– Наверное, где-то на Луне. Мы сильно ударились, и я уже хотела пошутить по этому поводу, но тут ракета опрокинулась. Я отстегнулась и обнаружила, что майор Питерс не шевелится. Но он не умер, у него скафандр раздувается, как у меня, и что-то слышно, если приложиться шлемом к шлему. И мне наконец-то удалось открыть дверь. – После долгой паузы Бетси добавила: – Это не обратная сторона, на ней сейчас должно быть темно. А тут светит солнце, я уверена. Скафандр сильно греется.
– Бетси, надо оставаться снаружи. Там, откуда ты сможешь нас увидеть.
– Хорошая шутка, – хихикнула девочка. – Вообще-то, я вижу ушами.
– Правильно, ты увидишь нас ушами. Слушай внимательно, Бетси. Мы будем сканировать Луну лучом света. Когда он коснется твоего скафандра, раздастся хорошо знакомый тебе звук. Мы разделили поверхность Луны на восемьдесят восемь участков, по числу фортепианных клавиш. Услышишь – кричи: «Есть!» А потом скажешь нам, что это за клавиша. Справишься?
– Конечно, – уверенно ответила девочка. – Если фортепиано настроено.
– Настроено, не беспокойся. Итак, приступаем…
* * *
– Есть!
– Что за клавиша, Бетси?
– Ми-бемоль первой октавы.
– Ми-бемоль первой октавы?
– Именно так я и сказала.
– Где этот квадрат? – обратился директор к присутствующим. – В Море Облаков? Сообщите генералу. – И – в микрофон: – Милая Бетси, мы тебя найдем! Теперь просканируем только твой квадрат. Но сначала перенастроим аппаратуру, а на это уйдет какое-то время. Хочешь поговорить с папой?
– Ух ты! А можно?
– Ну почему же нет.
Через двадцать минут директор вернулся к рации и услышал:
– Что ты, папочка! Конечно не боюсь. Самую капельку было страшно, когда упал корабль. Но я же знала, что меня в беде не бросят. Люди всегда обо мне заботились.
– Бетси!
– Да, сэр?
– Надо снова послушать ноты.
* * *
– Есть! Соль на три октавы ниже.
– Уверена?
– Абсолютно.
– Ну вот, теперь мы имеем квадрат со стороной всего лишь десять миль! Отметьте это на сетке и свяжитесь с генералом, пусть отправляет туда корабли! Бетси, мы почти тебя нашли. Еще разок перенастроимся и определим точные координаты. А пока можешь вернуться на борт, там прохладно.
– Я не перегрелась, только вспотела немножко.
Через сорок минут загремел голос генерала:
– Корабль обнаружен! Она рядом, машет рукой!
Комментарий[119]
Фразу «Рекламщик соблазнил меня, и я ел»[120] вполне можно поставить эпиграфом к этому рассказу; он ни за что бы не появился, если бы не чрезвычайная настойчивость рекламного специалиста, Д. Г. Стила из «Carson/Roberts, Inc».
Все началось с «милой» идеи для рекламной кампании: для своего аккаунта в «Hoffman Electronics» они заставили известных писателей-фантастов представить себе электронику будущего, а затем написать короткие, не более 1200 слов, рассказы, которые они могли бы уместить на паре страниц в качестве рекламы. Прекрасная идея! А. Э. ван Вогт и Айзек Азимов уже написали по рассказику, и наш мистер Стил хотел, чтобы Роберт Хайнлайн был следующим. Он связался с Хайнлайном в самый последний момент, на исходе 1961 года, предложив 250 долларов, или 28 центов за слово, – неслыханный тариф для 1961 года.
Но и объем работы тоже был неслыханный: если Хайнлайн и был в чем-то уверен, так это в том, что он не был специалистом по микрорассказам. В действительности дела обстояли с точностью до наоборот: он, как правило, писал крупные вещи, а потом их сокращал, при этом обширные сокращения он воспринимал как пытку, нудную, утомительную, отнимающую массу времени. Даже 28 центов за слово не смогли его соблазнить. Он пытался спихнуть Стила на писателей, которые специализировались в подобных вещах, – например, на Фреда Брауна. Стил, конечно же, хотел привлечь к работе и Фреда Брауна, но сначала – Хайнлайна. Он поднял ставку. К марту 1962 года Стил предлагал «двойной или тройной» базовый тариф, а департамент исследований его фирмы пришел к заключению, что один из всевозможных трюков, изложенных Хайнлайном, – по сути, вариация на тему, как научить лазер свистеть, – может сработать.
Когда в мае их предложение достигло головокружительных 62 центов за слово, хищные коммерческие инстинкты Хайнлайна возобладали над всем остальным, и он согласился попробовать, на время отложив в сторону наработанные приемы создания многослойных подтекстов. В этой форме просто не хватало места ни для чего, кроме поворотов сюжета – да и для них этого места было чертовски мало. Первая версия «Поискового луча» составила почти 1900 слов – слишком много для рекламной полосы, но результат не был абсолютно безнадежен. Хайнлайн отжал из текста каждую капельку воды, утрамбовал характеры героев до уровня картона и вырезал все, что имело тенденцию к ветвлению сюжета. В конце концов он остановился – вплотную перед лимитом 1200 слов, опасаясь, что пациент вот-вот и навсегда останется подключенным к системе жизнеобеспечения.
Но мистер Стил счел, что этого вполне достаточно и рассказ хорош, поэтому он вышел в августе 1962 года в журнале «Scientific American», а в сентябре – в журнале «Fortune». Семь или восемь месяцев спустя «Поисковый луч» был награжден почетной грамотой на Ежегодной выставке рекламного и редакционного искусства Запада, в которой Хайнлайн был назван «копирайтером», на пару с Ральфом Юнгхаймом (который писал рекламный текст для «Hoffman»). Дитя оказалось вполне жизнеспособным и за пределами инкубатора, и годы спустя, собирая рассказы для сборника «Past Through Tomorrow», Хайнлайн вписал его в «Историю будущего».
Испытание космосом[121]
Рассказ
Наверное, нам вообще не стоило соваться в космос. Есть две вещи, которых каждый человек боится с самого рождения, – шум и высота. А космос находится настолько высоко, что непонятно, зачем человек в здравом уме забирается туда, откуда, если ему не повезет, он будет падать… и падать… и падать. Впрочем, все астронавты сумасшедшие. Это каждый знает.
Он решил, что врачи были к нему добры.
– Вам повезло. Вы не должны забывать об этом, старина. Вы еще молоды, а пенсия у вас такая, что о будущем можно не беспокоиться. Руки и ноги у вас целы, и вообще вы в прекрасной форме.
– Прекрасной! – В голос его непроизвольно закралась нотка презрения к самому себе.
– Но это на самом деле так, – продолжал мягко настаивать главный психиатр. – То, что с вами произошло, не причинило вам никакого вреда, если не считать того, что в космос вы больше не полетите. Честно говоря, я не могу назвать агорафобию неврозом – боязнь высоты вполне естественна. Она проявляется у вас сильнее, чем у многих, но это вполне нормально, если учесть, что́ вы пережили.
Одного напоминания об этом хватило, чтобы его снова начало трясти. Он закрыл глаза и увидел кружащиеся внизу звезды. Он падал… и падение это было бесконечным. Из забытья его вывел голос психиатра:
– Успокойтесь, старина. Вы на Земле.
– Извините.
– Не за что. А теперь скажите, что вы собираетесь делать дальше?
– Не знаю. Видимо, буду искать работу.
– Компания обеспечит вас работой, вы это знаете.
Он покачал головой:
– Я не хочу слоняться по космодрому.
Он представил себе, как будет ходить тут с маленьким значком на рубашке, показывающим, что когда-то он был человеком; откликаться на уважительное обращение «капитан»; доказывать, что своим прошлым он заслужил право на отдых в помещении для пилотов; замечать, как смолкает при его появлении разговор на профессиональные темы; думать о том, что говорят о нем за его спиной… Нет, спасибо!
– Я думаю, вы приняли мудрое решение. Лучше покончить с прошлым раз и навсегда – по крайней мере, до тех пор, пока вы не начнете чувствовать себя лучше.