Когда бревна и ветви были уложены, все это поливалось горючим черным маслом, -тогда укладывался второй слой, за ним третий и т.д. Таким образом эта пирамида достигала четырех метров, а иногда и больше. Пирамида считалась готовой, когда в ней было три с половиной тысячи трупов. Ее обильно поливали горючим маслом не только сверху, но и с боков, обкладывали по бокам специальными сухими бревнами, обливали бензином в достаточном количестве, закладывали одну или две термитных бомбы, и вся пирамида поджигалась. Немцы каждое такое сожжение обставляли очень торжественно.

Пирамида обычно горела трое суток У нее было характерное невысокое пламя; густой, черный, тяжелый дым как бы нехотя поднимался наверх. Он содержал большие хлопья черной сажи.

Возле костра стоял файермайстер с лопатой, он должен был следить, чтобы огонь не потухал.

Через трое суток оставалась груда пепла с частицами неперегоревших костей.

Глубокие старики и физически немощные люди работали на трамбовке. На огромный железный лист лопатами сваливали перегоревшие кости, их дробили трамбовками, чтобы не сохранилось ни одного кусочка кости.

Следующая операция заключалась в том, чтобы размолотые кости просеивать лопатой через мелкую металлическую сетку. Эта операция имела двоякий смысл. Если на сетке ничего не оставалось, значит их хорошо раздробили, а, во-вторых, при этом обнаруживались металлические несгоревшие ценные вещи, золотые монеты и т.д

Следует упомянуть еще об одной операции. Когда из ямы выносили труп, то специальный человек вставлял металлический крючок трупу в рот и если обнаруживал коронки, или золотые мосты, то вырывал их и складывал в специальную коробку."

Были ямы, в которых находилось по 20 тысяч трупов. Смрад буквально выворачивал наружу нутро, доводил до головокружения.

Темпы работы были такие, что нельзя было остановиться ни на секунду.

Охрана состояла из 60 эсэсовцев. Это были откормленные волкодавы, они отвечали за то, чтобы мы не сбежали. Они стояли цепью вокруг ямы и каждые 15 минут переходили с места на место. У них всего было в изобилии: мясо, вино, шоколад Но за пределы Понар им нельзя было выходить. Они или отбывали вахту, или находились в своем помещении.

Страшней даже эсэсовцев были чины СД – эти беспокоились о выработке и порядке. Они стояли с дубинками и часто пускали их в ход Мы были постоянно под их надзором. Лексикон их был очень прост: или они кричали по-немецки "ран, ран, ран", что означает -"беги", "катись", "быстро", или по-польски "прендзей" – "скоро". Употребляли они и русские матерные ругательства. Они стояли так, что все участки ямы им были видны. Дубинки они пускали в ход часто, по любому поводу. Эсэсовцы кричали, когда мы носили тела:

"Неси, неси, скоро и тебя так понесут".

В первый день появился штурмфюрер, осмотрел яму и закричал: "А почему этот из Москвы работает лопатой, почему он не может носить?" Сейчас же ко мне подбежали СД и велели взять носилки.

Мы взяли тело, положили его на носилки. Было очень тяжело, колена подгибались. Вдруг штурмфюрер закричал изо всех сил: "По одной фигуре он будет в Москве носить, пусть несет две". Пришлось взять второе тело. На мое счастье у меня был физически сильный напарник Понесли два трупа. Штурмфюрер вновь закричал: 'У них очень легкие носилки. Пусть берут третью фигуру".

Когда кончался рабочий день, нас пересчитывали, проверяли у всех цепи и приказывали спуститься вниз. в бункер. Когда все спускались, лестницу забирали наверх. [Когда нас привезли, пришлось строить второй бункер.]

На темноту нельзя было пожаловаться, в яме было электрическое освещение.

Когда мы приходили с работы, нас ожидали тазы с марганцовкой; мы тщательно мыли ею руки.

Всех нас было 80 человек: 76 мужчин и 4 женщины. Мужчины были в кандалах. Женщины не носили кандалов. На их обязанности лежало – убрать помещение, заготовить воду, дрова, готовить пищу. Самой старшей из женщин – Басе – было 30 лет. Это была опытная женщина, она пользовалась большим влиянием, потому что безраздельно владела старшим рабочим-Францем. Остальные были очень молодые девушки- 18-19-20 лет. Одна из них – Сусанна Беккер – дочь знаменитых виленских богачей. Характерно, что даже там, в Понарах, некоторые старики снимали перед ней шапки и говорили: "Это дочь Беккера, сколько у него было каменных домов!"

Третью девушку звали Геней, она была дочерью виленского ремесленника.

Четвертая девушка – Соня Шейндл. Это девушка из бедной семьи, исключительно трудолюбивая и приветливая. Она старалась облегчить наше существование всем, чем только могла. Например, в ее обязанности не входила стирка белья, но она частенько стирала нам белье.

Мужчины в большинстве были виленцы.

У нас не было ни одного виленца, который не нашел бы свою семью среди трупов.

Вторую группу рабочих, человек 15, составляли советские военнопленные.

А третья группа мужчин была из Вевиса, маленького местечка между Вильнюсом и Каунасом.

Самой многочисленной была виленская группа, в нее входили люди различных возрастов и социальных прослоек Они знали друг друга много лет, но частенько между ними не было дружбы и единства. Люди припоминали друг другу прегрешения 10-летней давности. Из этих людей можно выделить Исаака Догима и Давида Канторовича. Догим, молодой, 1914 года рождения, энергичный виленский рабочий, печатник и электромонтер, был крайне необщительный человек

У Канторовича судьба была своеобразная. Это был подвижной, разбитной парень, 1918 года рождения. До войны он служил приказчиком в книжном магазине. Немцы убили его жену Сам он связался с партизанами, но был пойман.

Мотл Зайдель был сын бедных родителей из Свенцян. Его мать и отец погибли, сам он жил в гетто. Это был миловидный юноша 19 лет, он имел прекрасный голос и любил петь. С 1941 года он непрерывно кочевал по тюрьмам, было страшно слушать про его бесконечные горестные скитания.

Мы называли его Мотл маленький, "ингелэ", в отличие от другого – Мотл "с вонсами", с усами.

Неразлучными друзьями был Лейзер Бер Овсейчик из Ошмян и Мацкин из Свенцян. Мацкину было лет 35. Это был богатый человек, владелец магазина. Овсейчик был ремесленником.