– Ты всегда была слабой, Кира, – бросает он. – Не думай даже противостоять мне. Я тебя уничтожу, так же легко, как выбрасываю мусор.

Первый удар проходит мимо, попадая в мебель. Я вздрагиваю всем телом.

Второй – бьет меня в бок. Боль срывает с губ крик.

Я закрываюсь руками, пытаюсь увернуться, кричу.

Ему все равно. Анри словно входит в раж. Наносит удары один за другим, по спине, по ребрам. Я чувствую, как где-то внутри все надрывается, что-то хрустит.

– Пожалуйста… не трогай… Нельзя… – шепчу сквозь слезы, уже готовая признаться в беременности. Но говорить неимоверно тяжело. Горло сдавливает. Муж душит меня.

Я почти не вижу перед собой. Всё размазывается в страхе и боли. Я больше не думаю о том, что он изменял мне. Я больше не думаю о бизнесе, о деньгах. Передо мной стоит чудовище. И я просто хочу спастись, сохранить то маленькое чудо, которое только начинает жить внутри меня. Я превращаюсь в загнанное животное.

Но с каждой секундой надежды остается все меньше.

Меня спасает появление Каролины, и за это всегда буду ей благодарна. Ее голос врывается в пахнущее кровью и ужасом пространство. Быстрая французская речь, меня грубо отталкивают. Затем Анри тащит меня в комнату. Грубо толкает и запирает дверь.

– Посиди и подумай над своим поведением, жена!

Я не знаю, сколько времени прошло. Может, час. Может, вечность.

Свернувшись в тугой, болезненный клубок на самом краю кровати, я беззвучно плачу, не смея даже всхлипнуть вслух. Как будто каждое движение, каждый звук может навлечь еще больше боли.

Тело ноет. Сердце… нет, не ноет. Оно будто зажато в стальные тиски. Давит так сильно, что мне кажется – еще немного, и я задохнусь. Виски простреливает острая боль, рваными, беспорядочными импульсами.

Сжимаю руками живот. Инстинктивно. Как будто могу так защитить… защитить крошечную жизнь, о которой муж не знает. Даже когда он орал на меня, хватал за плечи, швырял, бил, я не смогла признаться, что беременна. И презираю себя за это. Анри мог убить нерожденного малыша. А я ничего не сделала, настолько сильным было оцепенение. Чувство вины перед ребенком захватывает все сильнее. Меня колотит страх.

Боже… а вдруг что-то случилось?

Он бил меня не по животу. Нет. Бил по лицу, по рукам, по спине. Но разве этого недостаточно, чтобы… чтобы…

Вжимаюсь глубже в матрас, стараясь стать меньше, исчезнуть. Закрываю глаза, но перед внутренним взором снова и снова вспыхивают сцены: перекошенное злостью лицо, рука, с силой размахнувшаяся, боль, удар, страх, невозможность дышать.

Мой ребенок…

Прижимаю ладонь к животу, молясь беззвучно.

"Пожалуйста, малыш, держись… пожалуйста, прости меня…"

Глухо стучит сердце. С каждым ударом в груди взрывается новая волна боли, разочарования, унижения. Я доверяла ему. Я носила его кольцо, я строила с ним жизнь, я отдала ему себя.

А он… Анри предал меня так, что кажется, я больше никогда не смогу дышать свободно.

И теперь он запер меня здесь, в этой комнате, как пленницу.

Угрожает забрать мой бизнес, все, что я строила своими руками. Он хочет отнять у меня все.

Но я боюсь не за бизнес. Не за деньги. Меня волнует только мой ребенок. Страх за него терзает сильнее любых пощечин. Зажмуриваюсь, пытаясь отогнать ужас, но он сжимает меня кольцом из холодного ужаса.

Пусть с ним все будет хорошо. Пожалуйста!

Молюсь беззвучно, впав в некий транс. Соленые слезы медленно скатываются по лицу, стекая на подушку.

Я одна.

Я сломлена.

Позже приходят вопросы – как вообще такое со мной могло случиться. Почему я не разглядела в Анри жестокость? Почему слепо доверяла? Позволила ему полностью взять власть надо мной?

Вопросы без ответов.

Прижимаю руку к животу, и вместе с этим движением воспоминания вспыхивают яркими кадрами, распарывая меня изнутри.

Когда-то его ладони были нежными.

Когда-то он держал меня, как самую драгоценную вещь в мире.

Вспышки картинок перед глазами:

Лицо мужа, освещенное мягким утренним светом, когда он смотрел на меня, будто не верил, что я настоящая.

Его голос, тихий, хрипловатый, когда он шептал мне на ухо глупости, чтобы я смеялась.

Его ладонь на моем животе – мы оба мечтаем, что однажды он будет так гладить растущий живот, наш общий.

Я мечтала об этом.

Я верила.

Теперь его руки оставили на мне синяки.

Его глаза смотрели с ненавистью, не узнавая.

Что я сделала не так? Почему человек, которого я любила всей душой, превратился в чудовище, запер меня здесь, угрожал мне, бил меня?

Я ищу ответы в себе, перебираю тысячи вариантов, но нахожу только пустоту.

Я ошиблась. Доверилась не тому человеку. Я… я подвела своего малыша.

Простит ли он меня, этот еще не родившийся крошечный комочек жизни?

Теперь, самое главное – я должна его защитить.

Я обязана.

Вновь вслушиваюсь в свое тело, пытаясь уловить хоть что-то, шевеление, какой-то знак. Но малыш еще слишком маленький. Слишком рано, чтобы почувствовать движение.

Только мое сердце стучит в гулкой, мертвой тишине комнаты, отбивая одинокий, судорожный ритм.

Я не спала всю ночь, провалилась в короткое сновидение лишь под утро. И открыла глаза сразу как рассвело. Свет бледного утра медленно заползал в комнату сквозь щель в занавесках, окрашивая все вокруг в безжизненные сероватые тона.

Голова гудела, будто ее выжали, сердце ныло тяжелой тупой болью. Я так и лежала на кровати, не раздеваясь, не двигаясь, обнимая себя руками.

Где-то в доме хлопнула дверь. Муж уехал. Я слышала, как рычал мотор его машины, как колеса со скрежетом выворачивали гравий на подъездной дорожке.

Тишина.

На несколько секунд я позволила себе вдохнуть чуть свободнее.

И в этот момент в комнату, не постучав, вошла Каролина, с подносом в руке.

Как всегда, с брезгливым выражением на лице.

– Кира, – произносит свекровь резко, будто укоряя. – Что вчера произошло? Почему Анри такой дерганый сегодняшним утром? Сколько можно трепать ему нервы? И с чего я должна приносить тебе в комнату еду? – ставит поднос на прикроватную тумбочку. Чашка с чаем, тост с маслом, что-то еще. Меня начинает подташнивать. Но надо поесть… ради малыша.

– И что у вас за игры, почему он запер тебя в комнате? Я не собираюсь быть ничьей нянькой!

Я молчу, у меня нет сил общаться.

Свекровь тяжело вздыхает, садится в кресло.

– Послушай меня, – начинает наставительным тоном, словно разговаривает с упрямым ребенком. – В браке всякое бывает. Мало ли, что у мужчины на стороне. Главное – дом, семья. Мудрая женщина знает, когда надо закрыть глаза.

Я медленно сажусь на постели. Поднимаю на нее взгляд. На лице свекрови появляется шок, удивление. Ну еще бы, ведь на моей скуле кровоподтек. Багровые синяки на руках, ногах.

– Ваш сын – жестокий садист.

– Это ты его довела! – вскрикивает, отрицая истину. Чего и следовало ожидать…

Глава 5

– Ну подумаешь, изменил, – произносит свекровь после паузы. – Ты бы лучше подумала, почему. Мужчинам нужно внимание, забота. Может, ты была холодной? Была слишком занята собой, своими делами? Ты слишком увлечена этим своим дизайном одежды. Ты замужняя женщина! Должна родить детей моему сыну, а не тешить свое самолюбие.

Каждое слово вонзается в меня, как ржавый нож.

– Серьезно? По-вашему, я занималась тем, что тешила свое самолюбие? – спрашиваю горько. – Ничего что доход мое дело приносит куда больший, чем сдыхающая фирма вашего сына?

– Вот! Ну конечно! И ты еще удивляешься, что Анри пошел на сторону? Ты грубая! Разве можно так с мужчиной? Ты эгоистка, Кира! – продолжает валить все на меня, словно читая лекцию. – Настоящая жена должна уметь терпеть. Понимать. Прощать.

Сжимаю руки в кулаки, ногти впиваются в ладони.

"Я должна прощать? Я должна понимать?"

Перед глазами вспыхнули образы: рука, с силой ударяющая меня по щеке, злобные слова, кровь на моих губах, мои попытки защитить живот, жестокие оскорбления.