— Не могу представить себе ситуации, при которой Советский Союз будет нуждаться во внешней защите… — проворчал генерал, на синем ВВСовском мундире которого была нашивка «Б. А. Козловский».

Истинный Взгляд сообщил мне, что это и есть начальник этого центра — единственный, кто может высказываться по собственной инициативе в присутствии высокого начальства, а остальные тут простые исполнители, которым положено быть глухими и немыми, пока их не спросят.

— Да, товарищ Козловский, — согласился я. — Вы сильны, самодостаточны и уверены в себе, а потому в обычной ситуации я воспринимаю вас как соседей с фланга, с которыми в обычной ситуации необходимо обмениваться научной и разведывательной информацией, и ничего больше. Но бывают ситуации необычные, когда какой-нибудь мир подвергается агрессии извне, а отразить такое нападение вы сможете только при удачном стечении обстоятельств и с огромными жертвами.

— Вы нас пугаете? — спросил товарищ Гордеев.

— Нет, Леонид Валерьевич, — ответил я, — просто предупреждаю. Пугать кого-либо не в моих привычках. Не нужно мне от вашего мира ни нового удела, ни каких-либо материальных выгод. Возможно только взаимовыгодное сотрудничество, и то лишь после того, как станет ясно, чем я могу быть полезен вам, а вы мне.

Местный товарищ генеральный секретарь переглянулся с генералом Козловским, и тот чуть заметно пожал плечами: мол, политические вопросы не в его компетенции.

— Ну хорошо, товарищ Серегин, — сказал Гордеев, — сказанное вами звучит крайне невероятно, но за последние несколько часов произошло столько всего, что прежде не укладывалось в пределы нашего понимания, что я готов поверить вам на слово.

— Ну почему же только на слово, — парировал я, — и мой линкор, и все прочее вы можете посмотреть собственными глазами и ощупать собственными руками. Вы знаете, что это уже сделали ваши пилоты, которые первыми оказались на борту «Неумолимого», в числе прочего, получив возможность знакомиться с членами команды, начиная с адмиралов и заканчивая рядовым составом.

— Да уж, — усмехнулся товарищ Гордеев, — восторженных впечатлений и от вашего корабля и от знакомства с его командой мы наслушались предостаточно. По мнению наших офицеров, вы такие же советские люди, как и мы. Но это пока только их мнение. Я пока еще своего не составил. Кроме того, мы знаем, что у вас на борту находятся люди, называющие себя генералом Бережным, адмиралом Ларионовым, политическим советником первого класса Ниной Антоновой и членом ЦК ВКП(б) Леонидом Брежневым. Также нам достоверно известно, что все эти люди уже умерли — кто двадцать лет назад, а кто и пятьдесят. Как вы объясните это несоответствие?

— А вам известно, что все эти люди были раскопированы в четырех экземплярах в четыре различные ключевые точки российской истории, и, кроме того, их оригиналы продолжили свое существование в родном для нас с ними мире Основного Потока? — спросил я, сосредоточив на собеседнике свой Истинный Взгляд.

— Да, известно, — ответил мой собеседник, — и то, что это известно вам, снимает хотя бы часть вопросов. А теперь скажите, какой совет дал им Голос, отправляя на задание?

— Голос дал им совет поступать по совести, — парировал я.

— Теперь я верю, что вы имели дело или хотя бы встречались хоть с кем-нибудь из этих людей, — сказал товарищ Гордеев. — Любой другой с ходу пытался бы выдумать нечто, с его точки зрения, правдоподобное, а такой простой совет не пришел бы ему в голову.

— Собственно, я и сам неукоснительно придерживаюсь этого правила, — ответил я. — Совесть — это то, что отличает нас от двуного разумного хищника.

— Да, мысль глубокая, если не сказать больше, — усмехнулся местный генсек ЦК ВКП(б), — вы еще, оказывается, и философ-теоретик…

И тут меня дернуло немного похулиганить, уж больно серьезные лица были у окружающих.

— Станешь тут философом-теоретиком — при таком обилии практики и соответствующих знакомств, — сказал я. — Если вы захотите, я могу организовать вам личную встречу с товарищем Лениным. Этот человек среди моих знакомых имеется, даже в двух экземплярах.Или с товарищами Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом? Или с пятью товарищами Сталиными, большой дружной кавказской семьей братьев-близнецов?

— Как это может быть, чтобы среди ваших знакомых оказались сразу два товарища Ленина и целых пять товарищей Сталиных? — удивился товарищ Гордеев.

— Ваш мир не первый, и даже не второй, который мне довелось посетить с дружественным визитом, — ответил я. — Не считая двух никому не известных миров в глубинах Мироздания, мне пришлось пройти через слой реальности конца шестого века, где я отразил и полностью уничтожил аварскую орду, напавшую на земли мирных славянских поселян. Потом я помогал нашим древним предкам отбить и разгромить нашествие Батыя, в ходе чего свел знакомства с юным князем Александром Ярославичем и его отцом Ярославом Всеволодовичем. Далее мне пришлось разруливать коллизии Смутного времени, где по ходу процесса я обезвредил Лжедмитрия и кучку бояр-интриганов, а также помог местной России справиться с польскими захватчиками. И тогда же мне открылся канал в далекое будущее параллельной нам ветви мироздания, откуда я вытащил мою нынешнюю главную ударную единицу, линкор планетарного подавления «Неумолимый». Тогда он находился в ужасно изношенном состоянии, так что только на разделочную верфь, но я сразу начал вкладывать ресурсы в его восстановление и приведение в полную боеготовность. Далее был тысяча семьсот тридцатый год, где я переворошил кубло диадохов Петра Великого, отменил воцарение Анны Иоанновны вместе со всем бабьим веком. Теперь там, в теле императора Петра Второго, правит его великий дед, так что недобрым соседям России скучно не будет еще лет пятьдесят. После интриг начала восемнадцатого века мне вместе со своей армией пришлось с ходу ворваться на Бородинское поле, чтобы поучить зазнайку Бонапартия хорошим манерам. В тамошний гром пушек я вплел свою скромную лепту: русская армия стояла как несокрушимая наковальня, а мое войско оказалось тяжелым молотом, в щебень раздробившим французскую армию. Захватчиков на русской земле я воспринимаю только в двух видах: мертвом и пленном. Тогда я свел знакомства с самим Наполеоном Бонапартом, фельдмаршалом Кутузовым, генералом Петром Багратионом и многими другими знаменитыми и малоизвестными генералами и офицерами. Побочным результатом той операции стало то, что под мои знамена перешло до девяноста процентов русских раненых, проходивших излечение в моем госпитале, и до четверти всех пленных французов. Из русских ко мне перешли все, кто на Бородинском поле сражался за Родину, а не за поместья с крепостными, а из французов — те, для кого слова «Свобода, равенство, братство» оказались не только лозунгом, начертанным на знаменах. Так я получил вооруженную силу, в дальнейшем позволявшую мне выигрывать не отдельные сражения, а войны в целом. После мира Бородинской битвы мне открылись времена Крымской войны. Там я поганым веником разогнал из-под Севастополя господ коалиционеров, потом не поленился, слетал в Британию, где в Виндзорском замке накрыл сходку королевы Виктории и императора Наполеона Третьего. Последний, кстати, оказался самозванцем, не имеющим генетического отношения к клану Наполеонидов, и я заменил его младенцем Наполеоном Вторым из мира Бородинской битвы. После того, как я на скорую руку порешал все вопросы на Крымской войне, меня сразу, из огня да в полымя, бросило во времена обороны Порт-Артура. Крепость к тому моменту уже была почти готова пасть, потому что от овладения ключевой для обороны горой Высокая японцев отделяла всего одна атака. И тогда я бросил в бой свою армию, приказав занять оборону на этой горе, оборудовать позиции, как положено по современным мне боевым уставам, и не отступать ни на шаг. Бойня была страшная. Японская пехота живыми серо-зелеными волнами бежала вверх по склону под шквальным пулеметным огнем и снопами шрапнелей, и ложилась в земли замертво, даже не сумев приблизиться к оборонительным рубежам. Атака за атакой, и в каждой из них до половины японских солдат и офицеров оставались лежать на стылом каменистом склоне. И тогда же, в разгар сражения, я нащупал расположение главного командного пункта третьей японской армии и нанес по нему уничтожающий артиллерийский удар в тот момент, когда генерал Ноги производил накачку командирам дивизий. Восстановить управление войсками японцам было уже не суждено: той же ночью сводный отряд гарнизона Порт-Артура и мое подвижное бронекавалерийское соединение провели операцию по разгрому и окружению всей третьей армии, освободила город Дальний и вышла на рубеж Цзиньчжоуского перешейка. После этого накал боев спал, а я сходил в местный Санкт-Петербург, изъял оттуда императора Николая Второго с семьей и начал разговаривать с ними политические разговоры. В результате наших задушевных бесед Николай Александрович согласился, что после победы над Японией он оставит трон своему младшему брату Михаилу, а пока назначит того своим специальным представителем на Дальнем Востоке с полномочиями полновластного диктатора и сменит неумеху Куропаткина на старого волка фельдмаршала Линевича. Во второй битве на реке Шахе русская армия все сделала сама: нанесла поражение фланговым японским соединениям, окружила и заставила капитулировать основную японскую группировку в Маньчжурии, после чего в России произошла рокировка с подстраховкой. Николай пост сдал, народолюбивый император Михаил принял. Как только это произошло, я оборудовал баллистическими вычислителями и генераторами защитного поля от больших десантных челноков «Неумолимого» четыре уцелевших русских броненосца и крейсер «Баян», а капитан первого ранга фон Эссен, получивший права начальника отряда, вывел их на бой против всего японского флота. В результате прославленный адмирал Того был вдребезги разбит, а Япония потерпела поражение не только на суше, но и на море. Далее, как говорят моряки, следовало осмотреться в отсеках и произвести большую приборку. Прежде чем переходить к следующему заданию, мне следовало предотвратить армяно-азербайджанскую резню в Баку, ликвидировать гапоновщину, чтобы исчезли предпосылки к Кровавому Воскресенью, и пресечь деятельность господина Витте, а также всего клана франкобанкиров. Должен сказать, что со всеми этими делами я справился в самые короткие сроки, и при этом во время Бакинской операции свел знакомство с инструктором КавБюро РСДРП(б) Иосифом Джугашвили, партийная кличка Сосело, что значит «хулиган». Знакомство произошло в теплой и дружественной обстановке, и после некоторых колебаний будущий товарищ Сталин решил отправиться вместе со мной вверх по мирам, ибо ему было не по душе строить монархический социализм с лицом императора Михаила Великого, запланированный мною для того мира. А вот местный товарищ Ленин моего визита в свой мир не пережил. Находясь в состоянии сна, он сунулся с наездом в ментальном пространстве под горячую руку моей ближней соратницы Кобры в тот момент, когда мы убеждали Николая Второго оставить трон, и получил виртуальную декапутацию своей внутренней сущности, от чего скончался, не приходя в сознание. К оправданию Кобры надо сказать, что виртуальное воплощение товарища Ленина не было похоже на него самого, а скорее напоминало гибрид Троцкого и Сатаны. Я этот момент запомнил, и в дальнейшем уже не оставлял вопрос вождя мировой революции на волю случая. Не простой он оказался человек, ох не простой. После четвертого года у меня на очереди случился четырнадцатый, куда меня выпустили еще даже до Сараевского инцидента. Жизнь эрцгерцогу Францу Фердинанду и его супруге я сохранил, но события все равно катились по накатанной колее, что ярче всего говорит о том, что этот индент был не причиной, а только поводом к общеевропейской бойне. За год до тех событий французский парламент принял закон о трехгодичной службе и одновременно на год понизил возраст призыва. В октябре тринадцатого года призвали сразу два возраста вместо одного и на год задержали увольнение в запас солдат, призванных в одиннадцатом году, что позволило французскому командованию почти вдвое увеличить численность армии мирного времени. К тому моменту отвоевание у Германии Эльзаса и Лотарингии для французского политического класса стало просто идеей фикс. У всех остальных игроков имелись схожие желания и устремления. Начальник австро-венгерского генштаба Франц Конрад фон Хётцендорф жаждал развязать превентивную войну против Сербии и Черногории. Русский император Николай громом новых побед хотел смыть горькое послевкусие поражения в войне против Японии, а германские элиты, воинственные, как бабуины в течке, желали еще раз водрузить свой флаг над Парижем, а еще в их головах с побулькиванием бродила идея о расширении на восток жизненного пространства немецкой нации. Но самую подлую позицию заняли англичане: на словах крича о мире, они исподтишка подталкивали к войне Россию, Германию и Австро-Венгрию — то есть всех, кроме Франции, которая сама бежала в огонь впереди паровоза. Именно это взаимное безумное стремление к самоистреблению, а не выстрелы в Сараево, дало старт к развязыванию общеевропейской бойни. Когда этот процесс был в разгаре, но еще не прозвучало ни единого выстрела, я вышел на местного товарища Ленина и пригласил его в гости для обмена мнениями. И вот ведь что интересно: этот человек пришел ко мне сам, стоило только показать ему билет члена коммунистической партии из одного будущего мира времен развитого социализма и поманить возможностью доступа к книгам, написанным семьдесят лет тому вперед. Познакомившись с Владимиром Ильичом, я показал ему всю европейскую политику того времени, как на анатомическом столе — кишки наружу, объяснил свои цели и задачи, после чего мы заключили сначала ситуативный, а потом и постоянный союз. И сразу после этого я изъял из ссылки в Курейке местного товарища Кобу, с которым тоже наладил прекрасные рабочие отношения. А потом господа империалисты от громких слов перешли к кровавым делам, и я тоже принял в этих танцах с саблями посильное участие, сначала поддержав Сербию ударом своих атмосферных штурмовиков, а потом с точностью до наоборот переиграв результаты Восточно-Прусской операции. В итоге разгромленной оказалась не вторая армия генерала Самсонова, а немецкая восьмая армия, враг бежал, а мои и русские войска занимали территорию восточнее Вислы и взяли в тесную осаду Кенигсберг. После этого можно было снова отправляться в Санкт-Петербург и заниматься политикой. С Николаем мы в итоге тоже прекрасно поладили, ибо, если человеку хочется побед русского оружия, я дам ему их столько, что хоть объешься. Сам русский самодержец был дурак дураком и учиться не любил, зато у него обнаружилась умная старшая дочь Ольга, к которой он испытывал беспримерное доверие. Я пригласил девушку к себе в Тридесятое царство для повышения квалификации перед тем, как сделать ее следующей русской императрицей, и там у меня она совершенно случайно встретилась с товарищем Кобой. Они полюбили друг друга с таким жаром, что в трех метрах взрывались бочки с бензином. Тем временем после Восточно-Прусской случилась Галицийская операция, где я наставил русских генералов таким образом, что вместо разрозненных и малоудачных действий на оттеснение австро-венгерской армии получился ее полный разгром, окружение и капитуляция, и появилась реальная возможность полностью выбить империю Габсбургов из войны. И одновременно за скобки были вынесены творцы Февральской Революции — такой погани мне в России не нужно было ни в каком виде и ни в каком веке. Эти действия чрезвычайно встревожили парижских и лондонских политиканов, но, поскольку почва для народного возмущения победоносной осенью четырнадцатого года просто отсутствовала, их агенты влияния решились пойти на цареубийство. Эту акцию я пресек в зародыше, и после неудачной попытки, в ходе которой император Николай и его супруга не получили ни царапины, начался большой внутренний разбор полетов, полностью устранивший иностранное влияние на политику Санкт-Петербурга. Такого эпического афронта вполне хватило, чтобы выбить Россию из Антанты, заключить с Германией почетный мир с учетом выплаты репараций за беспокойство и в качестве выкупа за Восточную Пруссию, и сосредоточить основные усилия на Австро-Венгерском и Турецком направлениях. К тому моменту немцы успели дать взятки болгарскому царю Фердинанду и правящей в Стамбуле младотурецкой камарилье, но я поломал и эту игру, организовав в Софии государственный переворот в пользу наследника престола, будущего царя Бориса, а также подготовив российский Черноморский флот к отражению неожиданной турецкой агрессии. Внезапной побудки не получилось: турок встретили и отоварили по полной программе, а мои ударные летательные аппараты поставили в существовании турецкого флота жирную точку. «Гебен», он же «Султан Явуз Селим» оказался в трофеях, а остальная плавучая посуда, недостойная такой чести, пошла на дно со всеми командами. И вскоре после этого из войны решила выйти… Британия. Мир между Россией и Германией ломал сэрам их ключевую идею идеальной блокады. И зачем тогда воевать, жертвуя жизнями драгоценных англичан? Если победить невозможно, то требуется тихонько слиться до следующего удобного случая. Вследствие ухода британского экспедиционного корпуса к себе на Острова на левом фланге Западного фронта открылась замечательная дыра, в которую сразу же начали вливаться германские дивизии. Маршал Жоффр отреагировал на это мгновенно и прямолинейно. Он начал снимать части со спокойных участков фронта, бросая их в мясорубку встречного сражения под Руаном. И тут в самый разгар веселья германская армия перешла в генеральное наступление под Бельфором — там, где никакого наступления в Основном Потоке никогда не было. В то время как тяжелая артиллерия, включая Большие Берты, ломала линию фронта, крепость попросту закидали пятитонными бомбами с цеппелинов, после чего в прорыв ринулась кавалерия и пехота. Получилась классическая для двадцатого века операция двумя клиньями на окружение главных сил противника. То, что у французов смогло вырваться из этой мясорубки, воевать уже дальше не могло. Поскольку правительство в Бордо призывало к продолжению войны, в остатке Франции случился военный переворот, после которого хунта маршала Жоффра запросила мира на любых условиях. Французские политиканы развязали ту войну, и они же вместе с Австро-Венгерской империей стали ее главными жертвами. Как только это дело было сделано, меня еще до завершения боевых действий в Черноморских Проливах бросили в революционный восемнадцатый год. Там я помог местному товарищу Ленину заключить справедливый мир с Германией, попутно организовав кайзеру Вильгельму на каминную полку отрубленные головы фельдмаршала Гинденбурга и генерала Людендорфа. Потом мне понадобилось вычистить из руководства большевистской партии таких сволочей, как Свердлов, Троцкий, и всех их прихлебателей, ибо этим людям нужна была Гражданская война, а не мирное построение социализма. Далее я разогнал к чертям собачьим никому не нужную Учредилку, выслав депутатов от буржуазных партий в один из миров Каменного века, а также решил калединско-корниловскую проблему и предотвратил принятие на Третьем съезде Советов весьма мутного левоэсеровского Закона о Земле. Вместо того дурацкого документа, который должен был инициировать на селе войну всех против всех, я подсунул товарищам большевикам их же Земельный Кодекс от двадцать второго года. И там же, на Третьем съезде Советов, на товарища Ленина было совершено покушение, когда тот после обеда шел по коридору. В затылок вождю Мировой Революции стрелял известный исторический поц Леонид Канегисер. Ранение было, безусловно, смертельным по всем меркам, но мне удалось предотвратить немедленную гибель товарища Ленина, после чего он был переправлен в одно место, где у моих еще одних соседей с фланга имеются действующее реанимационное оборудование цивилизации пятого уровня и соответствующие специалисты в ранге профессоров медицины. По решению обновленного ЦК исполнять обязанности товарища Ленина до его полного выздоровления должен местный товарищ Сталин. Сразу должен сказать, что с того момента прошел почти год, товарищ Ленин почти выздоровел, но к прежнему образу жизни возвращаться не собирается. Руководить страной — не его стезя; теоретическая работа по созданию Единой Теории Социальных последовательностей в компании своего брата-близнеца из четырнадцатого года, Карла Маркса и Фридриха Энгельса ему гораздо интереснее. Кстати, должен сказать, что в мирах четырнадцатого и восемнадцатого годов я и некоторые мои соратники являемся почетными пожизненными членами ЦК РСДРП(б). Потом из восемнадцатого года меня бросило в самое начало июля сорок первого года. Блицкриг в разгаре, германские панцердивизии ядовитыми сороконожками ползут по советской земле. Не тратя времени на излишние разговоры, я принялся гвоздить эту погань всеми имеющимися силами, в том числе и частично восстановленной авиагруппой «Неумолимого», а также освобождать из немецких лагерей советских военнопленных и снова ставить их в строй. И лишь когда были достигнуты первые успехи, я вышел на контакт с местным товарищем Сталиным и предложил заключить договор о союзе и взаимной помощи. На то, чтобы сломать наступательный порыв вермахта, загнать войну в позиционную фазу и отжать под себя Белостокскую освобожденную зону, у меня ушло всего двенадцать дней. Все остальное Красная Армия, набравшись опыта и куража, должна была сделать сама. И как только это дело было сделано, мы нечаянно вскрыли изначально не запланированный канал в мир семьдесят шестого потока. Именно там мне на помощь прислали вашего товарища Брежнева. Когда я приступил к попытке стабилизации этой исторической линии, очень скоро выяснилось, что его местный аналог, занимавший должность генерального секретаря, в силу перенесенных инсультов интеллектуально деградировал до уровня пятилетнего ребенка. Тело мы вылечили без особых хлопот, но восстановить структуру личности оказалось невозможным. И тут после реанимационных мероприятий в частично оздоровленном теле вдруг просыпается ученик и соратник генерала Бережного, представившийся так: «Для всех я товарищ Генеральный Секретарь и дорогой Леонид Ильич, а вы можете звать меня просто Леня». Если вы заглядывали в спецхран, где лежат книги из библиотек кораблей эскадры адмирала Ларионова, то должны иметь представление о том, что это было за время. Но нам с товарищем Брежневым удалось почти все задуманное для того, чтобы развернуть тот мир на лучший путь и одновременно помочь людьми и вооружением товарищу Сталину в сорок первом году. Там стремительный удар на Ригу в ходе Прибалтийской наступательной операции, аннулировавшей группу армий «Север» показал, что инициатива в войне перешла на сторону Советского Союза. Еще раньше, в ходе попытки ликвидировать мою освобожденную Белостокскую зону, под корень сточилась вторая армия вермахта и все валентные резервы, после чего Гитлер оказался раздетым до трусов. На том участке сражалась отдельная зафронтовая армия генерала Карбышева, состоящая из советских бойцов и командиров, что были освобождены мной из германского плена. Я передал товарищам свою уверенность в победе, снабдил достаточно качественным для того времени оружием и отсеял из командования неумех, трусов и предателей, а все остальное они сделали сами, вдосталь напившись горячей немецкой крови. А в семьдесят шестом году довольно продолжительные попытки научить американскую заокеанщину жить по средствам и по совести в итоге вылились в скоротечную третью Мировую войну, в ходе которой почти полностью восстановленный «Неумолимый» нейтрализовал американскую ядерную триаду, а советские товарищи доделали остальное. Я помог решить им внешние проблемы, а внутренние свои неустройства они должны ликвидировать сами, и воспитанник вашего мира в Генеральных секретарях им в помощь. Однако еще раньше такую же операцию я проделал в мире пятьдесят третьего года, который открылся мне в плановом порядке в тот момент, когда товарищ Сталин умирал в своем кабинете, а над его еще не остывшим телом диадохи и эпигоны делили власть над огромной страной и всей системой социализма. Товарища Сталина, пятого среди тех, что мне знакомы лично, от последствий отравления медленно действующим ядом мы вылечили, а кодлу заговорщиков пустили на мясо по первой категории. Там внутри страны ничего исправлять не требовалось. После пятьдесят третьего года у меня случился восемьдесят пятый, где я схватил Советский Союз за шиворот перед тем, как он начал скатываться в пропасть, из которой ему не было бы возврата. И там тоже был заговор элит, как в пятьдесят третьем году, а также скоротечная Третья мировая война. На этом перечень миров Основного Потока, уже пройденных мной, заканчивается. Еще где-то с полгода назад я получил доступ в один боковой инфернальный мир, выделенный мне как площадка для создания собственного государства, как говорится, с чистого листа. И еще в одном мире Каменного века, где товарищи Прогрессоры реализуют проект «Аквилония» по созданию с нуля создания цивилизации нового типа, у меня имеются друзья и союзники. А в мире восемьдесят пятого года, после успешного завершения Вашингтонской десантной операции, я получил сообщение, что теперь мне доступны альтернативные исторические ветви, порожденные деятельностью всех разновидностей Старших Братьев. Ваш мир в этом списке второй, первым делом я посетил родину своей супруги и установил контакт с тамошним российским руководством. На этом все, если рассказывать подробнее, то у меня, как у Шахерезады, на это может уйти тысяча и одна ночь.