Когда все свершилось, она расплакалась. Он прижал ее к себе, утешал ее, размышляя при этом, что сказать Орио Долфину.

– Жениться на Фоске! Нет. Я понимаю, синьор, чего вы добиваетесь. Но со мной это не пройдет. Вы полагаете, что, став вашим тестем, я продвину вас туда, куда вы стремитесь. Никогда! Я не допущу, чтобы вы получили ее.

– Не горячитесь, синьор. Вы знаете, что благодаря вашему распутству и расточительности у Фоски нет приданого…

– Как вы смеете!

– Судьба уготовила ей монастырь, и, поверьте мне, будет ужасно жаль, если такое милое дитя проведет жизнь за монастырскими стенами.

– По мне пусть лучше она будет заживо погребена, чем выйдет замуж за вас, – прорычал Долфин. – Убирайтесь вон!

– Должен признаться, синьор, что я уже сделал вашу дочь своей женой.

Слезящиеся глаза Долфина вылезли из орбит, а лицо побелело. Алессандро даже подумал, не отдаст ли Долфин Богу душу. В этом случае женитьба не понадобится. Но Орио Долфин глубоко задышал, и краски вновь вернулись на его щеки.

– Вы – негодяй! – дрожа воскликнул он. – Подонок!

– Ну-ну, синьор, – произнес успокаивающим тоном Алессандро. – Я рассуждал совершенно объективно, утверждая, что брак с мужчиной из рода Лореданов можно считать честью для любой женщины и любой семьи. Неужели вы лишите Фоску этого шанса только в силу упрямой гордости?

– Никогда и ни за что не допущу этого! По мне пусть она лучше умрет!

– Я не рассчитываю на приданое. И вы, синьор, найдете во мне благодарного зятя.

– Черт побери, мне не нужна ваша благотворительность!

– Это не благотворительность, а устраивающая нас обоих сделка, – решительно заметил Алессандро. – Можете быть уверены, что ваша дочь будет окружена заботой, станет пользоваться роскошью, достойной ее красоты и происхождения. И ее и ваша жизнь будет спасена. Я приму на себя обязательство рассчитаться с вашими кредиторами…

– Нет! Я запрещаю!

– В обмен вы сделаете все, чтобы обеспечить мне кресло в сенате.

– Но как я сделаю это? – беспомощно откликнулся Орио. – Это невозможно.

– Уверен, что вы в силах это организовать. В прошлом вы слишком часто проваливали меня на выборах. Сейчас меня интересует Комиссия по делам морей. Что вы можете сделать в этом направлении?

– Я ничего не буду делать! Не превращусь в вашу марионетку. Слышите?.. Я не упаду так низко… Не стану…

– Если вы сейчас откажете мне, я с вами распрощаюсь, и ноги моей здесь больше не будет, – холодно произнес Алессандро. – Ваша дочь вернется в монастырь. И никто никогда не сделает ей больше предложения. Это я вам обещаю.

Орио Долфин потерпел поражение. Ухищренный политик, он отдавал себе в этом отчет и пришел в бешенство.

– Предполагаю, что в этом вам содействовал и подстрекал Томассо! Негодяй! Никчемность! Мой позор. Но Фоска… – Его тон смягчился. – Прекрасное дитя. Моя красавица. О, Фоска.

Алессандро пришел в замешательство, когда увидел, что старик закрыл лицо руками и зарыдал. Он тактично повернулся к нему спиной и отошел к окну. Наконец Алессандро услышал, как тот заговорил дрожащим голосом:

– Когда я стану для вас бесполезен… Когда я умру… Вы покинете ее!

– Ни в коем случае, – твердо заявил Лоредан. – Обещаю вам, что буду заботиться о ней и оберегать ее до самой своей смерти.

В Венеции разводы были делом обычным, в таких случаях приданое возвращалось женщине с тем, чтобы не оставить ее без гроша. Но у Фоски не было приданого, и в случае развода она осталась бы нищей.

Наконец Долфин взял себя в руки. Он вызвал звонком слугу и попросил, чтобы тот прислал к нему Фоску. Га вошла – смущенная, зардевшаяся. Сердце Орио разрывалось.

– Этот синьор, Фоска, сделал тебе предложение. Ты хочешь того?

– О да, папа! – Она неотрывно смотрела в лицо Алессандро. Никто еще не одаривал его столь любящим взглядом – он почувствовал себя не в своей тарелке. Он раскашлялся и стал рыться в кармане жилетки в поисках табакерки.

– Пусть будет так, – с тяжелым чувством сказал Орио Долфин. – Я не стану мешать тебе.

В порыве восторга Фоска бросилась в его объятия. Ее немного смущало, что отец не проявил большой радости, но вскоре она забыла об этом.

Приглашенные на свадьбу гости сошлись во мнении, что невеста Лоредана красавица, и единодушно предсказывали, что она вызовет в свете фурор. Обмениваясь впечатлениями, они признали, что никогда еще не приходилось видеть столь откровенно влюбленную невесту. А уже это одно было необычно для венецианского общества, в котором большинство невест не встречало своих нареченных до самого дня свадьбы.

Фоска чувствовала себя только что вылупившимся цыпленком, появившимся на свет из спокойной уютной темноты скорлупы и внезапно оказавшимся в ослепительно ярком и красивом мире. Ей никогда не приходилось видеть дома, хотя бы близко напоминающие дворец Лоредана. Она пристально всматривалась в элегантных, восхитительных дам, пытаясь запомнить каждую деталь искусно загримированных лиц, изысканных платьев. Их напудренные прически нарушали законы земного притяжения, а драгоценности были воистину великолепны.

Древние законы запрещали незамужним женщинам носить драгоценности. Жемчуг, которым украсила себя Фоска, был куплен для нее Алессандро и вручен ей отцом, который не скрывал своих слез.

По поводу столь торжественного случая напудренные парики надели и мужчины в роскошных костюмах из великолепного атласа и шелка.

Несомненно, самым красивым мужчиной на свадьбе был Алессандро в темно-синем бархатном жакете и зеленовато-голубых панталонах до колен. При взгляде на него сердце Фоски переполнялось гордостью и любовью. Он, однако, по какой-то непонятной причине избегал ее глаз.

День пролетел как прекрасный сон. Ожидая в элегантно обставленном будуаре появления жениха, Фоска перебирала древние четки и молилась Пресвятой Богоматери, дабы та помогла ей стать хорошей женой.

В ту ночь он к ней не пришел. Она остро ощутила разочарование и уснула в слезах. Прошло два дня. Наконец однажды ночью он явился уже после того, как Фоска легла в постель. Она побежала к нему и бросилась в его объятия.