличие, твою холодность? А где-то там, под твоей белой, под твоей молочной кожей, свернулась клубочком крохотная женщина – моя суть, данная тебе на хранение. Та Юлилла, что живет по соседству с тобой, – лишь выжатое, высушенное подобие, и оно становится все слабее и призрачнее. И однажды я исчезну, и все, что останется от меня, – это та маленькая крошечка под твоей белой, под твоей молочной кожей. Приди посмотри на меня, посмотри на дело рук твоих! Целуй меня, целуй меня, целуй меня! Ибо я люблю тебя.

Невзирая на все свои усилия поддерживать нужный вес, Юлилла продолжала терять его. Однажды врачи, которые в течение нескольких месяцев толклись в доме Гая Юлия Цезаря, пошли к хозяину и заявили, что больную следует кормить насильно. Но, как в обычае у врачей, эту неблагодарную обязанность они переложили на семью. Поэтому домашние собрались с духом и мобилизовали все силы, начиная от недавно купленного раба и заканчивая Марцией и самим Цезарем. Это была пытка, о которой никто потом не хотел вспоминать. Юлилла кричала, словно ее убивали, а не пытались спасти. Она слабенько отбивалась, плевалась, давилась. Наконец Цезарь приказал прекратить этот ужас. Семья удалилась на совещание и приняла решение – при одном голосе против: что бы ни ждало Юлиллу в будущем, насильно кормить ее не будут.

Но шум, поднятый Юлиллой во время принудительного кормления, раскрыл тайну дома Цезаря. Все соседи теперь были осведомлены о неприятностях в этом доме. Не то чтобы семья скрывала происходящее из чувства стыда… Просто Гай Юлий Цезарь ненавидел сплетни и старался не давать к ним повода.

Положение спасла не кто иной, как соседка – Клитумна. Она принесла рецепт еды, которую, она ручалась, Юлилла проглотит и ее не вырвет. Цезарь и Марция горячо приветствовали советчицу и внимательно ее выслушали.

– Найдите, у кого есть коровье молоко, – важно начала Клитумна, радуясь необычному ощущению: она оказалась в центре внимания самого Цезаря. – Я знаю, это нелегко, но думаю, что такие сыщутся в долине Камен за Капенскими воротами. В чашу с молоком надлежит вбить одно куриное яйцо и положить три ложки меда. Взбить до появления пены и потом добавить полчаши крепкого вина. Если вино влить прежде, то пены не получится. Если у вас есть стеклянный кубок, дайте ей напиток в этом кубке, потому что сквозь стекло он выглядит очень красиво – насыщенный розовый цвет с желтой пеной сверху. Если она выпьет и ее не вырвет – она будет жить и поправится, – сказала Клитумна, поскольку очень хорошо помнила, как голодала ее сестра, когда ей не позволяли выйти замуж за самого неподходящего человека из Альбы-Фуценции – заклинателя змей, ни больше ни меньше!

– Мы попробуем, – произнесла Марция сквозь слезы.

– Это помогло моей сестре, – добавила Клитумна и вздохнула. – Она забыла своего заклинателя и вышла за отца моего дорогого, незабвенного Стиха.

Цезарь встал:

– Я сейчас же пошлю кого-нибудь в долину Камен. – Он исчез за дверью, но тут же вернулся. – А какие яйца брать? Как можно крупнее или подойдет обычное?

– Мы брали обычные, – спокойно ответила Клитумна, развалившись в кресле. – Слишком крупные яйца могут нарушить соотношение частей в напитке.

– А мед? – опять уточнил Цезарь. – Обычный, местный, или с горы Гимет, или хотя бы добытый без окуривания?

– Подойдет самый обычный латинский мед, – твердо ответила Клитумна. – Кто знает? Может быть, наличие дыма в обычном меду сыграло определенную роль. Не будем отходить от рецепта, Гай Юлий.

– Правильно, – согласился Цезарь и опять исчез.

– Только бы ее не вырвало! – дрожащим голосом проговорила Марция. – Соседка, мы уж и не знаем, что делать!

– Представляю себе. Но не следует так суетиться. По крайней мере, не стоит, чтобы Юлилла слышала, – посоветовала Клитумна, которая могла быть разумной, когда это не касалось ее. С каким удовольствием Клитумна дала бы умереть Юлилле, знай она о письмах в кабинете Суллы! Лицо ее сморщилось, и она шмыгнула носом. – Мы не хотим второй смерти в наших домах.

– Еще бы, конечно не хотим! – воскликнула Марция в ужасе. И тут же деликатно спросила: – Надеюсь, Клитумна, ты немного утешилась после потери племянника? Я знаю, как это бывает трудно.

– Стараюсь, – отозвалась Клитумна, горе которой по Стиху было многослойным.

Но на одном очень важном уровне жизнь ее существенно облегчилась: не было постоянных ссор между покойным Стихом и ее дорогим, дорогим Суллой. Она очень глубоко вздохнула.

Этот визит стал первым из многих, ибо, когда напиток и впрямь подействовал, все семейство Цезаря оказалось в неоплатном долгу перед своей вульгарной соседкой.

– Благодарность может обернуться ужасной обузой, – сказал Гай Юлий Цезарь, который взял за правило прятаться в своем кабинете всякий раз, когда из атрия опять доносился резкий голос Клитумны.

– Гай Юлий, умерь гордыню! – воскликнула Марция, защищая соседку. – Клитумна действительно очень добра к нам, и мы не имеем права ранить ее чувства, а ты можешь ее серьезно обидеть, постоянно прячась от нее.

– Я знаю, что она ужасно добрая! Именно этим я и недоволен! – воскликнул глава семейства в ярости.

Главный план Юлиллы невероятно осложнил жизнь Суллы. Какое огромное удовольствие доставило бы это девушке, знай она об этом! Но она не знала. Он скрывал пытку от всех, кроме себя самого, старательно притворяясь безразличным к состоянию соседской девчонки. Это помогало вводить в заблуждение Клитумну, которая теперь была осведомлена о происходящем в соседском доме, поскольку носила мантию чудесного спасителя.

– Я очень хочу, чтобы ты зашел в тот дом и навестил бедняжку. – Клитумна завела разговор примерно тогда, когда Марк Юний Силан вел семь великолепных легионов на север по Фламиниевой дороге. – Она часто спрашивает о тебе, Луций Корнелий.

– У меня есть занятия получше, чем расхаживать на задних лапках перед дочкой Цезаря! – огрызнулся он.

– Вздор! – решительно вмешалась Никополис. – Тебе абсолютно нечего делать!

– По-твоему, я в этом виноват?! – возмутился он, так резко повернувшись к своей любовнице, что та испуганно отпрянула. – У меня могло бы быть дело! Я мог бы сейчас идти с Силаном на войну с германцами.