В принципе, его 120-миллиметровки могли достать до такой высоты. Теоретически. Он об этом читал. Но с этими болванами из Ферроля, набранными в расчёты по принципу «у кого руки не растут из задницы», мечтать о прицельной стрельбе по воздушным целям было даже не фантастикой. Это было бы богохульство. Самолёт чуть снизился, потом, как бы лениво, скользнул на крыло, исчезая за крейсерами. Мигель снова сосредоточился на главной цели — тем более что обстрел со стороны крейсеров стал явно точнее: пару раз столбы воды встали рядом с «Балеарес», и осколки гулко простучали где-то по носу корабля.

Мигель отвёл взгляд от преследователей и снова заметил бомбардировщик. Тот же серебристый силуэт, только теперь он не сверкал высоко в небе, а стелился над самой водой. Он шёл низко, не выше двадцати метров, и курсом прямо на «Балеарес».

— К бою! — рявкнул Донлебун, так что один из подносчиков выронил снаряд… и с трудом подхватил его над самой палубой.

— Тупые скотоложцы! Руки повыдёргиваю! — Мигель перестал себя сдерживать в формулировках.

Дальномерщики, запинаясь, выдали первые установки. Ветер разносил их голоса по палубе, барабаня в уши, как набат. Самолёт уже был не дальше километра.

«Очень близко», — мелькнула мысль в мозгу младшего лейтенанта.

— Огонь! — заорал Мигель, отбрасывая бинокль.

Грохот выстрела первого орудия выдал огненную вспышку и шарахнувшую по ушам ударную волну. Второе его орудие запоздало на долю секунды, но тоже взревело, изрыгнув снаряд. И вдруг — по курсу самолёта вспыхнул яркий шар. Белый, слепящий, как при взрыве гранаты. Через мгновение он с шипением исчез в море, оставляя за собой дымный след.

— Какой идиот зарядил осветительную гранату⁈ — сорвался на визг Донлебун, и в этот момент в уши врезалась истеричная очередь зенитного автомата. Металлический визг, трассеры, рвущие воздух — сначала чуть выше самолёта, потом трассер резко прыгнул вниз, и очередь пересекла его курс. Самолёт дёрнулся вверх, как рыба, пойманная за жабры. Зенитка вдруг чихнула, захлёбнулась, и огненный след трассера оборвался.

И тут от несущегося навстречу самолёта отделились два крошечных предмета.

— Madre de Dios… — прошептал Мигель, сжав кулаки на борту дальномера.

Они падали — нет, не просто падали, а скакали по волнам, как плоские камешки, пущенные сильной рукой. Быстро. Стремительно. И неслись они прямо к его кораблю.

Середина сентября 1937 года. Военно-морской госпиталь Картахены.

У неё получилось.

Любочка стояла в коридоре военно-морского госпиталя Картахены, только что выйдя из операционной, где ассистировала хирургу — очень симпатичный испанец, — мимоходом отметила она и стёрла пот со лба марлевым тампоном. Сквозь гул голосов и грохот носилок в приёмной, сквозь напряжённый, но привычный шум госпиталя она вдруг поймала это простое, чёткое ощущение — у неё получилось.

Получилось выбраться. Получилось перевестись. Получилось уехать «добровольцем».

Особист тогда пыхтел, сопел, бурчал что-то под нос — про дисциплину, про неподконтрольные перемещения, про якобы «связи с международными элементами», но в итоге вредить не стал. Командование, на удивление, молниеносто подписало документы и всячески способствовало.