А сейчас бывший вор тащил на манер чемодана какой-то прямоугольный предмет, укутанный в газеты и перевязанный бельевой веревкой. Ноша была громоздка и тяжела, Клизма кренился на левый бок, подтягивал ее к подмышке.

Телков приветливо улыбнулся гражданину, сумевшему найти в себе силы и встать на праведный путь. Но Клизма истолковал его доброе чувство совершенно превратно и с воплем «падла буду, это мент!» бросил багаж и пустился наутек.

«Ох уж эти неискоренимые воровские рефлексы», — добродушно усмехнулся Телков и устремился вдогонку, весело восклицая:

— Вы угадали! Я — милиционер! Но меня вам не нужно бояться! Я вас не подозреваю.

Но куда там! Этот чудак только прибавил прыти. Конечно, будь он преступником, объявленным в розыск, молодой спортивный опер настиг бы его уже на первых метрах дистанции. Но Клизма ныне был законопослушным товарищем, и лишенный стимула Телков отстал от беглеца. К тому же тот бежал на удивление умело: со старта — мелким ударным шагом, затем, набравши скорость, перешел на широкий маховой, словно на стометровке. Размах ног у этого тощего долговязого мужчины был поразительным. И вскоре его топот затих в глухих извивах переулка.

Дивясь спринтерским навыкам Клизмы, Телков вернулся к брошенному предмету и присел перед ним на корточки. От частого соприкосновения с шершавым асфальтом газеты на нижней стороне упаковки кое-где превратились в лохмотья. Из дыр в глаза оперу тускло поблескивало что-то бронзовое, а может, и золотое. Под слоем газет несомненно таилось нечто ценное. Возможно, редчайший антиквариат. В чуткий сыщицкий нос Телкова ударил едкий запах криминала. Лейтенант решительно освободил загадочный вещдок пока еще неизвестного преступления от веревок и газет. «А газетки-то все спортивные», — походя зафиксировал Телков и переключился на содержимое свертка. Его взору открылся портрет гражданки лет двадцати восьми — тридцати. Скрестив под грудью красивые ухоженные руки, она таинственно улыбалась ему, Телкову, как бы спрашивая: «Ну что, лейтенант? Ты меня вспомнил?»

— Точно! Вспомнил! — воскликнул вслух Телков.

Это была она, Лиза по фамилии Джоконда. Он видел ее на плитке шоколада и на Люсином флаконе с шампунем. Да и где только не видел! Даже на пачке со стиральным порошком.

Он смотрел на Лизу и не верил своим глазам. Украденный портрет — самый обалденный шедевр мировой культуры — и где? Вдали от Парижа, в зачуханном Кривом переулке! А кто его спер, сотворив тем самым ограбление тысячелетия? Русский незадачливый вор с унизительной кличкой Клизма! И Телков на миг испытал невольную гордость за родную российскую преступность. Мол, знай наших! Лучшие сыщики Европы и поди уже Америки наверняка сбились с ног, а портрет нашел он, простой лейтенант Телков!

«Но следует быть справедливым, — сказал себе молодой опер. — В эту точку меня привел приказ начальника отдела. Вот кто истинный автор нашей победы, я всего лишь исполнитель… Ай да полковник Степанов! Ай да Сергей Максимыч!»

И Телкову стало стыдно за то, что он было усомнился в нравственной чистоте своего командира и учителя.

— Товарищ полковник, а как вы догадались? Ну, что если я буду шататься по улицам как тунеядец, то обязательно встречу преступника? Лоб в лоб! — выпалил Телков.

Он поймал такси и привез на Петровку свой великолепный трофей. Старый сыщик оказался на месте, все еще мудрил за письменным столом, готовя своим многомиллионным почитателям новый сюрприз. Лейтенант победоносно положил на стол, под нос начальнику, прямо на служебные бумаги, портрет Джоконды и тут же, изнемогая от любопытства, задал этот вопрос.

— Как догадался? — повторил Степанов, разглядывая портрет. — Очень просто, сынок. О чем, малыш, свидетельствует история человечества? Да о том, что в жизни больше везет бездельникам, лодырям. Пока остальные трудятся в поте лица, бездельники нежатся на печи или слоняются по улицам. Но удача чаще липнет именно к их рукам. В народе так и говорят: «Везет дуракам». Вспомни, сынок, в чье ведро угодила волшебница-щука?

— Отъявленного лентяя Емели! — возмущенно ответил Телков.

— Вот я и отправил тебя повалять дурака. И, как видишь, не ошибся.

— Но почему меня? — опешил Телков. — Сергей Максимыч! Я не лодырь! И вроде не дурак. Я провел столько задержаний. И все в одиночку!

— Молодец! — похвалил Степанов. — И тем не менее я подумал, что у тебя безделье будет правдоподобней, чем у других. К тому же ты — человек долга. Будешь придерживаться моих инструкций с точностью до микрона, хотя они явно не вызовут в твоей душе бурного восторга.

— Но одну из них я все же нарушил, — чуть ли не злорадно известил Телков, все еще обиженный выбором командира. — Я все-таки подумал о Джоконде. Старался вспомнить ее лицо.

— Лейтенант, вы приняли верное решение, — сказал полковник, не поведя и бровью. — Это помогло вам установить, что брошенный Клизмой портрет и есть то, что мы ищем. Но, надеюсь, такое больше не повторится и впредь вы будете неукоснительно следовать моим указаниям… А теперь отправляйтесь домой. И передайте мои извинения супруге Люсе. Боюсь, кабачки успели остыть, пока мы с вами охотились за портретом. Утром подумаем, что с ним делать дальше. Все! Вы свободны!

Утром в степановский кабинет сбежался весь отдел. Взбудораженным оперативникам не терпелось поглазеть на прославленную картину и даже потрогать ее руками. Пришел и подполковник Лаптев, пробрюзжал, скользнув по Джоконде всего лишь мимолетным взглядом:

— Это копия. Я тоже так могу нарисовать, только некогда заниматься подобной ерундой.

«Ну, положим, так он ни за что не нарисует, хоть у него и звание подполковника», — убежденно подумал Телков.

— Ваш Клизма кто? Волшебник? Схватил портрет в охапку, сказал какое-нибудь заклинание вроде «энике-бенике» и очутился в Москве? — продолжал Лаптев. — Лейтенант Телков, и тот, может, впервые в жизни высказал на этот счет здравую мысль. Но куда там, мы слушаем чью-то интуицию.

Телков этой ночью почти не спал, проворочался с боку на бок, вспоминая все до мелочей. Эйфория постепенно угасла, на свое прежнее место вернулась та здравая мысль, которую он днем высказал полковнику Степанову и на которую сейчас намекал Лаптев. И впрямь такие чудесные перемещения случаются только в сказках, и то не во всех. Подполковник прав: увы, им досталась копия Джоконды. Надо же такому случиться! Клизма нес ее в тот день и час, когда они рыскали по Москве в поисках оригинала. Более идиотского совпадения, наверно, и не бывает.

— Да и не по зубам жалкому домушнику столь тонкая работа, — разошелся Лаптев, видно, считая, что пробил час его торжества над Степановым. — Ваш Клизма не способен обчистить даже простую квартиру, без хитрых замков и прочей мухретики. А тут Лувр! Картину взял профессионал высшего класса. Доктор их наук! Ваша, полковник, хваленая интуиция обмишурилась, спутала оригинал с какой-то копиюшкой, которой цена — десять рублей… может, двадцать. Кто скажет, что я не прав?

Оперативники удрученно молчали, пряча глаза от Сергея Максимовича Степанова. Все на этот раз скрепя сердце согласились с подполковником Лаптевым.

— И все же не будем торопиться с выводами, — как ни в чем не бывало улыбнулся полковник. — Копия или подлинник — последнее слово скажет экспертиза. Ее мы обязаны провести в любом случае.

Часа через два на Петровку со всех концов Москвы слетелись самые авторитетные эксперты-искусствоведы и азартно взялись за дело. Один из них обмерил каждую линию на портрете складной линейкой, другой выложил из походного рюкзака приборы и произвел химические анализы доски, на которой была написала Джоконда, а также состава красок. Остальные помогали своими мощными теоретическими знаниями — так и сыпали мудреными словами: умбра… кобальт… лессировка… колор… Потом искусствоведы сгрудились в тесный кружок, а придя к общему резюме, поручили самому маститому из них огласить результат экспертизы.

— Подследственный портрет, — начал маститый бархатным профессорским голосом, — как и тот, что похищен из Лувра, был написан в 1503 году. Полностью совпадают и все параметры этих двух портретов. Учитывая сии и другие данные экспертизы, мы пришли к выводу: перед нами, хоть это и кажется совершенно невероятным, если учесть время кражи, так вот, перед нами подлинник Джоконды!