Все началось с солдат, возвращавшихся домой после Второй мировой войны[70]. Этим людям пришлось стать свидетелями – и участниками – беспрецедентного по масштабам смертоубийственного насилия. Многие вернулись домой потрясенными, кое-кто – навсегда надломленным. В тот момент конгресс дал добро на резкое расширение сферы психотерапевтических услуг профилактического характера[71]. Терапевты перестали довольствоваться лечением больных, они исполнились решимости помогать здоровым[72]. За период с 1946 по 1960 год количество членов Американской психологической ассоциации выросло вчетверо[73]. Далее, с 1970 по 1995 год, число специалистов в этой сфере выросло вчетверо еще раз[74]. Начиная с 1986 года в Соединенных Штатах расходы на психическое здоровье граждан удваивались почти каждое новое десятилетие[75].
Однако в этой геометрической прогрессии скрыт один парадокс. Ведь эффектом большей доступности какого-то лечения должно быть снижение распространенности (и тяжести) соответствующего заболевания. Возьмем для примера рак груди, этого безжалостного убийцу, жертвами которого ежегодно становятся больше сорока тысяч американок. Начиная с 1989 года, по мере совершенствования методов ранней диагностики и лечения рака груди, уровень смертности от этой болезни резко снизился. Другой пример – материнская смертность: ее стремительное падение произошло вслед за широким распространением антибиотиков. Более качественная и доступная стоматология привела к уменьшению числа беззубых. Налаженная система прививок от детских болезней и эффективных средств борьбы с ними обрушила уровень детской смертности. На этом фоне рост доступности и разнообразия способов лечения тревожности и депрессии, наоборот, сопровождался гигантским скачком распространения этих недугов среди подростков. Я не единственная, кому показалось подозрительным это обстоятельство – нарушение причинной связи между наращиванием масштабов лечения и сокращением заболеваемости. Одна группа ученых, подметившая ту же закономерность, недавно опубликовала статью в специализированном академическом журнале, которая называлась “Лечат больше – депрессии не меньше: парадокс лечения и распространенности”[76]. В ней авторы отмечают, что с 1980-х годов во всем мире возможности лечения клинической депрессии стали гораздо более доступными (и, по их мнению, более совершенными). Тем не менее ни в одной западной стране эта тенденция не имела сколько-нибудь заметного влияния на распространенность клинической депрессии, а во многих странах даже наблюдался ее рост. “Повышение доступности эффективных методов лечения должно сокращать длительность депрессивных эпизодов и частоту срывов, допускать меньше рецидивов. Суммарно такой прогресс средств терапии должен неизбежно приводить к более низким показателям моментной распространенности депрессии, – пишут они. – Произошло ли это ожидаемое сокращение? Факты однозначно свидетельствуют: не произошло”[77]. Я связалась с несколькими из авторов этой статьи. Двое подтвердили, что с тревожностью ситуация выглядит аналогично. По мере распространения и облегчения доступа к лечению болезни показатель ее моментной распространенности должен снижаться[78], но этого не происходит. И хотя, по признанию авторов, реальная заболеваемость депрессией в прошлом, скорее всего, была больше, чем мы думали, они утверждают, что теперь депрессия распространена как минимум в той же, а возможно, даже в большей степени[79]. Учитывая, что рост масштабов медицинского вмешательства в этой сфере длится уже несколько поколений, такой результат ненормален. Повышение доступности антибиотиков должно приводить к снижению смертности от инфекций. Бо́льшая доступность терапии должна сокращать статистику депрессивного расстройства[80]. Однако, вместо этого, психическое здоровье подростков стабильно ухудшалось начиная с 1950-х годов[81]. За период с 1990 по 2007 год (до всякого появления смартфонов в их руках) число психически больных подростков выросло в тридцать пять раз[82]. И хотя этот резкий скачок может быть частично списан на гипердиагностику и расширение рамок понятия психического заболевания, есть и другой феномен, от которого уже трудно отгородиться каким-либо внешним, контекстуальным объяснением: пугающий рост самоубийств в этой возрастной категории. По сообщению журнала New Yorker: “С 1950 по 1988 год доля покончивших жизнь самоубийством среди подростков в возрасте от пятнадцати до девятнадцати увеличилась в четыре раза”[83]. На сегодня психическое нездоровье является основной причиной инвалидности среди детей. Конечно, совпадение этих двух тенденций: ухудшения психического здоровья и значительного расширения осведомленности о психологических расстройствах, их выявления, диагностики и лечения может быть всего лишь совпадением. Само по себе оно не обнажает причинную связь. Но оно слишком необычно и как минимум наводит на мысль, что, возможно, от многих методов лечения и от многих из тех, кто их практикует, на самом деле не так уж много пользы. Психотерапевты будут уверять, что я переворачиваю все вверх ногами. Что они играют роль не акул, а спасателей на берегу; просто нынешнее молодое поколение все это время плавало в море, переполненном акулами, – то есть вырастало в более проблемной среде, чем любое предыдущее. Карла Вермюлен, доцент кафедры психологии Университета штата Нью-Йорк в Нью-Палтце, высказала именно эту точку зрения во время нашей с ней беседы. То же самое она говорит и в своей книге: “Ни одно предшествующее американское поколение не имело дела с такой совокупной нагрузкой множества одновременных стрессоров, с которой выросли те, кто сегодня вступает во взрослую жизнь”[84] (курсив ее). Психотерапевты настаивают, что заняты реальной помощью молодым людям. Просто сегодня молодые люди имеют дело с более серьезными проблемами, чем их предшественники. Как правило, терапевты указывают на три из них: смартфоны, режим изоляции, связанный с коронавирусной пандемией, и глобальное изменение климата[85]. Конечно, это все из-за смартфонов? Тики, гендерная дисфория, анорексия, диссоциативная личность, трихотилломания, самопорезы – вереница патологий, спровоцированных смартфонами, могла бы заполнить отдельный психиатрический справочник. Если бы смартфоны были юношей, пожелавшим встречаться с чьей-то дочкой, поколение назад родители отказали бы ему с порога: “Да чтобы я пустил такого к себе в дом – ни за что!” Так что смартфоны и взрывной рост социальных сетей – вполне убедительный кандидат на роль внешней причины ухудшения психического здоровья среди подростков[86].
Прошло восемь лет с тех пор, как Твенге и Хайдт[87] (и четыре года спустя – ваша покорная слуга[88]) впервые выступили с предостережением о том, какую опасность представляют социальные сети и смартфоны для подростков[89]. Это должно было дать всему классу специалистов, которые так активно заботятся о подростковой психике, ясное руководство к действию: нужно придать социальным сетям статус, аналогичный курению. Выступите с инициативой максимального ограничения использования смартфонов в школе. Предложите компаниям, если им хватит смелости, снабжать социальные сети предупреждениями в черной рамочке, как на сигаретах. вернутьсяЭва Московиц рассказывает эту историю в своей замечательной книге: Moskowitz, Eva. In Therapy We Trust: America’s Obsession with Self-Fulfillment. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 2001. вернутьсяВ 1946 году Конгресс принял Национальный закон о психическом здоровье. вернутьсяMoskowitz, In Therapy We Trust, 151. Скучающим домохозяйкам 1950-х требовалось лечение от “комплекса неполноценности”, депрессии и одиночества, беспокойные хиппи 1960-х хотели обрести “альтернативное сознание”, а 1970-е ознаменовали собой начало эры “самоактуализации”. Чем больше реальных доходов оставалось на руках у американцев в эпоху нового процветания, тем явно сильнее была их потребность в психологической заботе. вернутьсяВ 1946 году, когда Конгресс принял Национальный закон о психическом здоровье, численность Американской психологической ассоциации составляла 4173 члена; к 1960-му она подпрыгнула до 18 215. Moskowitz, In Therapy We Trust, 154. вернутьсяFuredi, Frank. Therapy Culture: Cultivating Vulnerability in an Uncertain Age. New York: Routledge, 2004, р. 10. вернутьсяStatista Research Department. “Total U. S. Expenditure for Mental Health Services 1986–2020”. 2023, Statista, www.statista.com/statistics/252393/total-us-expenditure-for-mental-health-services. вернутьсяOrmel, Johan, et al. “More Treatment but No Less Depression: The Treatment-Prevalence Paradox”. Clinical Psychology Review 91 (февраль 2022) 102111, https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/34959153. вернутьсяOrmel et al., “More Treatment but No Less Depression”. вернутьсяСм., например: Ormel, Johan, Michael VonKorff. “Reducing Common Mental Disorder Prevalence in Populations”. JAMA Psychiatry 78 no. 4 (апрель 2021): 359–360, https://pubmed.ncbi.nlm.nih.gov/33112374. вернутьсяВажно отметить, что авторы рассматривали моментную, а не пожизненную распространенность. В данном контексте именно моментная распространенность является знаковым показателем. Потому что если у кого-то был депрессивный эпизод двадцать лет назад, этот факт пошел бы в зачет “пожизненной распространенности”, но тем самым мы не получили бы четкой картины, показывающей, как повлияли последние двадцать лет достижений психиатрии на масштабы заболеваемости депрессией. вернутьсяДесятилетие назад Роберт Уитакер, лауреат нескольких премий в сфере научной журналистики, отметил тот же парадокс. См.: Whitaker, Robert. Anatomy of an Epidemic: Magic Bullets, Psychiatric Drugs, and the Astonishing Rise of Mental Illness in America. New York: Crown, 2010, р. 5. (“Следовало ожидать, что в расчете на душу населения число инвалидов по психическим заболеваниям в Соединенных Штатах за последние пятьдесят лет должно было сократиться, – писал он в отношении периода, ознаменовавшегося значительными новациями в лекарственном лечении психических расстройств. – Следовало также ожидать подушного сокращения психиатрической инвалидизации и после появления в 1988 году прозака и других психиатрических препаратов второго поколения. Мы должны были увидеть двухступенчатое падение показателей инвалидности”.) Ожидаемое так и не сбылось: “Наоборот, по мере того как разворачивалась революция в психофармакологии, число инвалидов по психическим заболеваниям в Соединенных Штатах резко возросло… Самое тревожное, что теперь эта современная эпидемия перекинулась и на американских детей”. вернутьсяПо данным, приводимым в журнале New Yorker, “в период с 1950 по 1988 год доля подростков в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет, покончивших с собой, выросла в четыре раза”. Andrew Solomon. “The Mystifying Rise of Child Suicide”. The New Yorker, 04.04.2022, www.newyorker.com/magazine/2022/04/11/the-mystifying-rise-of-child-suicide. вернутьсяWhitaker, Anatomy of an Epidemic, 8. вернутьсяVermeulen, Karla. Generation Disaster: Coming of Age Post-9/11. Oxford, UK: Oxford University Press, 2021, р. 4–5. вернутьсяВ книге “Поколенческая катастрофа” Вермюлен берет соскоб с каждой подозрительной поверхности современного политического ландшафта и обнаруживает восемь исторически уникальных, как она считает, патогенов. Помимо изменения климата (угроза номер один), к ним относятся: стрельба в школах; экономическая рецессия; президентство Дональда Трампа; искаженная подача новостей в социальных сетях (хотя, что интересно, не сами социальные сети). Экономические рецессии, паники и обрушения рынков – настолько обычная для истории вещь, причем иногда с гораздо более ужасающими последствиями, чем сегодня, что почти хочется помочь Вермюлен сохранить лицо и подарить ей подписку на Wall Street Journal и экземпляр “Гроздьев гнева”, чтобы она смогла внести необходимую правку во втором издании. Только с момента окончания Великой депрессии Соединенные Штаты пережили уже тринадцать рецессий. Случаи массовой стрельбы в школах, как подсказала мне Джин Твенге, начались еще в 1990-х годах. И хотя за последние годы их стало гораздо больше, я побеседовала с достаточным количеством подростков и психологов, которые с ними работают, чтобы отметить, что никто из них никогда не упоминает школьные расстрелы среди основных источников психических проблем современной молодежи. (Если на то пошло, школьные расстрелы явно больше всего тяготят взрослых – именно они придумывают “учения по изоляции” в стиле, представляющем собой изощренный гибрид бюрократических фантазий и фильмов про Терминатора: школьникам предлагают прятаться под партами, ожидая, убьет или не убьет их проникший в школу воображаемый злоумышленник.) Тем из нас, кто вырос в 1980-е, в период истерии по поводу похищения детей и скандалов, связанных с якобы распространенным сатанинским ритуальным насилием, с большим трудом верится, что пугающие новости способны сами по себе навредить детской психике. Что касается Дональда Трампа как причины психического кризиса среди подростков, то я считаю этот довод весьма неубедительным, учитывая, что текущий тренд стартовал еще в эпоху Обамы и теперь, в годы после Трампа, продолжает брать новые высоты. вернутьсяТе, кому почему-то кажется, что связь посредством цифровых коммуникаций приносит определенную пользу с точки зрения психического здоровья, скорее всего, просто не знаком с соответствующей литературой: одинокое сердце не обманешь симулякрами цифрового мира. Время, проведенное даже с людьми, с которыми вы не стремитесь общаться, – да, даже время, проведенное с мамой и папой, – делает больше для подавления чувства одиночества у подростков, чем виртуальное общение с самыми близкими друзьями. Например, “разговоры” с друзьями в зуме – где вы, в определенном смысле, общаетесь “лицом к лицу” – могут даже усугубить одиночество. вернутьсяOrtiz, Camilo, Stephanie De Leo. “Children Are Lonelier Than Ever. Can Anything Be Done?” Quillette, 16.08.2021. В этой статье, где обсуждаются исследования Джин Твенге, приводится следующий факт: “Каждое увеличение доступа к смартфону на одно стандартное отклонение сопровождалось увеличением показателя одиночества на 0,3 стандартного отклонения. Соответствующий эффект для показателя времени использования интернета был еще больше – 0,4 стандартного отклонения”. www.npr.org/2017/12/17/571443683/the-call-in-teens-and-depression, с изложением содержания статьи Джин Твенге. См. также: Haidt, Jonathan. “The Dangerous Experiment on Teen Girls”. The Atlantic, 21.11.2021, www.theatlantic.com/ideas/archive/2021/11/facebooks-dangerous-experiment-teen-girls/620767; Twenge, Jean M., et al. “Worldwide Increases in Adolescent Loneliness”. Journal of Adolescence 93 (2021):257–269, https://doi.org/10.1016/j.adolescence.2021.06.00. В одном из интервью Твенге говорит следующее: “Эти тенденции на самом деле шли вразнобой с экономическими факторами, потому что они стартовали около 2012 года, и как раз тогда экономика США начала идти вверх. Если посмотреть на периодизацию, а именно на 2012–2019 годы, когда наблюдался значительный рост депрессии, самоповреждения и самоубийств, то безработица снижалась, фондовый рынок рос, в экономике дела становились все лучше и лучше. То есть по знаку – абсолютная разнонаправленность с тенденциями подростковой депрессии. Ожидается, что депрессия должна расти вместе с безработицей, но [безработица] идет в совершенно противоположном направлении. Все свидетельствует о том, что дело не в экономических факторах”. Дальше она приводит все альтернативные объяснения и отбрасывает их после внимательного анализа. “Люди часто спрашивают: а что насчет неравенства доходов? Да, но дело в том, что наибольший рост неравенства доходов имел место с 1980 по 2000 год, а не с 2012-го по 2019-й. Трудно найти событие, которое произошло бы около 2012 года и затем продолжало развиваться в том же направлении до 2019 года. Стрельба в школах не подходит: эти эпизоды начались еще в 1990-х”. См.: Twenge, Jean M. iGen: Why Today’s Super-Connected Kids Are Growing Up Less Rebellious, More Tolerant, Less Happy – and Completely Unprepared for Adulthood. New York: Atria Books, 2018, р. 77–78. вернутьсяВ своей предыдущей книге, опираясь на данные о влиянии пользования смартфонами на психическое здоровье девочек-подростков, я умоляла родителей не покупать им эти гаджеты. Shrier, Irreversible Damage, 212. вернутьсяHaidt, Jonathan, Jean M. Twenge. “This Is Our Chance to Pull Teenagers Out of the Smartphone Trap”. New York Times, 31.07.2021, www.nytimes.com/2021/07/31/opinion/smartphone-iphone-social-mmedia-isolation.html. |
