– Вы не понимаете! Мы не те революционеры, которые устраивали бунт в трущобах. Я к этому не имею отношения, – заскулил Зереф, вероятно, понимая бессмысленность открытого сопротивления.

– Тогда кто вы? – удивился Джоэл.

– Секта Дирижабля! Дирижабль принадлежит народу! И только народу! – закатив глаза, благоговейно заголосил пекарь. И в его расширенных зрачках плясали отблески безумия. Впрочем, возможно, отразились искры в печи, где подгорала очередная партия булочек с секретами.

– Изымите свежие вещдоки, – кивнул на выпечку Ли. И солдаты с ним согласились.

– Стачки на заводах – ваших рук дело? – продолжил свой спонтанный допрос Джоэл. Он понимал, что это уже не дело охотников, и все же чувствовал, что расследование появлений Вестника Змея неуловимо связано с Зерефом. Но пекарь все равно не ответил. Джоэл силился понять, сколько групп революционеров орудует в Вермело. И не понимал.

«Как будто действует несколько враждующих лагерей. Если это секта Дирижабля и они пытаются присвоить его, у кого же он тогда сейчас? И где? Где в трущобах можно спрятать дирижабль?» – только оставалось недоумевать Джоэлу.

– Люди должны услышать, люди должны прозреть! Послушайте вы, палачи, это вы губите Вермело! Вы, охотники! И ты, Джолин, неблагодарная тварь, спуталась с одним из них! – закричал Зереф Мар. Для сохранения секретности пришлось замотать его широкий рот черным кляпом.

«Дирижабль… Значит, тот тип возле Айгрежи был прав. Страж Вселенной был прав. Да какой Страж? – одернул себя Джоэл, когда факты разрушали мистические теории. – Наверняка их подельник, которого не взяли в долю и попытались от него избавиться. Надо было и его арестовать сразу. Значит, дирижабль. Они хотят улететь за стену? Но зачем? Там ведь только смерть и… Разрушающие».

– Увести этого безумца! – прорычал вслед новым арестантам сержант Чжэн, затем пригладил усы и благосклонно ухмыльнулся. – Так и быть, Джоэл, пока что ваша подопечная остается как свидетель. Но вы понесете ответственность по всей строгости как соучастник, если она продолжит свою революционную деятельность, подрывающую покой Вермело.

Джолин теснее прижалась к спине Джоэла. Доносилось ее прерывистое, нервное дыхание, мнилось, что слышны частые удары сердца загнанного в угол маленького зверька. Хотя она оказалась не беспомощной, теперь ее судьба зависела только от милости охотников. Джоэл надеялся, что она не посчитает его новым Зерефом Маром, ее охранником и мучителем в одном лице.

– За пекарней будет вестись круглосуточное наблюдение со стороны Цитадели. Письменное подтверждение вам вскоре передадут. Джолин даст все требуемые показания, – заверил Джоэл.

– Вы поручаетесь за нее лично?

– Да, по приказу верховного охотника.

– Хорошо. Она ваша, – крайне двусмысленно хмыкнул конвоир, но добавил: – Ваша ответственность.

– Зереф Мар, вы обвиняетесь в пособничестве революционерам. А ваша жена – в оказании подпольных медицинских услуг без соответствующего разрешения, – кратко зачитывал предварительный приговор один из солдат. – Вы имеете право просить о замене смертной казни пожизненным заключением. Права хранить молчание у вас нет, как и права на адвоката.

Запрет на молчание разрешал побои и пытки до тех пор, пока подозреваемый не даст признательных показаний. Суровый закон Вермело не предполагал защиту тех, кто покушался на спокойствие и целостность города. У последних остатков человечества не хватало ресурсов и сил на ложное милосердие: любая ошибка в отлаженной системе выстроенного общества грозила уничтожением, исчезновением самого людского племени. Другое дело, что не всегда признательные показания означали безукоризненную правду, не всегда хватали тех, кто действительно совершал преступление. К счастью, в виновности Зерефа Мара не оставалось сомнений, и Джоэл без колебаний сам бы пересчитал гадкому пособнику революционеров все его гнилые зубы.

– Что? Каких медицинских услуг? Ничего не понимаю! – все еще верещала жена пекаря, прикидываясь доброй слабой старушкой, незаконно оклеветанной беспутной работницей.

– Вы и сами все знаете. Вы делали аборты проституткам, у нас есть свидетельницы, – рыкнул на нее Ли, выступая вперед. – Я сам видел разрезанного младенца в Ловце Снов!

Такое зрелище им обоим предстояло еще нескоро забыть. Но тот воплотившийся кошмар не подсказал, кому именно принадлежит сон. Жене пекаря, а возможно, одной из впавших в беспамятство ее клиенток. А возможно, и Джолин… Об этом думать не хотелось. Ох, как не хотелось даже предполагать такой вариант.

– Вы ничего не знаете! – возмутилась старуха, осклабившись. Теперь она, растрепанная, в порванном платье, закономерно напоминала злобную ведьму из сказок.

– У нас есть два свидетеля и одна потерпевшая, – отрапортовал конвоир и обратился к Ли: – Благодарим, господин охотник, за ценные сведения.

«Интересно, откуда сведения? Мартина и Лулу помогли? Или кто-то из их знакомых? Все-то Ли разузнал! – довольно подумал Джоэл, но в который раз ужаснулся: – Подпольные аборты… Разрезанные младенцы в сетях… Не была ли одной из „потерпевших“ Джолин? Надеюсь, что нет. Только бы нет! Это было бы слишком ужасно! Но она же, как обычно, не расскажет. Ничего, сейчас главное – отмазать ее от обвинений. А я готов принять ее со всеми тайнами».

Джолин крепко вцепилась тонкими пальцами в рукав его плаща и испуганно спрятала лицо в его воротнике, когда солдаты провозгласили:

– Увести их!

Пекаря, его жену и их внука с кляпами и в наручниках утащили наружу, закидывая в закрытую повозку, запряженную двумя специальными рикшами. В тюремных экипажах едва ли хватало места для одного, а их как-то запихнули втроем. Наверняка старые кости и суставы пекаря отозвались не меньшей болью, чем гудящая нога Джоэла. Но охотник ни на миг не устыдился, что не испытывает к арестованным ни капли сочувствия. Он радовался, будто сумел отразить атаку еще одного Вестника Змея. Над черной пропастью неизвестности воздвигся спасительный мост.

– Джолин, ну что ты? Не плачь! Теперь все будет хорошо, – принялся успокаивать Джоэл, когда затворилась дверь. Джолин тихо плакала в его объятьях, а он гладил ее по голове, перебирал растрепанные светлые кудри, целовал дрожащие руки, согревая их своим дыханием.

– Да-да, я верю… Верю тебе, Джо, только тебе в этом городе и верю, – прошептала она, растирая слезы по покрытому мукой и пылью лицу. Джоэл, не сдерживая чувств, еще крепче обнял ее.

– Ну что, Джо, похоже, бумага от Умана – это твой пропуск в новую жизнь, – заметил Ли, неуверенно подходя. – Мио, ты, наверное, можешь идти. Проверь там, не шпионит ли кто.

– Их всех схватили? Всех? – вскинулась Джолин при словах о слежке. – Они могут быть с арбалетами!

– Джолин, все хорошо. Вокруг никого нет. Я тебя уверяю, – улыбнулся Джоэл и усадил на уцелевший табурет. Солдаты как будто намеренно ломали мебель в процессе недолгого, стремительного обыска.

– Что теперь будет с их внуком? Зачем его увели? – встревожилась Джолин, какое-то время просидев безучастным изваянием. Джоэл встал перед ней на одно колено, словно делал предложение руки и сердца. Хотел бы он, если бы не запрет охотников. В какие сети Цитадели они оба попались, предстояло еще осмыслить. Но пока их лица оказались на одном уровне – хватало и этого. Джолин умоляюще смотрела на Джоэла, словно верила, что в его власти избавить от любых бед, преодолеть любое проявление несправедливости. Но он не любил врать друзьям, потому с легким смущением ответил:

– Сначала проверят его причастность к революционерам. Потом определят в специальный приют при Цитадели.

Из-за несчастного мальчонки, который потерял родителей, а теперь и старших родственников, что-то кольнуло в груди, будто провернули нож в старой ране: ведь внук пекаря стал сиротой почти так же, как сам Джоэл. С той лишь страшной разницей, что его мать в облике монстра убил обезумевший отец. И теперь мальчика самого утащили вместе с опальными дедом и бабкой в казематы гарнизона, будто он в свои годы что-то понимал в подрывной или пропагандистской деятельности революционеров, сектах Дирижабля и прочей гадкой кутерьме жестокого мира взрослых.