Но пар над бассейном выглядел красиво: плотной загадочной подушкой. Как в нем люди не сталкиваются? Впрочем, о чем это он? Там всегда плавала одна Майя, а теперь вообще никого.

Теперь Баклан с Ралиным по полдня торчали в апартаментах Кулбриса. Тот необычайно воодушевился возможностью использовать шлем Ралина и теперь, пока они ждали решения вопроса с пингвинами, играл в него почти круглосуточно.

— Так зачем тебе пингвины? — в сотый раз спрашивал Баклан.

Пока Кулбрис объяснял Ралину, в чем он не прав, Баклану было совершенно нечего делать.

— Молчи, шпион недоделанный, что тебе до моих пингвинов? — смеялся Кулбрис. — Ты думаешь, я не понял, что ты тут не просто так тусуешь? Давай, ври дальше про ежей. Я пробил тебя уже по своим каналам, ты в одной комнате живешь с главной звездой инкубатора Старого университета. Когда доберемся до нормальной связи, хочу с ним поговорить, ок? Организуешь все, я понял, что ты в той банде модератор. Чего я не понял, так зачем мы всем коллективом премся в леса. Но если дело только в лабе и ближе нет, то ок. Мы там с Ралиным расположимся, и Ловца заберем, когда ему ногу подлечат. Все равно здесь еще как минимум неделю тусовать.

Баклан уткнулся лицом в подушку, делая вид, что ему стыдно. Стыдно ему, конечно, не было. Он отлично справился, никто не пострадал, и теперь оставалось только следить, чтобы никто не сорвался с крючка. А с пингвинами друзья разберутся, Диме это должно быть на один зуб, он же ивент-менеджер.

— Чего морду прячешь? Притворяешься, что не при делах?

— Ага! — Баклан перевернулся на спину и заложил руки за голову. — Притворяюсь! Но ты угадал, я здесь ровно с этой целью. Сделать всем хорошо! Я как Дед Мороз, есть у нас такой важный персонаж, слышал? Он приходит под Новый год, но иногда слегка опаздывает. Как сейчас. Сам посмотри, меня не было, и тебе было скучно, грустно и одиноко. А теперь весело и полезно.

Кулбрис только фыркнул и принялся копаться во внутренностях отобранного у Ралина шлема.

Ралин же не успевал офигевать от событий, которые закрутились вокруг него. От внезапного Баклана, до не менее внезапного Кулбриса, который в хлам разнес его идею с драконами, зато одобрил концепцию шлема в целом.

— Понимаешь, тебя замучают с лицензированием, — объяснил Кулбрис Ралину на следующий день после первого ночного выезда. — Даже не замахивайся на медицинский эффект, это невозможно для частного лица. Нереально ни защитить, ни запатентовать, ни продать.

— Ну как же так… — расстраивался Ралин. — А мы так хорошо всё придумали…

— Да я разве говорю, что вы плохо придумали⁉ Ваш концентратор — отличная вещь. Только использовать его надо по-другому.

И углубился в объяснения. Баклан понял, что обсуждается что-то полезное, и тихонечко включил запись. Авось, Риц разберется, может, что-то хорошее и выйдет. Для него, для Олич и для Хмарь, конечно.

— Не хочется вязнуть в столь далеких перспективах, — вздохнул Ралин. — Когда еще начнется работа с биокристаллами, да и не органик я, кто меня допустит?

— Ты не понял! — хлопнул его по плечу Кулбрис. — Ты уже в деле, я обо всем договорился. Если эти парни добудут пингвинов, мы поедем в славную лабу и там будем резвиться, пока не надоест. И руками вам работать не надо будет, хотя я думаю, что ты и сам не знаешь, как ты прокачался, пока крутил свое устройство.

Как понял Баклан, проблема с драконом была не только в околомедицинской направленности. Ее-то можно было легко заменить на что-то более безобидное. А во времени воздействия. По задумке Ралина, чтобы быть полезным, дракону надо было бродить по спине человека не менее двадцати минут. И это был критичный момент. Кулбрис объяснил, что такая интенсивность (он даже замерил чем-то дракона) приемлема в течение десяти минут максимум. Потому что она соответствует ситуации, если в лаборатории происходит поломка оборудования и некондиционные программы разбегаются.

Стандартные разрушители справляются с такими авариями ровно за это время, и никто не страдает. Разумеется, можно подвергаться и больше, он как-то в исследовательских целях месяц просидел в помещении, набитом беглыми органическими элементами, и ничего ему от этого не было. Но по всем общемировым инструкциям — десять минут.

Поэтому что? Переводим дракона в шоу-бизнес. Он же классный по ощущениям! Можно сделать вечеринку прямо здесь, но исчезнуть дракон должен в течение минуты. Тогда можно сделать десять выбросов, и все будут счастливы.

— Я не думал об этом… — пробормотал Ралин. — А как же стресс?

— У кого тут стресс? Смеешься? Только пойдем в другой бар, где молодежь тусит.

— Слушайте, а откуда полетит дракон? — внезапно поинтересовался Баклан.

— Из планшета, как обычно, — не понял Ралин.

— А давайте закрепим планшет внутри ведра и будем выплескивать дракона как будто оттуда? Как воду!

— А давайте! — согласился Кулбрис. — Ща только время активности драконов прикрутим, потом договоримся. Найдешь гламурное ведро, шпион недоделанный? Хед-хантер плаща и кинжала?

Баклан заржал и пообещал найти ведро. Кулбрис за час переделал драконов, как он сам заявил, ломать — не строить, и они пошли договариваться с баром. На носу были выходные, подъехал веселый народ.

Начался семестр и заработала наша столовая. Я был страшно рад второму и совсем не рад первому, потому что мерзкие лекции нам читали днем. Вот если бы ночью, тогда бы я весь день торчал в инкубаторе, вечером тусил с друзьями, а ночью бы учился. Стоп. С какими друзьями?

Я уже три дня жил в комнате совершенно один. Баклан так и не вылез из Териберки, опасаясь бросить Кулбриса с Ралиным без присмотра. Кулбрис сообразил, что Баклан нарисовался в Териберке ради него, но, как точно будет выглядеть сделка, пока не догадался. О деньгах и условиях они договорились с Вальтоном сами, нам осталось только привезти пингвинов. За ними и уехал Дима.

С пингвинами нам, можно считать, повезло. Их двадцать лет назад разрешили держать в домашних условиях. С тех пор как вывели особо дружелюбную разновидность пингвинов Гумбольдта. Назывались они банально — Гумбольдт-два, и вся наша акция пришлась питомнику необычайно кстати.

Питомник, который случайно оказался в собственности у одного из многочисленных Диминых друзей, превысил квоту на две особи, и им надо было куда-то деть лишних до проверки. Ближе к весне они планировали продать десяток подрощенных особей в дельфинарий, и тогда лишнюю пару можно было бы вернуть на место. Димин друг, когда услышал нашу историю, хохотал как безумный, и сказал, что он отдаст их даже бесплатно с условием возврата. Мы возьмем на себя только дорогу.

Поскольку в этой истории уже по уши сидел Вальтон, мы подключили его к разговору. Ему эта идея тоже понравилась, поскольку он тоже не собирался заводить себе пингвинов навсегда. А с Кулбрисом и его хотелками можно было разобраться и попозже. Как я понял, договоренность была в том, чтобы пингвины были в наличии на момент его приезда, а дальше — как пойдет.

Дима усвистал в питомник и проходил там курс молодого пингвиновода. В процессе он чуть не лишился двух пальцев: два молодых пингвина от горячих чувств чуть ему руки не пооткусывали. Но это были не те особи, которых мы планировали перевозить к Вальтону, и была надежда, что в дальнейшем эксцессов не будет.

Моя работа приобретала все более сюрреалистический характер. Элементы, произведенные с помощью оргудава, тесты блистательно прошли, получили лицензию и улетели к страждущим. Теперь надо было в темпе вальса шарашить остальные. Разумеется, было бы неплохо иметь хотя бы еще пару-тройку оргудавов, но их должен был кто-то сделать! Кто-то — это я. Но Швед мне начисто запретил заниматься самодеятельностью. А самодеятельность — это оргудавы.

Тут был нюанс: я хотел экспериментнуть с толщиной стенок трубки, чтобы выстроить последовательную цепочку инструментов для пальцев наших пострадавших. Но Швед не давал мне даже сделать копию уже имеющегося. После истории с Караваем, который так и не появился в университете, Швед был потрясающе негибок. В результате за оргудав велась битва между Ртутью, Питоном, Вороном и Мавром, а я плюнул на всех и работал голыми руками, получая от Шведа за это постоянных пинков.