Переключая на школьном телевизоре каналы с передачи Энн Дицефалис о производстве шелка на передачу Эми Жубер о корпоративной демократии, Хайд ненароком вводит тему экскрементов, чтобы преподать «молодежи понимание реальных ценностей, мой мальчик…»

Это сопоставление экскрементов с деньгами — первое из все более откровенных метафорических ассоциаций: сын Хайда заявляет, что портфель Джей Ара — «говно», а сам Джей Ар, ругаясь в стрессовые моменты на Баста и Давидоффа, предпочитает выражение «срань господня»; первая сделка Джей Ара, позже удостоенная названия «очистка», это уборка земли перед домом Хайда, что напоминает о детской любви к грязи как к суррогату экскрементов; Джей Ар подслушивает и запоминает советы для открытия своего дела в уборной для руководителей «Тифон Интернешнл», и снова сын Хайда не подводит и раскрывает анальный подтекст: «Сходи спроси того старого пердуна [Кейтса] который поймал нас в туалете и узнаешь что ты даже дерьмом не владеешь»; Джей Ар спрашивает Баста: «Ты когда-нибудь слышал анекдот типа если тебе нужны деньги просто спроси моего отца он тебе навалит кучу?», а одна компания Джей Ара производит рулоны туалетной бумаги с надписью «Пусть ваши дела идут через другое место» («главный человек в компании он разослал всем руководителям целые ящики, как бы ободрение когда ты по уши в…»). Можно привести и много других примеров, от обычной похабщины до предположения Кроули, что Баст может разве что подтираться старыми акциями своих теть в «Норма Майнинг», и планов Джей Ара раскрасить водонапорную башню как рулон туалетной бумаги.

Ближе к концу романа Гэддис доводит экскрементальное видение американской системы свободного предпринимательства до противной кульминации — оба параметра сливаются в целое в символическом уравнении «деньги = экскременты» во время больничной клизмы Исадору Дункану:

Экскременты — это отходы организма, и из этого следует, что торговля в романе символизирует то, «в чем суть Америки, со всем ее уничтожением отходов»: настоящую пустошь, где экономическая деятельность значит немногим больше, чем «гадить повсюду» бумажным мусором[147].

В этом контексте процитированное в лекции Баста и часто повторяемое Гиббсом замечание Моцарта «верить и испражняться — две разные вещи», можно читать как топорную формулировку различий между теми, кто привержен «нематериальным активам», и теми, кто одержим активами материальными. Давидофф называет некоторые основные тексты о последних. Говоря о текстах, посвященных второму типу людей, Давидофф отправляет биографа Джей Ара «сходить в библиотеку и поискать выступления президента все о протестантской трудовой этике главу „Дженерал Моторс“ о свободном предпринимательстве все по утилитарному прагматизму что пригодится, [Джей Ар] видит мир как он есть а не каким должен быть целостный подход вот что работает». Но в нем проявляется анальный характер прагматичного подхода, когда речь заходит о рабочих отношениях с новым боссом «он бурчит, а мы делаем работу». В заметном контрасте с гадящими — верящие, которые, как Гиббс, «пытаются поверить, что что-то стоит делать, достаточно долго, чтобы доделать», достаточно непрагматичны, чтобы предпочитать взгляд «каким мир должен быть». Рабочие отношения в этой группе незабываемо передаются цитатой не Моцарта, а уже Бетховена: «Лучшие из нас хранят друг друга в уме».

Если деньги = экскременты, тогда повторяющиеся восклицания Джей Ара «срань господня» во время финансовых сделок подчеркивают, до какой степени деньги стали священными для подобных ему людей — неизбежный результат пуританской этики, «отношение грешника к Богу можно сравнить с отношением покупателя к владельцу лавки» (Вебер). Христос предостерегал от попыток служить двум господам — «не можете служить Богу и маммоне» (Мф. 6:24, Лук. 16:13), и они ловко смешали их в одного, для кого «срань господня» — самое подходящее обращение. (Аллюзия на другую известную цитату из Нового Завета о богатстве [Мф. 19:24] приобретает анальный оттенок, когда Дункан, пока тянется к судну, говорит Басту: «Это не игольное ушко».) В последнем разговоре с Джей Аром Баст бушует с яростью Христа, изгонявшего ростовщиков из храма: «И хватит повторять срань господня! это все ты, раз хочешь услышать господа ты его услышишь», и играет ему арию из двадцать первой кантаты Баха. Искусство священно (holy)[148] в этимологической связи со словом «цельный» (whole)[149], что означает «совершенство» и «трансцендентальность» — понятия, введенные еще в первом романе Гэддиса и вернувшиеся спустя двадцать лет во втором. Баст и другие творцы знают, что можно только попытаться создать совершенство, но не реализовать полностью; еще они знают, как отметил Йохан Тилеманс, что «художественное совершенство — единственный возможный выход из процесса энтропии». Для них, как и для Элиота в «Ист-Коукере», «остаются попытки. Остальное не наше дело».

Конечно, у творцов Гэддиса есть свои недостатки. Более того, большую часть неудач они навлекают на себя сами. Это не роман о святых творцах и безнравственных дельцах. Гиббс порой проявляет ужасающую бесчувственность, даже когда трезв, и никак не может вспомнить или навестить свою дочь в назначенные судом дни; Эйген — невыносимый эгоист и любой разговор переводит на себя, а еще, как и Гиббс, частенько проявляет сексизм. Судя по тому, что мы слышим о закулисных действиях Шрамма и Шеппермана, они склонны к саморазрушению и чаще пьяны, чем нет. Гэддис так же жесток к своим творческим персонажам, как Мелвилл к герою «Писца Бартлби» — еще одной истории с Уолл-Стрит, — и, подобно Мелвиллу, показывает опасности «предпочтения отказаться» в обычной жизни. Но все же художники отличаются от бизнесменов приверженностью к идеям выше, чем размер прибыли и налоговые убежища. С ними происходит то же самое, что и с Рихардом Вагнером, о ком Роберт Донингтон писал: «С гением — и не только с гениями — чаще всего случается так, что неудачи во внешней жизни могут оказываться удачами во внутренней в том плане, что глубинные уровни его творчества демонстрируют понимание тех самых истин и реалий, что ускользают от него в личной жизни»[150]. Приверженные «внутренней жизни» творцы, естественно, непонятны приверженцам «внешней». Снова выражаясь словами Элиота: «Их всегда осаждают / Визгливые голоса, насмешка, / Брань, болтовня» («Бернт Нортон»), но, слушая вместо этого внутренний голос, творческие персонажи Гэддиса могут искупить свою хаотичную жизнь (как гениальные творения могут изменить окружающие их жизни) чем-то более запоминающимся, нежели сбалансированным портфелем акций.