Мэгги приготовила мясной рулет, картофельное пюре и брокколи – все как обычно. Какое-то время мы ели молча, потом Сонни пнула меня под столом по голени, больно, и как ни в чем не бывало продолжила уминать свой ужин. Я тоже ничем себя не выдал.

– Вкусно, Мэгги, прямо как у мамы. Правда, вкусно, Сонни? – сказал я и улыбнулся ей. Сонни не улыбнулась в ответ. Я склонился над своей тарелкой, надкусывая рулет, и постучал Сонни ступней по голени.

Сонни выдавила из себя улыбку, а потом рассмеялась, потому что уже не могла сдержаться. Она снова пнула меня.

– Будет тебе, Сонни, – одернула ее Мэгги. – Пойди, принеси нам всем салфетки. Я приготовила лимонад, как ты любишь, – сказала мне Мэгги.

– Спасибо, но я все-таки выпью пива. У нас ведь еще осталось, верно? – ответил я.

Я встал из-за стола, открыл холодильник, передумал насчет пива и достал лимонад. Мэгги не заметила, что я не взял пива.

– Ты все равно можешь выпить лимонад, который я приготовила, – сказала она.

– Ты теперь всегда будешь говорить мне, что я могу и чего не могу? – вырвалось у меня, и я тотчас пожалел об этом. Сонни вскочила и выбежала из кухни. Я расслышал, как хлопнула сетчатая дверь. Мы с Мэгги вышли из-за стола в гостиную, решив, что Сонни, возможно, выбежала из дома.

Но в гостиной сидели наш брат и его кореш, Карлос, – его тень, его близнец. Увидев их, Мэгги повернулась и направилась в комнату Сонни, куда и мне следовало бы пойти.

Оба с литровыми бутылками в руках, они сидели в гостиной с холодным и жестоким безразличием парней, которые знают, что кое у кого должок перед ними. Я знал, что рано или поздно он появится. Я позвонил ему несколько недель назад и пообещал, что отдам деньги, которые ему задолжал, но мне нужно еще немного времени. Мэгги позволила мне пожить у нее при условии, что я буду держаться подальше от нашего брата, Чарльза. Но вот он появился.

Чарльз – здоровенный детина под два метра ростом и весом около центнера, широкоплечий, с большими ручищами. Он закинул ноги на кофейный столик. Карлос последовал его примеру и включил телевизор.

– Присаживайся, Келвин, – сказал мне Чарльз.

– Мне и так хорошо, – ответил я.

– В самом деле? – усмехнулся Карлос, щелкая пультом и переключая каналы.

– Давненько не виделись, – продолжил Чарльз. – Я бы даже сказал, чертовски давно. Где ты был? В отпуске? Здорово устроился. Прячешься тут в норке. Домашняя еда, ребенок бегает вокруг. Играешь в домашний очаг. С нашей гребаной сестрой. Что за чертовщина? Ума не приложу, куда же уходят все твои сбережения, раз ты проживаешь тут бесплатно? Так ведь?

– Ты же не платишь за квартиру, – подсказал Карлос.

– Но у тебя есть работа, – продолжил Чарльз. – Ты зарабатываешь. Эти деньги должны были оказаться в моем гребаном кармане еще вчера. В баре Октавио. Тебе повезло, что ты мой младший брат, понимаешь? Скажи спасибо, что я никому не проболтался о том, что знаю, куда ты сбежал. Но, черт возьми, и моему терпению приходит конец.

– Я же сказал тебе, что у меня будут деньги. Какого хрена ты вваливаешься без предупреждения? И продолжаешь делать вид, будто не имеешь никакого отношения к тому дерьму на пау-вау. – Меня ограбили на парковке, прежде чем я успел войти внутрь. Я не должен был брать с собой дурь. Тот фунт порошка. Но я не был уверен, что принес его с собой. Или Чарльз положил его в мой бардачок? Я тогда слишком увлекался травкой. У меня совсем отшибло память, и я до сих пор не помню, что там произошло.

– Ладно. Ты меня поймал. Попал в самую точку, черт возьми. Мне не следовало бегать от тебя. Да, ты прав. Мне надо поскорее расплатиться с Октавио за то дерьмо, что украли у меня его кореши. Так что спасибо. Ты мне очень помогаешь, брат, – продолжил я. – Но меня все мучает вопрос, зачем ты послал меня на тот пау-вау в Лейни. Типа, посмотреть наши традиции, наследие и все такое. Мол, и мама хотела бы, чтобы мы туда пошли. Ты сказал, что встретишься там со мной. И мне интересно, не знал ли ты, что за хрень ждет меня на той парковке. Чего я никак не могу понять, так это почему. В чем твой интерес? Это для того, чтобы держать меня на крючке? Потому что я говорил тебе, что собираюсь завязать с этим дерьмом? Или твоя тупая задница выкурила все запасы, и тебе нужно, чтобы мои не кончались?

Чарльз встал и шагнул ко мне, затем остановился и сжал кулаки. Я поднял руки в умиротворяющем жесте, чуть отступая назад. Чарльз сделал еще шаг ко мне, потом оглянулся на Карлоса.

– Давай прокатимся, – сказал он корешу, и тот поднялся и выключил телевизор. Я смотрел, как они идут впереди меня к двери. Потом оглянулся в сторону комнаты Сонни. Мой правый глаз непроизвольно дернулся. – Поехали, – расслышал я голос Чарльза.

Чарльз ездил на темно-синем четырехдверном «Шевроле Эль Камино», сделанном на заказ. Машина сияла чистотой, как будто только что из мойки, и, вероятно, так и было. Парни вроде Чарльза вылизывали свои машины, а их обувь и шляпы всегда выглядели как новенькие.

Прежде чем вставить ключ в зажигание, Чарльз закурил косячок, передал его Карлосу, тот затянулся пару раз и отдал мне. Я сделал одну долгую затяжку и вернул сигарету. Мы поехали по бульвару Сан-Леандро в глубь Восточного Окленда. В машине гремел незнакомый бит, что-то медленное и басовое, и звук шел в основном из-под заднего сиденья, из сабвуфера. Я заметил, что Чарльз и Карлос слегка дергают головами в такт музыке. Ни один из них никогда бы не признался, что танцует, вот так качая головой, но все-таки они танцевали – пусть неуловимо, но танцевали, – и мне это показалось чертовски забавным, так что я чуть было не рассмеялся, но тут до меня дошло, что я тоже подтанцовываю, и это было совсем не смешно – похоже, я сам заторчал. Они курили какую-то другую дурь, возможно, сдобренную гребаной «ангельской пылью»[47] – Кей-Джей, как они ее называли. Черт, зная их, я мог бы догадаться, почему трясу головой, почему уличные фонари такие чертовски яркие, я бы даже сказал, красные. Хорошо еще, что я затянулся только разок.

Мы оказались на чьей-то кухне с ярко-желтыми стенами. Приглушенная музыка мариачи[48] просачивалась в комнату с заднего двора. Чарльз жестом велел мне сесть, и я скользнул за стол, как в кабинку. Карлос уселся слева от меня, постукивая пальцами по столешнице в такт какому-то другому ритму, звучавшему только в его голове. Чарльз устроился напротив и посмотрел на меня в упор.

– Ты знаешь, где мы?

– Полагаю, там, где может объявиться Октавио, но ума не приложу, какого хрена ты решил, что это хорошая идея.

Чарльз зашелся фальшивым смехом.

– Ты помнишь то время, когда мы отправились в Димонд-парк и долго пробирались по канализационной трубе? В какой-то момент мы оказались в кромешной темноте, слышался только рев воды, и мы не понимали, откуда, черт возьми, она взялась и куда бежит. Нам пришлось перепрыгивать через поток. Помнишь, как мы услышали голос, а потом тебе показалось, что кто-то схватил тебя за ногу, и ты завизжал, как гребаный поросенок, и чуть не упал, но я оттащил тебя назад, и мы вместе выскочили оттуда? – Чарльз возил по столу бутылкой текилы. – Я пытаюсь заставить тебя вспомнить, каково это, когда тебя хватают. – Чарльз оставил бутылку в покое и держал ее в руках. – Когда Октавио увидит твою физиономию, все будет именно так, и я вытащу тебя обратно, спасу, чтобы тебя не унесло в никуда по этой длинной трубе. В одиночку тебе не выбраться из этого дерьма, сечешь мою мысль?

Карлос обнял меня за плечи, и я попытался стряхнуть его руку. Чарльз откинулся назад и убрал свои лапищи со стола.

Как по команде, явился Октавио. Его глаза, словно пули, стреляли по комнате.

– Что за чертовщина, Чарлос?

Так Октавио называл Чарльза и Карлоса, потому что они были неразлучны и внешне похожи. И этим прозвищем он как бы хотел поставить их на место, давая понять, что они оба в подметки ему не годятся. Октавио и впрямь выглядел угрожающе: двухметрового роста, с бочкообразной грудью и мускулистыми руками, которые проступали даже сквозь неизменную черную футболку оверсайз.