В 1810-е годы в литературном сознании еще преобладали рационалистические представления, согласно которым в поэзии существуют разные темы, требующие и разного стилистического воплощения; сохранилось метафизическое деление тем и стилей на высокие и низкие, общественно значимые и личные. Обращаясь к высокой теме, поэт использовал соответствующие стилистические средства (высокий жанр, «высокий штиль» со славянизмами, инверсиями, риторическими фигурами); создавая же любовную элегию или дружеское послание, заботился о плавности стиха, использовал соответственную лексику, набор определенных образов, даже традиционные рифмы. Все это мы видим в творчестве Ф. Н. Глинки, Вяземского, молодого Пушкина. То же самое и в поэзии начинающего Рылеева. Свою сатиру «К временщику» он пишет александрийским стихом с выдержанными цезурами и парной рифмовкой, обильно используя обращения, вопросы, восклицания, высокую и архаичную лексику. Здесь уже Рылеев употребляет слова-символы, слова-сигналы — характернейший прием гражданской вольнолюбивой поэзии. Слова «тиран», «отечество», «сограждане», а также античные имена Брута или Катона, окруженные определенными ассоциациями, очень многое говорили читателю.
Мощный накал негодования, угрожающий тон сатиры выделяет это стихотворение Рылеева из ряда других гражданских произведений эпохи. Вместе с тем сатира «К временщику», как и другие произведения ранней декабристской поэзии («Рассказ Цинны» П. А. Катенина или «Опыты трагических явлений» Ф. Н. Глинки), была вполне традиционной в своем поэтическом оформлении.
Одновременно с гражданской сатирой Рылеев пишет и печатает любовные стихи. Тут почти все литературно и условно. Все эти Лиды, Делии и Дориды, эти «подражания Тибуллу» и «подражания древним», эта «хижина», в которой герой «вкушал» «сладострастие и негу», — все это говорит о подражании Батюшкову, об использовании готовых приемов и образов, ставших штампами.
Но несамостоятельность Рылеева была временной. В 1821—1823 годах, все более проникаясь критическим отношением к окружающей действительности, он сосредоточивается преимущественно на гражданской поэзии, обогащая ее опытом новой поэтической школы. Главное, что вносит романтическая поэзия в гражданскую тему, — это личное восприятие окружающего, лирический образ автора, современника или участника происходящих исторических событий. Заслуга Рылеева перед русской поэзией заключается прежде всего в том, что он создал индивидуальный, конкретный, глубоко лирический образ поэта-гражданина, человека, способного переживать все «бедствия своей отчизны», всю мировую несправедливость как личное свое страдание и стремящегося бороться с несправедливостью до конца, отдав этой борьбе все свои силы, всю свою жизнь. Но такой органичный, художественный образ гражданина возник у Рылеева не сразу.
В 1821—1823 годах поэт обращается непосредственно к современности и на современном материале создает образы положительных героев, по его мнению достойных подражания. Таков А. П. Ермолов, талантливый полководец, прославившийся в войне 1812 года. В оценке поэта он «надежда сограждан, России верный сын». В год восстания в Греции Рылеев обратился к Ермолову с призывом помочь Восставшим грекам:
Ермолов! поспеши спасать сынов Эллады,
Ты, гений северных дружин!
Рылеев отозвался здесь на слухи о назначении Ермолова главнокомандующим в войне за освобождение Греции от турецкого владычества. Могущественная Россия должна превзойти Древний Рим, породивший «Брутов двух и двух Катонов», — мечтал Рылеев. Если в 1814 году поэт прославлял любовь к отечеству, которая проявляется прежде всего в борьбе с внешним врагом, то теперь он превыше всего ставит «любовь к общественному благу», понимая ее как основу патриотизма. Рылеев настойчиво ищет вокруг себя носителей политической доблести, он возлагает надежды на Ермолова и Мордвинова, но более всего думает о гражданском воспитании молодого поколения. Адмирал Н. С. Мордвинов, старый екатерининский деятель, известный своей оппозиционностью в царствование Александра I, пользовался большим почетом у декабристов, и не случайно именно ему Рылеев посвящает оду «Гражданское мужество».
Рылеев показывал на следствии, что после переворота Мордвинову вместе с М. М. Сперанским как верховным правителям должна была быть передана исполнительная власть. Проповедуя на конкретном примере нравственные идеи, Рылеев в то же время подготовляет общественное мнение, рисуя образ человека, достойного встать у кормила государственной власти.
Рылеев переоценивал «гражданское мужество» Мордвинова, но делал это сознательно. Он надеялся, что преувеличения, допущенные им, оправдают себя в будущем. То, что приписано Ермолову, Мордвинову, полагал Рылеев, несомненно разовьется, проявит себя уже в ближайшем поколении, пусть даже гражданские достоинства Ермолова и Мордвинова не столь велики. Он, собственно, не их самих старался возвысить, а ту благородную гражданскую позицию, следовать которой, по мнению поэта, обязаны были лучшие люди страны. В оде «Гражданское мужество» отразились кратковременные надежды Рылеева на «просвещенного монарха», с которыми он вскоре — весной 1824 года — решительно расстается.
2
В поисках героических сюжетов и образов Рылеев обращается к русской истории. И это обращение не случайно. Интерес к историческим и национальным темам, вообще характерный для предромантизма и романтизма, в декабристской поэзии всегда был связан с патриотическими идеями гражданственности. У Рылеева возникает замысел целого цикла стихотворных рассказов о разных деятелях русской истории, об их подвигах или злодеяниях. Эти рассказы Рылеев назвал думами, используя термин украинского фольклора.
Рылеев работал над думами в 1821—1823 годах. В 1824 году он собрал их в отдельную книгу, которая вышла в 1825 году. «Думы» выявили новое, уже самобытное лицо Рылеева-поэта и привлекли внимание критики.
Первая дума — «Курбский», написанная летом 1821 года, была по существу элегией на историческую тему. В следующих произведениях подобного рода жанр думы кристаллизуется уже с полной отчетливостью.
У дум Рылеева было несколько источников. Сам он называл в качестве своего предшественника польского поэта Юлиана Немцевича, с которым переписывался и сочинение которого «Spiewy hystoryczne» («Исторические песни») хорошо знал. Одна из дум Рылеева, «Глинский», является вольным переводом «песни» Немцевича. Однако, как показал в своем исследовании В. И. Маслов, влияние Немцевича на «Думы» «было весьма незначительно: от Немцевича Рылеев заимствовал только общую тенденцию и форму дум; что же касается выбора сюжетов и их разработки — здесь Рылеев был самостоятелен и не зависел от своего образца». [1] Отмечает В. И. Маслов и превосходство «Дум» Рылеева над «Песнями» Немцевича с художественной и идейной стороны (националистически настроенный Немцевич воспевал «воинскую доблесть и грозный вид войск», Рылеев «пленялся более широкими идеалами», ему был дороже «прямой гражданин», «верный сын своей отчизны» [2].
Важным источником дум Рылеева была «История Государства Российского» Н. М. Карамзина, которую он, как и большинство его современников, читал с огромным интересом. Собственно, чтение Карамзина и дало непосредственный толчок для создания стихотворений на исторические темы.
Летом 1821 года Рылеев писал из Острогожска Булгарину: «В своем уединении прочел я девятый том Русской Истории... Ну, Грозный! Ну, Карамзин! — Не знаю, чему больше удивляться, тиранству ли Иоанна, или дарованию нашего Тацита». И, посылая в письме думу «Курбский», замечает: «Вот безделка моя — плод чтения девятого тома». [3]
Темы и даже сюжеты целого ряда дум заимствованы Рылеевым из «Истории» Карамзина. Но были у поэта-декабриста и другие источники: книги по истории П. С. Железникова, Д. Н. Бантыша-Каменского, исторические рассказы и предания И. И. Голикова, Н. И. Новикова, С. Н. Глинки, Ф. Н. Глинки и другие, а также художественные произведения на историческую тему (трагедии Сумарокова и Княжнина, повесть Карамзина «Марфа Посадница» и другие). При всем том оригинальность рылеевских дум как явления искусства, проникнутого единым пафосом и единой мыслью, не вызывает сомнений. «Возбуждать доблести сограждан подвигами предков» [1] — эта воспитательная, просветительская цель дум, удачно определенная А. А. Бестужевым, полностью соответствовала тем воззрениям на художественную литературу, которые господствовали среди членов Союза благоденствия и были сформулированы в его уставе — «Зеленой книге». Там говорилось, что в художественном произведении главное — мысль, идейное и нравственное содержание, а не погоня за изяществом выражения, что цель искусства — воспитание достойных людей, «состоящее не в изнеживании чувств, но в укреплении, благородствовании и возвышении нравственного существа нашего», [2] иными словами — воспитание личности деятельной, благородной, способной служить общественным, гражданским интересам.
