Одновременно Максим догадался, чем занимается стоящий в стороне чеченец. Он о чем-то говорил с лежащим на земле и не замеченным сразу еще одним человеком. Со связанными за спиной руками, исхудавший и грязный мужчина был одет в какое-то тряпье. Похоже, пленник. С испугом глядя на бандита и слушая его наставления, бедняга то и дело кивал. Судя по русому цвету волос и рыжей бороде – русский.

Мишенев некоторое время размышлял, как поступить. Во-первых, боевики в таком количестве и на таком расстоянии от населенных пунктов могли выполнять функции разведдозора. Значит, где-то рядом возможны главные силы. Однако пленный немного смазывал привычную картину. Зачем он нужен в передовой группе? А если боевики опасаются, что, сняв на зиму посты, русские заминировали все тропы, ведущие в равнинную часть, тогда бедолаге отводится роль минного трала. Он будет идти впереди.

Решив осмотреться и выяснить цель этих людей, Мишень поставил офицерам задачу рассредоточиться и наблюдать. Все должно проясниться, когда боевики снова начнут движение. Основные силы, если они есть, появятся здесь через десять-пятнадцать минут после их ухода. Однако время шло, а чеченцы не торопились никуда идти. Один приспустил штаны и стал осторожно снимать с голени грязную, с бурыми пятнами крови повязку. Второй, расстелив на земле тряпицу, разломал лепешку, порезал кусок мяса.

«А если это кадыровцы? – неожиданно мелькнула мысль. – Взяли где-то поблизости „духа“ и сейчас ведут его в село?»

Он про себя чертыхнулся.

Время шло, а обстановка не менялась. Не было заметно, что кто-то из чеченцев пользовался радиостанцией.

– Полынь, – едва слышно заговорил Мишень. – Прикрываешь. Дрон, работаем. Вперед!

Место, где находились с самого начала разведчики, было выгодным для начала выдвижения. Боевики расположились к нему спиной. Причем достигающий пояса кустарник подступал почти вплотную к их небольшому лагерю. Стоило прижаться к земле – и спецназовцев уже не видно.

Мишень в паре с Дроном осторожно сняли громоздкие пятнистые рюкзаки, опустили их на землю и двинули в сторону вооруженных людей.

– Дрон, – спохватился Мишень, когда они уже прошли треть расстояния, – сначала их базар послушай. Вдруг свои.

– Знаю, – недовольно пробурчал капитан, и в наушнике вновь послышалось сопение и вздохи. Он уже подобрался на расстояние броска гранаты и теперь медленно полз, сливаясь с землей. Мишень видел лишь часть его спины и каблуки ботинок. Казалось, что тот просто лежит на месте.

В это время Полынцев, обойдя странных путников с фланга, занял позицию, с которой они были как на ладони, и, направив в их сторону винторез, краем глаза наблюдал за перемещением своих товарищей. Это была самая нудная и рутинная работа. Иногда по сантиметрам, избегая любого шороха и стараясь не смотреть на врага, офицеры сокращали расстояние, выдвигаясь на выгодные для атаки рубежи. В любой момент кто-то из бандитов может развернуться в сторону готовящейся к броску группы либо встать и пойти помочиться в кустики, где в это время притаился разведчик.

Наконец Дрон и Мишень приблизились практически вплотную к бандитам. Те, в свою очередь, были заняты своим делом. Один помогал забинтовать ногу своему товарищу чистым бинтом. Третий, изредка посматривая по сторонам, не спеша ел, сидя на корточках. Пленник, перевернувшись на бок, неподвижно лежал. Было видно, что он измотан длинным переходом. «Зачем и куда его ведут?» – размышлял Мишенев, вслушиваясь в обрывки фраз.

Говорили на чеченском. Это создавало определенные трудности. Офицеры владели этим языком, мягко говоря, слабо. Никто не думал, создавая во времена холодной войны спецназ ГРУ, что когда-то придется использовать его на своей территории. Английский, немецкий – пожалуйста. А вот остальные приходилось учить на ходу. Таджикский, азербайджанский, полгода назад грузинский. Но те поверхностно: «Как пройти в город?» или «Куда ведет эта дорога?». Чеченский – десятый год, и все время на практике. Однако большую часть разговора понимали все.

– Долго еще? – донесся недовольный голос бородача, сидевшего у импровизированного стола. Разделив на куски заранее сваренное мясо, он вытер пальцы о кожаную безрукавку и с нетерпением посмотрел в сторону своих товарищей.

– Здесь гной, – брезгливо морщась, ответил щуплый чеченец, помогавший раненому. – Боюсь, будет гангрена.

– Кость не задета, сам идет, какая такая гангрена?! – усмехнулся бородач.

Дальше Мишень не разобрал предложения. Но, по-видимому, чеченец сказал, что если Бейбулат не будет есть, тогда точно умрет.

«Значит, раненого зовут Бейбулат», – зачем-то отметил про себя Мишень.

В принципе все может пригодиться. Есть такое понятие, как эффект неожиданности. Встать сейчас во весь рост, предварительно оставив на земле разгрузку и автомат, и, улыбаясь во весь рот, с широко распростертыми объятиями крикнуть:

– Привет, Бейбулат! Не ожидал?

Пока кореша чеченца приходят в себя, ликвидировать расстояние в несколько шагов, отделяющее его от бандитов. Поддеть носком ботинка лежащий рядом с раненым автомат, отбросив в сторону, выхватить из-за спины заранее приготовленный нож и метнуть в обжору, а ударом ноги по шейным позвонкам начавшему в этот момент вставать, одновременно оборачиваясь к чеченцу, сидевшему перед раненым, поставить на мечтах точку.

Но это риск. Игра на грани фола. Иногда спецназовцы устраивают подобные фокусы, щекоча себе нервы. Но они не всегда приветствуются Антоном. Он говорит, что это клиническая картина болезни определенной группы маньяков.

– Эй, чушек, – неожиданно перешел на русский раненый боевик. – А может, это ты в меня попал?

– Не знаю, – буркнул пленник.

– Жалеешь, что не убил?

– Наверное, да, – вздохнул пленник и, немного поерзав, сел. – Так куда вы меня ведете?

– Зачем тебе знать? – усмехнулся второй бандит.

Теперь разведчикам было ясно, что перед ними боевики. Ждать было больше нечего. Мишень осторожно щелкнул ногтем по микрофону переговорного: – «Внимание!» – затем еще два раза и потянулся к рукоятке АПС. Работать решили с минимальным шумом.

Раздался хлопок винтореза Полынцева. Согнутые в коленях ноги боевика, сидевшего на корточках перед раненым бандитом, вздрогнули. Удивленно охнув, он повалился на бок. Мишень выстрелил из пистолета в руку раненого, которая лежала на цевье автомата. Дрон не церемонился. Четыре прозвучавших, как очередь, хлопка, похожих на удары маленького молоточка по керамической наковальне, – и занятый трапезой бородач с воем покатился по земле, обезумев от боли. Обе щиколотки и локтевые сгибы были раздроблены. С такого расстояния из старого и надежного «АПС» разведчики могли бить «мух».

– Кто такой? – наблюдая за тем, как пленник, удивленно хлопая глазами и крутя грязной головой, растирает запястья покрытых коростой рук, спросил Мишень.

– Прапорщик Веселов, – он всхлипнул, подавившись собственной слюной. – Два дня назад на засаду напоролись у Курчалоя…

– Слышал. – Мишень окинул взглядом окрестности.

Дрон наблюдал за подступами с юга, одновременно держа в поле зрения раненых и связанных по рукам и ногам боевиков. Полынь занял позицию выше и севернее. Надо было побеседовать с пленными, а это самый удобный для нападения момент. Не зная, кого мог привлечь шум скоротечного боя, решили подстраховаться.

– Скажи мне, Веселов, – Мишенев внимательно посмотрел на прапорщика. – Сколько их всего, куда тебя вели и о чем говорили?

– Это все, – с нескрываемой ненавистью прапорщик посмотрел в сторону корчившихся на земле бандитов. – В нападении участвовали двенадцать. Половину из них наше сопровождение положило, ну а потом…

Он осекся.

– Что?

– Раненых добили, меня под руки и в лес. Там на две группы разделились по три человека. Вчера должны были встретиться… У какого-то ключа… Но те не вышли. Наверное, их наши поймали…

– Хорошо, – Мишенев вздохнул. – Оружие я тебе пока дать по понятным причинам не могу. Но обязанности у тебя появились. – Он привстал и показал в сторону группы деревьев на взгорке: – Дуй туда. Вот тебе радиостанция. Наблюдаешь вдоль склона и вверх. В случае чего нажмешь эту кнопку три раза. Будет означать «тревога». Понял?