Вчера я плыл на длинном корабле По улице, лиловой от сирени, Я звал ее, я в странном был волненьи, Весь поиск, весь надежда и любовь. Я видел мальчика, похожего на кошку. Он был кастрирован и бегал от людей. Они ж в него бросали яйца, И тухлые, и свежие, различные по весу и природе. Там были яйца страусов и змей И черепашьи тоже были яйца, Там были яйца и царя зверей, Умерших королей и президентов, Там были яйца мертвых континентов. А сколько было крошечных яиц… Они, наверное, убьют его попозже. Но мне какое дело — я ищу ее. А ночь совсем, совсем уж поседела. Мне нужно спать хоть час, иначе не найду. Третий монолог Джоана Хайца Я спал. Наверное, как будто стало тише в моей больной упрямой голове. Кузнец работает над сломанной подковой, И все-то норовит он сделать новым то, чему починки нет. Но все же вижу странное свеченье. Я вижу, вижу странный свет в окне… О, хищный свет ползет все ближе, ближе, сквозь щели, сквозь оконное стекло, он вполз сюда, он хочет моей смерти. Но нет, еще не время, я не нашел ее! И быстрым движением Джоан Хайц спускает черную штору. Но где же мне ее искать? В саду под пьяными кустами или на базаре под тоннами антоновских плодов, иль, может, прячется она у ишаков, что выстроены плотными рядами, что машут хрящеватыми хвостами и землю бьют тяжелыми ногами и воду из арыков пьют? Но нет, я хитр, искать-то надо здесь, в молочной комнате, в стеклянном чемодане!.. Я в детстве так нашел свое призванье — чудесный карандаш графита. И я стал знаменит и карта была бита. но мать моя рыдала от чего? От счастья так ведь сильно-сильно плачут!.. А после был салат нежнейших авокадо и платье-карусель. и дочки Аминадо… Четвертый монолог Джоана Хайца Устал я здесь, болит спина и шея. Я не нашел, неужто не найду? В какую же страну мне ехать с топором? Где женщины, за место их младенцев, В тончайших кружевах и полотенцах Качают на руках тяжелые машины И колыбельную о птицах им поют? Неужто там она гуляет в серебристом и вся звенит-звенит в зеркально-чистом, И напевает тонким голоском о том, что сделает когда-нибудь потом? Послушайся, приди ко мне сама! Мы поиграем в гордые слова. И я куплю тебе большой-большой колпак, Ведь мама и меня растила так. Пятый и последний монолог Джоана Хайца Сюда идут. Я слышу их шаги. Но не открою ничего, хоть тресни. Теперь я счастлив я нашел ее. Теперь вся жизнь стоит на твердом месте. Она моя, мазурка и духи, ее глаза — летающие мухи. Я платье задеру ей до зари и буду целовать испуганные руки. Она моя — ее нашел я там, где свален был ненужный старый хлам. Она лежала на чудесных волосах, она спала и видела мой страх. Я подошел и вытер ей лицо. Она мне улыбнулась, как лисица. И я надел ей тонкое кольцо И со щеки поднял ее ресницу. А после я купил ей молока И груш, и слив, и свежего вина… О Боже, как же барабанят в дверь! Ее хотят отнять теперь, Когда я полон счастья. Но нет уж нет. Хватает топор и отрубает голову старой грязной кукле цвета фламинго. Да здравствует же светлый цвет! Я победил засаленный ваш мир! Открывает окно и бросается вниз. Влетевшие санитары смотрят на куклу с отрубленной головой. Что ж умираешь в самом деле в своей квартире полутемной а за окном мой Рим наемный и неизвестный день недели Вся ослабевшая от боли я думаю лишь о безделках так на серебряных тарелках мне подается сила воли Воспоминание о прошлом и приключения блудницы все это долгие страницы кривых зеркал воображений И отражение всех милых так называемых хозяев халдеев-магов томно длинных и свора светских негодяев Теперь же я больна и лето меня зовет в чужие страны где принц кровей залижет раны у неизвестного поэта |
