Я предпочел оставить все как есть.

Мужчина в белом костюме умчался прочь. Мгновение спустя хлопнула дверь. Я старался не дрожать от страха, когда один из охранников подошел к первому. Я ненавидел, когда их было больше одного. Они словно подзадоривали друг друга, чтобы посмотреть, кто причинит больше боли.

- Что он сказал?

Первый охранник оскалил зубы. Даже с того места, где я сидел, скорчившись в углу камеры, я мог видеть ненависть в его глазах. Ему не нравился его начальник.

- Либо мы найдем кого-нибудь, кого можно бросить в яму, - сказал Уэсткотт, - либо он заставит одного из нас сразиться со зверем.

- Пиздец.

Уэсткотт повернулся к своему коллеге.

- Ты можешь кого-нибудь найти?

- Не на сегодняшнее мероприятие. У нас мало времени. Это чертово шоу начнется через двадцать минут.

Уэсткотт бросил на мужчину тяжелый взгляд.

- Ну, я точно не собираюсь...

Тот быстро замотал головой.

- Я тоже.

- Если мы кого-нибудь не найдем...

- Мы кого-нибудь найдем.

- А как насчет этого? - Спросил Уэсткотт.

Я перестал дышать, когда понял, что он указывает на меня.

Второй охранник поднял руку и потер затылок, выглядя немного нерешительно.

- Мы с другими ребятами вроде как надеялись, что это продлится подольше.

И именно поэтому я был готов к тому, что меня бросят на растерзание зверю.

Когда оба мужчины направились к моей камере, я снова уткнулся мордой в угол и зажмурил глаза так крепко, как только мог. Может, я и был готов к смерти, но не хотел, чтобы она приближалась.

- Он не доставит особого удовольствия.

- Нет, но он будет истекать кровью, когда зверь разорвет его на части. Это их обрадует.

Я не хныкал.

Не хныкал.

Вот он. Этот момент, когда я умру. Я выдохнул, затаив дыхание. Хорошо, я смогу это сделать. Я был готов сбежать отсюда любым возможным способом, даже умерев.

Ад не мог быть хуже.

* * * *

Самсон

Я напрягся, а затем поднял голову, когда охранники остановились перед моей клеткой. Я собрался с духом, зная, что сейчас произойдет. Я отказывался добровольно спускаться в яму. Охранники знали об этом, и им доставляло удовольствие колоть меня своими отвратительными препаратами. Им нравилось наблюдать, как я борюсь за то, чтобы сохранить контроль над собой, в то время как дозы дополнительного адреналина разливались по моему телу.

Я дернулся, когда в меня попали дротики. Было бы разумно попытаться увернуться от них, но в меня попадало достаточно много раз, чтобы я знал, что не смогу этого избежать. Бежать было некуда. Если я оставался в своей клетке, они стреляли в меня. Если я выходил на ринг, они стреляли в меня.

Они всегда стреляли в меня.

Я засуну эти дротики им в глотки, прежде чем вырву их.

Я знал, что мне нужно беречь силы для предстоящей схватки. Я сражался достаточно долго, чтобы понимать, что мои противники будут играть нечестно. Я не мог их винить. Они сражались за свои жизни.

И я не знал пощады.

Я не мог вспомнить, скольких я убил. Поскольку я был наемным убийцей, смерти на моих руках не должны были меня беспокоить, но эти беспокоили. Они не были санкционированы. Это были просто убийства. Хуже того, это были убийства ради чьего-то удовольствия.

Я сжал кулаки, когда мое тело ожило, кровь побежала быстрее, сердце забилось сильнее. Наркотики, которыми они накачали меня, когда хотели, чтобы я дрался, проникали в мой организм с пугающей скоростью. Я знал, что у меня есть считанные мгновения до того, как мой рассудок исчезнет и я стану тем, кем они меня называли, зверем.

Я начал мерить шагами свою клетку. От моей способности мыслить остались лишь обрывки воспоминаний. Все вокруг заволокло красной дымкой гнева. Я впился когтями в ладони, пытаясь справиться с этим. От запаха крови - даже моей собственной - сражаться становилось намного труднее. Это пробуждало во мне инстинкт охотиться и убивать.

Я услышал воспевание задолго до того, как открылись ворота, ведущие в яму. Я почти против своей воли промчался по узкому каменному коридору. Каждый мускул моего тела был напряжен, что вызывало у меня беспокойство. Я чувствовал запах страха. Это был густой, приторный аромат. Кислый.

Запах слабости.

Слабости, которую мне нужно уничтожить.

Когда я вошел в яму, хлопки превратились в оглушительный грохот. Этот звук отдавался у меня в голове, заставляя двигаться дальше. Я поднял нос и глубоко вдохнул. В воздухе повисло зловоние смерти. Страх был сильнее. Воодушевление вызывало тошноту.

Я зарычал, когда ворота открылись. Вышли двое мужчин, один справа от меня, другой слева. Их когти уже были вытянуты, готовые к бою. Я скривил губы и показал им клыки, прежде чем бросил взгляд на ворота прямо напротив. Ворота были закрыты.

Никто не появился.

Это было странно.

Я всегда сражался с тремя противниками. Я всегда убивал трех противников. Где третий человек, которого я должен был убить? Я хотел поскорее покончить с этим и вернуться в свою клетку. Я ненавидел, когда эти люди наблюдали за мной. Я ненавидел быть их развлечением.

Если бы я мог, я бы убил их всех.

Убедившись, что из ворот никто не выходит - по крайней мере, не сразу, - я переключил свое внимание на двух других мужчин. Толпа вряд ли обрадуется тому, что мне будет так легко это сделать.

Как будто мне не все равно.

Я запрокинул голову и заревел так громко, что задрожали стропила. Я был зол, разъярен и просто взбешен. Туман, возникший после дротиков, быстро рассеивался, и мне стало все равно, что люди, с которыми я столкнулся, были здесь, вероятно, не по своей воле.

Я просто хотел убивать.

Я хотел почувствовать их кровь на своих руках. Я хотел услышать их крики, когда я буду разрывать их на части, а затем их последний вздох, когда они покинут этот мир.

Я зарычал на двух мужчин, наблюдая, как они приближаются ко мне с разных сторон. Возможно, они не встречались раньше и не имели возможности поговорить со мной, но было очевидно, что они поняли, что я представляю большую угрозу. Умный человек попытался бы объединиться со своим противником, чтобы победить меня первым.

Я задавался вопросом, насколько умны эти парни.

Моя грудь вздымалась, когда я дышал, мышцы напрягались. Дополнительная доза адреналина, которую мне вкололи, захлестнула мой организм, лишив меня способности мыслить. Страх и возбуждение пропитали воздух, насыщая его до такой степени, что я перестал ощущать какие-либо другие запахи.

Я услышал, как толпа надо мной обезумела, когда двое мужчин прыгнули на меня. Боль, пронзившая мое тело, когда их острые как бритва когти глубоко вонзились в мою плоть, только усилила мою потребность в крови.

И не в своей собственной.

Я снова взревел и замахнулся. Восторг охватил меня, когда мои когти погрузились, и моя рука стала мокрой и окровавленной. Я снова ударил ближайшего оборотня, наблюдая, как на его лице появляются большие царапины. Это была рана, которая у него никогда не заживет.

Я застонал, когда что-то ударило меня сзади. Я зарычал, медленно поворачиваясь. Как у этого человека оказалась в руках деревянная дубинка, я никогда не узнаю, но он пожалеет, что взял ее в руки. Я вырвал дубинку из рук мужчины и отшвырнул ее прочь. Мне не нужно было оружие, чтобы убивать.

Я сам был оружием.

Толпа взревела, когда я поднял мужчину и бросил его через всю яму. Он сильно ударился о стену, прежде чем упасть на пол. Я набросился на него прежде, чем он успел подняться, и разорвал ему горло. Кровь брызнула на мою кожу, обливая меня смертью.

Я сжал руки в кулаки, запрокинул голову и провыл свою победу.

Тяжело дыша, я посмотрел на кричащих людей. Их вопли и восклицания подпитывали адреналин, бегущий по моим венам.

Я одержал победу.

Я победил.

Я убил врага.

Поднялись последние врата.