Но ни Цезарь, ни Марий ничего этого не замечали. Склонив головы друг к другу (оба были высокими, а потому так им удобнее было беседовать), они прошли по саду и остановились у маленького бассейна с фонтаном в центре: четыре каменные дриады держат высоко поднятые факелы. Но сейчас стояла зима, а потому бассейн был пуст и фонтан выключен.

«Сама естественность, – подумал Марий (его-то бассейн круглый год был наполнен водой благодаря системе внутреннего подогрева). – Все мои тритоны и дельфины не стоят этого бесхитростного уголка».

– Ну как, заинтересован ли ты женитьбой на одной из моих дочерей? – спросил слегка напряженно Цезарь.

– Да, Гай Юлий.

– Тебя очень опечалит развод?

– Ничуть. Чего же ты хочешь за свой дар?

– Цена моя велика… Ты войдешь в нашу семью не просто как муж моей дочери – скорее как второй отец. Возраст обязывает. Надеюсь, ты дашь приданое второй моей дочери и обеспечишь благосостояние сыновей. Незамужней дочери и младшему сыну понадобятся деньги и земли. Тебе придется употребить свое влияние, чтобы мои сыновья, войдя в сенат, смогли добраться до консульских кресел. Я хочу, чтобы консулами стали оба. Секст на год старше моего племянника, поэтому он первым достигнет возраста, необходимого для консульского поста. Я хотел бы, чтобы он занял курульное кресло в сорок два года – через двенадцать лет после вступления в сенат. Он станет первым консулом из рода Юлиев за последние четыреста лет. Я хочу этого! Иначе первым может стать мой племянник Луций. – Цезарь вдруг умолк, глядя на плохо освещенное лицо Мария. Сделав успокаивающий жест, заговорил более спокойным тоном: – Между мной и братом никогда не было неприязни, нет ее у меня и к его сыновьям. Но консулом следует становиться, как только приходит твое время.

– Твой брат когда-то отдал своего сына на усыновление, да?

– Да. Много лет назад. Его имя тоже Секст – это наше родовое имя.

– Конечно! Квинт Лутаций Катул! Как я мог забыть, что он часто употребляет имя Цезаря как часть своего… Он-то и будет первым из Цезарей, кто достигнет консульского поста, ведь он намного старше остальных.

– Нет! – Цезарь тряхнул головой. – Он больше не принадлежит к роду Цезарей. Он всего лишь Лутаций Катул.

– Сдается мне, старый Катул хорошо заплатил за приемного сына. Семья твоего брата недурно поправила свои дела.

– Да, плата была большой… Не меньше, чем заплатишь ты за новую жену… Так кого же ты все-таки решил взять, Гай Марий?

– Юлию. Я возьму Юлию.

– Не младшую? – В голосе Цезаря зазвучали нотки удивления. – Конечно, я очень рад… Поскольку я не мог бы позволить ни одной из дочерей вступить в брак раньше восемнадцати, а Юлилле еще и семнадцати нет. Думаю, ты принял верное решение. Хотя… мне всегда казалось, что Юлилла более привлекательна, чем Юлия.

– Ты ее отец, ты смотришь совсем другими глазами. Нет, Гай Юлий, твоя младшая дочь не затронула моего сердца. Ей лучше бы по уши втрескаться в того, кто станет ее мужем. Другим она начнет вертеть по своему усмотрению, заставит плясать под свою дудку. А я слишком стар для капризной девочки. Юлия, сдается мне, столь же разумна, сколь и хороша собой. В Юлии мне все по душе.

– Она будет превосходной супругой консула.

– А ты и вправду считаешь, что я могу стать консулом?

– Конечно, – кивнул Цезарь. – Не сразу, разумеется. Сначала ты женишься на Юлии. Со временем все привыкнут к твоему новому статусу, поуспокоятся, пересуды смолкнут. Попробуй найти для себя какое-нибудь ратное дело. Военные успехи пойдут тебе на пользу. Поступи к кому-нибудь высшим легатом. А потом начни пробиваться в консулы.

– Но тогда мне будет уже пятьдесят. Избиратели не склонны отдавать голоса за старых развалин.

– Ты уже и так немолод. Еще два-три года дела не испортят. Напротив – они могут сослужить тебе хорошую службу, если ты сумеешь воспользоваться возможностями. Кроме того, ты выглядишь куда моложе своих лет, Гай Марий, а это немаловажно. Ты воплощение здоровья и силы. Человек такого роста и сложения всегда производит сильное впечатление на выборщиков. То, что ты из «новых людей», вообще не играло бы роли, не навлеки ты на себя гнев Цецилиев Метеллов. Ты мог бы стать консулом уже три года назад, в свой срок. А вот неприметному и худосочному человечку, слабосильному уродцу не поможет и имя Юлиев… Так что консулом ты будешь, не сомневайся.

– Чего ты хочешь для своих сыновей?

– В смысле – какую собственность?

– Да.

Марий, позабыв о тонкости хиосского шелка, неосмотрительно опустился на скамью из белого неполированного мрамора. Скамья была влажной, и, когда Марий поднялся, на ней осталось неровное бледно-пурпурное пятно. Краска сошла с материи и впиталась в пористый камень. Одно-два поколения спустя эта скамья стала одним из наиболее любимых и ценных предметов обстановки для другого Гая Юлия Цезаря – потомка нынешнего. Для того же Цезаря, который предлагал сейчас Гаю Марию сделку, эта скамья сделалась символом чуда и надежды. Когда один из рабов рассказал ему утром о появлении странного пятна и Цезарь лично осмотрел его (раб был исполнен скорее благоговения, нежели страха, – каждый знал, что означает царственный пурпур), он удовлетворенно вздохнул: это пятно как бы подтвердило, что через выгодный брак семья достигнет высот власти. Его охватило радостное предчувствие. Да, Гай Марий сыграет в истории Рима такую роль, о которой сам Рим еще и не догадывается. Цезарь приказал перенести скамью из сада в атрий, но никогда и никому не проговорился, как именно это пурпурное пятно на ней появилось.

– Для Гая я хотел бы получить хорошие земельные угодья, чтобы они обеспечили ему место в сенате. Для этого потребуется приблизительно шестьсот югеров земли, готовой для продажи, – дополнительно к моим пятистам в Альбанских холмах.

– Цена?

– Чудовищна. Зависит от качества земель и близости к Риму. В Риме – ужасная дороговизна, спрос превышает предложение… Четыре миллиона сестерциев… миллион денариев, – отважился произнести Цезарь.

– Согласен. – Марий оставался спокоен, как будто речь шла всего лишь о тысячах. – Надеюсь, сделка останется между нами?

– Естественно! – поспешно согласился Цезарь.

– Деньги принесу завтра. Лично. Что еще?

– Думаю, когда мой Секст войдет в сенат, ты будешь уже консуляром. У тебя будет достаточно политического влияния – благодаря женитьбе на Юлии. Надеюсь, ты поможешь моим сыновьям продвигаться по пути чести. Если же ты согласишься в ближайшие два-три года стать легатом, то возьми с собой моих сыновей. Они не неопытные юнцы, они уже стали младшими офицерами, но им необходимо пройти через настоящие воинские испытания, чтобы закрепить начало карьеры. Никто не сможет обучить их лучше тебя.

Марий не считал, что оба молодых человека смогут когда-либо вырасти в крупных военачальников, однако это не значит, что они не смогут стать неплохими офицерами. Поэтому Марий заверил Цезаря, что готов с этим помочь.

Гай Юлий продолжил:

– Что касается их политической карьеры, то здесь имеется одно маленькое неудобство: они патриции. Поэтому, как тебе известно, они не имеют права претендовать на пост плебейского трибуна, хотя это был бы наиболее простой и эффективный способ начать политическую карьеру. Им остается одно: стать курульными эдилами. Это требует больших расходов. Я хотел бы верить, что ты поможешь и Сексту, и Гаю занять эти места. Игры и зрелища, которые проложат им путь к этим креслам, должны быть так пышны и роскошны, что люди вспомнят о них и тогда, когда мои сыновья будут баллотироваться в преторы. И если придется подкупать голоса, ты не станешь скупиться.

– Согласен. – И Гай Марий с готовностью протянул руку для пожатия, скрепляющего сделку, которая обойдется ему по меньшей мере в десять миллионов сестерциев.

Гай Юлий Цезарь горячо потряс его руку. Он был доволен.

Они наконец вернулись в дом, где Цезарь отправил сонного слугу за старым солдатским плащом гостя.

– Когда я смогу увидеть Юлию и поговорить с ней? – спросил Марий.