“Она так и сделала”, - сказал Корниш. “На мой взгляд, это еще одна удивительная часть истории. Она убрала ее в шкаф и больше не вспоминала о ней, пока пять лет спустя случайно не увидела девочку снова в автобусной очереди. Она все это время была в Лондоне. Дом выдержал все налеты. Десятки людей прошли через здание. Не хватало всякого товара, но сумка все еще была там, нераспечатанная, под кучей хлама, точно в том виде, в каком она была положена, когда носильщик по доброте душевной разослал ее по домам. Монахини "Доброго пастыря" упрекали меня в том, что я нахожу это необычным. Они сказали, что было пожелано, чтобы бумаги сохранились ”.

Люк задумался, его брови были приподняты, а на лбу пролегли глубокие морщины.

“Этот автобус для эвакуированных, ” осторожно начал он, “ куда он поехал? Саффолк?” Член совета прервал его. “О, мой дорогой хороший парень, - сказал он, - не думай, что я не задумывался о такой возможности. С тех пор, как эта женщина, Флавия Айхесон, тип которой я принципиально ненавижу, рассказала мне историю Тимоти этим утром, я пытаюсь не воспринимать это как откровение ”.

“Почему?” Люк говорил в изумлении. “Зачем мешать себе? Это так легко могло бы стать второй половиной твоей истории. Это стоит изучить, не так ли?”

“Нет!” Восклицание было яростным, и при звуке этого тона опытный слух Люка насторожился, а его глаза снова стали настороженными, поскольку он осознал момент, в котором их взгляды должны были разойтись.

“Можно было бы сделать это впору!” - сказал Советник. “Можно было бы так сильно захотеть, чтобы это было впору, что можно было бы обмануть себя и всех остальных. Любой предпочел бы иметь великолепного, умного, порядочного, симпатичного, честного мальчика, чем ... ну, чем то, что есть у меня.

Мужчина хлестал себя с горечью, которую Люк мог только понять, но он был слишком опытен, чтобы верить, что сможет вылечить ее. “Я еще не рассказал вам о Барри”, - продолжил Корниш. “Это то, что я пришел вам сказать, и я все еще не могу заставить себя сделать это. Он ненормальный, суперинтендант. Это было очевидно, когда он был ребенком. Вот почему я чувствовала, что не могу попросить Марион взять его в наш дом, и вот почему я оставила его с монахинями ”.

Люк был очень серьезен. Картина разворачивалась перед его знающим взглядом, как симптомы знакомой болезни перед врачом.

“Это тот, кого они называют монголом, сэр?” - пробормотал он, не отрывая взгляда от своих записей.

“Не совсем. Но он не прав. И все же он не дурак. Я бы хотел, чтобы он был таким. В некоторых отношениях он чертовски умен. Ужасно умен”.

Люк сидел, потирая подбородок. Вся его подготовка и опыт заставили его уклониться от ловушки, которая, как он видел, открывалась перед ним, и все же его человеческое суждение говорило ему, что ее не существует и что этот человек, каким бы заблуждающимся он ни был, по крайней мере честен.

“Сыновья, как правило, идут в своих матерей”, - лукаво начал он.

“Камеристка? Агнес Лич? Конечно, я думал об этом”. Корниш жестом отмел это предположение. “Монахини подумали об этом. Они заподозрили меня и настояли на том, чтобы привести женщину, пока наблюдали за нами, чтобы посмотреть, было ли там узнавание. Я мог солгать. Вся история моей первой жены могла быть выдумкой. Я признаю это ”.

“Нет, нет, сэр”, - тихо смеялся Люк. “Пойдемте. Это совсем не то, что я имел в виду. Есть старое английское слово, которое в наши дни используется не часто, но при случае все еще полезно, и это ‘подменыш’. Известно, что матери делали это и раньше ”.

“Нет”. Корниш покачал головой с упрямством мученика. “Я думал об этом. С тоской. Это был бы приятный, легкий, щадящий выход, не так ли? Но жизнь не такова, или я не находил ее такой ”.

Люк откинулся назад. Он знал, что зря потратит время, но не мог удержаться, чтобы не попробовать.

“Мою официальную жизнь нельзя было назвать спокойной, - сказал он, - но я никогда не находил ее даже близко такой последовательной, как у циников. ‘Сюрприз, сюрприз!’ На мой взгляд, это послание жизни. Послушайте, сэр, что заставляет вас думать, что у вас с вашей первой женой родился бы такой ребенок, какого вы мне описали? Нет. Пока не отвечайте. Но тогда скажи мне, какого ребенка ты мог ожидать от этой ненормальной Агнес Лич в матери?”

Советник покачал головой. “Вы имеете в виду очень хорошо, суперинтендант”, - сказал он. “Я хотел бы вам верить, но не упускаете ли вы кое-что из виду?" Какие шансы у ребенка, мать которого, моя первая жена, происходила из самых ужасных трущоб — и, поверьте мне, сегодня в Англии ничто не сравнится с Терк-стрит, когда я был мальчиком, — а затем, почти на следующий день после его рождения, была брошена слабоумной, истеричной девчонке, которая в ужасе тащила его через сельскую местность? Разве это не объясняет его, кем бы он ни стал?”

“Нет, сэр”. Люк говорил быстро. “Нет, если он такой, как вы описываете”.

“Но вы так не думаете?” В лице мужчины была мужская наивность и все страстное невежество ненаучного ума в глубоко эмоциональном вопросе.

“Нет, сэр”. Люк тоже был отцом, но также и практичным человеком. “Пока его как следует кормили — а он должен был таковым быть, чтобы выжить, — не роняли на голову и держали в разумном тепле, это ему совсем не повредило бы”.

“Я думаю, вы ошибаетесь”.

Корниш говорил просто, и его слабость проявилась, как у человека, бередящего рану. “Это была моя вина. Я должен был знать, что ребенок появится на свет, и я должен был быть там, чтобы взять на себя ответственность, когда умерла моя жена. Это был долг, который я не выполнил. Королевские ВВС были разумны в таких вопросах. Ты не согласен?”

“Нет, сэр”. Люк был деревянным.

Корниш улыбнулся ему, и его рот скривился.

“Ты думаешь, я цепляюсь за крест”, - сказал он.

Внезапная улыбка Люка была обезоруживающей.

“Ну, если вы сами это устроите, то не за что особо цепляться, сэр, или это то, чему меня научили Святые Сестры, но я так понимаю, что у нас сейчас не такая дискуссия. Что именно вы пытаетесь рассказать мне об этом вашем мальчике, мистер Корниш? Вы имеете в виду пожар и разгром квартиры, не так ли?”

Корниш серьезно поднял глаза и вздохнул.

“Я ничего не знаю, имейте в виду. Но как только я поняла, что вероятной причиной нападения на квартиру была попытка отпугнуть частного детектива от расследования истории ребенка, эвакуированного с Терк-стрит в первый день Второй мировой войны, я подумала о своем сыне Барри. Это вмешательство такого рода, которое может привести его в сильное возбуждение. Агнес Лич поддерживает связь с эббфилдскими сплетнями. Он бы услышал об этом от нее. ”

Взгляд Люка стал мрачнее.

“Как вы думаете, кто нанял детектива?”

“Я знала. Полиция рассказала мне. Элисон Киннит. Я связала ее с мисс Айчесон и подумала, что она сделала это в попытке выяснить что-нибудь, чтобы дискредитировать меня ”.

“Неужели?” В голосе Люка звучало изумление, и на худых щеках Советника появился легкий румянец.

“Теперь, когда я познакомился с ней в обществе, я вижу, что это маловероятно”, - признал он. “Но вы понятия не имеете, какая она в комитете: у вас создается впечатление, что она будет бороться без ограничений”.

Улыбка Люка невольно вырвалась, но он ничего не сказал.

“Когда этот мальчик Барри возбуждается, способен ли он совершать опасные и даже преступные поступки, сэр?” - поинтересовался он.

Корниш кивнул. Это было признание, к которому он был готов, но все еще находил его трудным. “Всю свою жизнь он был пугающе неуклюжим. Монахини "Доброго пастыря" передали его сестрам Святого Винсента де Поля, которые специализируются на уходе за больными такого рода. Он стал им не по зубам и ушел к каким-то братьям, которые вообще не захотели его содержать ”.

Люк начал понимать очень ясно. “У него есть судимость?”

“Да”.

“Ну что ж, ” в голосе суперинтенданта прозвучало облегчение, “ не расстраивайтесь, сэр. Я разыщу его. Мы, вероятно, знаем о нем больше, чем вы. Живет ли он один, как обычно?”