Андре никогда не любил говорить о смерти, возможно остерегаясь этой темы из страха, что я впаду в тоску. Он смеялся вместе со всеми, но я чувствовал, что ему не по себе, и как только все успокоились, поспешил перевести разговор в другое русло и заговорил о будущем.
— Отец, расскажите Франциско об известии, которое пришло от дядюшки Рамона из Калатравы. Боюсь, мне он не поверил.
Дядюшка Рамон не состоял в кровном родстве с Корреа, он был просто близким другом семьи, поскольку воевал вместе с бароном Корреа против мусульман в королевском войске. После участия в кампании в южных территориях Каталонии барон Корреа вернулся в свое поместье в Жироне и женился, Рамон же остался на службе и, в конце концов, стал великим магистром ордена Калатравы.
Барон Корреа не услышал слов сына, и Андре пришлось их повторить.
— Да, боюсь, Андре прав, — отозвался барон Корреа. — Два дня назад мы получили послание от Рамона — орден Калатравы будет сопровождать сыновей короля в военной экспедиции.
Андре взял меня за руку.
— Видишь, друг мой, скоро мы встретимся с сарацинами на поле боя.
При упоминании о крестовом походе смех Изабель тут же стих, улыбка угасла, на лице ее появилось чуть ли не презрительное выражение. Она бросила сердитый взгляд на Андре, но тот, казалось, этого не заметил. Затем девушка повернулась ко мне.
— Франциско, почему ты хочешь присоединиться к моему брату в этом безумном путешествии?
Андре громко вздохнул и ответил прежде, чем я успел открыть рот:
— Изабель, замолчи. Ты ничего не смыслишь в таких делах.
Усталые нотки в голосе Андре говорили о том, что брат и сестра далеко не в первый раз спорят на эту тему.
— Может, твой друг сам за себя ответит, брат мой? — возразила Изабель.
— Да, Изабель, — отозвался я, — я отвечу. И я действительно отправляюсь с твоим братом в это безумное путешествие. Мы собираемся стать сердцем армии Христа. Сердцем и душой.
Она внимательно посмотрела на меня, пытаясь разгадать мои намерения, а может, и чистоту моих помыслов. Потом, не отрывая от меня взгляда, Изабель обратилась к Андре:
— Брат, думаю, твой друг принимает мою молодость за наивность.
— Я вовсе не собирался тебя обидеть, — поспешил заверить я, — но если сказал что-то не так, извини.
Возможно, в моем тоне действительно прозвучал некий сарказм, но я вовсе не хотел оскорбить сестру друга. Изабель же явно не приняла моих извинений и молча продолжала рассматривать меня, как будто ждала, что я что-то объясню. От ее пристального взгляда мне стало не по себе.
— Отец, Изабель снова забывается, — пришел мне на выручку Андре. — Разве у нее есть право одобрять или не одобрять мои решения и решения нашего кузена? Или сомневаться в правильности моих поступков? Изабель, ты моя сестра. Младшая сестра. А не мать.
Изабель сидела прямо, не обращая внимания на упреки брата, но стоило ему упомянуть их мать, как она сникла и откинулась на спинку стула, словно ее ударили.
Баронесса Корреа умерла вскоре после рождения Изабель: после родов у баронессы началось кровотечение, и врач ничего не смог поделать. Она истекла кровью. В ту пору Андре было три года, и он никогда не рассказывал о своей матери. Я узнал о том, как она умерла, от одного из товарищей по семинарии, чья семья тоже была родом из Жироны. Андре словно стер из своей души эти болезненные воспоминания — чего нельзя было сказать об Изабель. Трагическая утрата оставила черный погребальный след в ее серых глазах.
Именно из-за этого несчастья Изабель и знала о темной стороне человеческого бытия, неразрывно связанной с днем ее рождения и с материнской кровью. Именно эту боль я увидел в глазах Изабель, когда впервые встретился с ней.
Барон Корреа заметил состояние дочери и тут же стал ее защищать:
— Андре, следи за своим языком. За этим столом Изабель всегда позволялось высказывать свое мнение — и будет позволяться впредь.
Затем он обратился ко мне:
— Понимаешь, Франциско, моя дочь считает, что Христос был человеком действия.
— В таком случае, барон, она должна была бы поддержать стремление брата присоединиться к крестовому походу. Что может быть более действенно, чем сражаться под знаменем Христа?
Изабель не стала дожидаться, пока отец ответит за нее; она уже оправилась от замечания брата и хотела объясниться. Она обращалась к отцу, но ее слова явно предназначались Андре, который качал головой, словно возражая против отцовской снисходительности к остроумию Изабель.
— Да, отец, — говорила она, — Христос — человек действия. Но существуют разные виды действия и разные мотивы. И уж конечно, не всякое действие, даже замаскированное под служение христианству, является выражением воли Спасителя. Боюсь, отец, что стремление моего брата отправиться в крестовый поход больше похоже на стремление к военной славе, чем на желание откликнуться на зов Господа.
Андре с такой силой ударил кулаком по деревянному столу, что подпрыгнула посуда. От неожиданности один из мальчиков-слуг выронил глиняную миску с тушеной бараниной, и посудина разлетелась на тысячу мелких осколков, заплясавших на каменном полу. Мальчик отступил в сторону и склонил голову, словно признавая свою неловкость и неумение, как следует обслужить хозяина. Мимо мальчишки пробежали собаки и накинулись на тушеное мясо.
Все, кроме Андре, с интересом наблюдали за этой сценой.
Перекрывая шум собачьей возни, Андре резко обратился к Изабель:
— Мы с Франциско не пытаемся подражать Христу, но собираемся проявить себя в Леванте людьми действия. С твоим благословением или без него.
— Иногда, Франциско, когда моему брату не хватает слов, чтобы выразить свои мысли, он пускает в ход кулаки.
Мне это было уже известно.
— А ты согласен с Андре, Франциско? — спросила Изабель.
Я попал в сложное положение. Конечно, я был на стороне Андре, но, с другой стороны, мне не хотелось второй раз за вечер обижать кузину, а тем более становиться объектом ее расспросов. Я постарался перевести разговор в другое русло, и мне с трудом удалось выпутаться:
— Я никогда не считал себя человеком действия. Лишь в детстве, когда мне приходилось сражаться с драконами или редкими породами циклопов, населяющих, как известно, предместья Барселоны.
Андре захохотал и хлопнул меня по спине.
— Моя дочь никогда не стеснялась выражать свое мнение, Франциско, — сказал барон Корреа.
— А зачем ей стесняться, — согласился я, — особенно если у нее так много интересных мыслей?
Барон улыбнулся, услышав комплимент в адрес дочери, а Изабель одарила меня скептическим взглядом.
— Ты слишком веришь моей сестре, друг мой, — сказал Андре.
* * *
Когда утром Андре постучал в дверь моей комнаты, я лежал, завернувшись в зеленое шерстяное одеяло, и наблюдал за алым рассветом, озаряющим горизонт. От снежной бури не осталось и следа. Небо обещало быть чистым, в самый раз для охоты.
Мы отправились на конюшню, где слуги уже подготовили для нас лошадей и припасы на день; мой лук и стрелы висели на боку Панчо.
Мы с Андре пришли первыми — барон и Изабель появились только через несколько минут. На Изабель было пурпурное платье и плащ с серебряной застежкой на воротнике, из-под подола виднелись маленькие туфли с вышивкой. Капюшон был немного опущен, и я увидел выбившиеся пряди ее волос, которые она тщательно заправляла за уши. Однако один завиток никак не поддавался ее усилиям, он так и повис у щеки.
Андре оглядел сестру с головы до ног и нахмурился.
— Отец, — сказал он. — Мы едем охотиться на оленя, а не танцевать. В таком наряде Изабель распугает дичь прежде, чем мы доберемся до леса. Не понимаю, почему ты потакаешь ей во всех нелепых прихотях. Женщины должны оставить охоту мужчинам.
Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru