— Гм, — высказался Ривин, словно мимоходом, не отрывая взгляда от пульта юстировки, — несомненно, я менее скептичен, чем ты, но в конденсатный туман как следствие нашей посадки и старта я тоже не верю. Ты считаешь, что это по нашему адресу?

Я тоже вспомнил слова Лута: «Как будто кто-то хотел помешать тому, чтобы мы о них узнали что-нибудь».

Лут затряс головой.

— Я уже почти ничего не оспариваю, — сказал он недовольно, и продолжал с редкой непоследовательностью: — Как они могут быть такими негостеприимными? Мы идем на любые усилия, чтобы не причинить никому из них вреда. А они?… Я больше не верю в существование тех, кого мы там видели. Откуда мне знать, что это было? Призрачные галлюцинации, в лучшем случае игра оптических законов отражения. — Он взглянул на гравитрон и принялся отстегивать привязной ремень.

Ривин посмотрел вдогонку Луту задумчиво, когда тот прямо-таки выталкивал свое могучее тело из кабины.

— Он уверен в обратном, — сказал он больше самому себе. Но Лут тут же снова появился, согбенный, у переборки.

— Всего, что мы достигли, удручающе мало: некоторые впечатления, с которыми никуда не сунешься, несколько маленьких шариков из кулака Коя и нечистая совесть, — бросил он.

Ривин поднял голову и поймал глаза говорившего.

— Вот как? — сказал он. Потом устремил взгляд на экран, на котором сферическая поверхность планеты в стремительном темпе все еще удалялась. Но казалось, он смотрит дальше этого мерцающего изображения.

Возникла пауза.

— Что с тобой стряслось? — спросил Ривин средь полной тишины. — Я бы гак сказал: мы узнали новую цель, чужую жизнь в космосе, полную загадок, притягивающих ум и воображение, полную возможностей учиться, учить. Подавляюще много!

Лут закрыл лицо рукой. Растопырив пальцы, медленно провел ею вверх по лбу. Когда лицо его снова открылось, мы почувствовали согласие — он улыбался.