— С удовольствием, — ответил Барсук и встал с бокалом в лапе. — Я отлично помню те дни, когда отец нашего дорогого Тоуда произносил этот тост еще в старом, до пожара, Тоуд-Холле. Как и я сейчас, он тогда говорил о тех, кому в этот праздничный день некуда было пойти, кого никто не ждал, никто не приглашал к столу. О тех, чья жизнь сложилась так, что у них не оказалось семьи и друзей, или же тех, кого судьба занесла далеко от родных и близких. Вот почему мы здесь, в Тоуд-Холле, как и во всех домах, где празднуют Рождество, оставляем незанятым место Незваного Гостя, о котором каждый из нас должен подумать, прежде чем приступить к праздничному угощению. Подумать нужно и о том, что, приди к нам в дом этот Нежданный Гость, подарок от судьбы получил бы не столько он, сколько мы, сидящие здесь. И вот почему…

Как же тепло и весело горел огонь в камине Тоуд-Холла, как одобрительно, словно услышав слова Барсука, затрещали горящие дрова; как светлы и добры были физиономии тех, кто, собравшись за праздничным столом и подняв бокалы, слушал эти слова, всем сердцем готовый к ним присоединиться!

Снаружи, за стенами Тоуд-Холла, даже зимний ветер, вволю нашумевшийся и разметавший снежное покрывало по сугробам в укромных уголках, стих, не желая беспокоить тех, кто праздновал Рождество. Заиндевевшая неподвижная серая трава покрывала речной берег; недвижные, замерли голые ветви деревьев; сама Река, казалось, замерла, умерив свой неизменный хрустально звенящий бег. Стихло и замерло все!

И все-таки в Ивовых Рощах было одно живое и очень-очень одинокое существо.

Как медленно шел этот одинокий путник! Так медленно в рождественский вечер может идти только тот, кто смертельно устал и к тому же ему некуда идти. С замирающим сердцем, замерзая и голодая, он много дней пробирался сюда по заледеневшим полям и рощам, раскинувшимся к югу от плотины. Он ночевал в колючих кустах изгородей или в пустых полуразвалившихся амбарах и каждый раз, засыпая, думал о том, хватит ли у него сил и решимости продолжить путь наутро. Но он не сдался, не повернул назад и вот теперь, с трудом держась на ногах, подгоняемый одной лишь надеждой, шел вперед — голодный, замерзаний и почти отчаявшийся.

Этот путник, которому некуда было идти в такой день, добрался до Реки, до Ивовых Рощ, под сенью которых он так надеялся обрести приют и, может быть, даже найти гостеприимных друзей, но обнаружил лишь пустые, с темными окнами, дома. Пуст был дом Рэта Водяной Крысы, куда первым делом добрался уставший путник, пусто было и жилище Выдры. Рождественский венок на двери напомнил путнику о том, что это вечер большого праздника — для кого-то. Не слишком хорошо зная эти места, путник решил поискать приюта в Дремучем Лесу, и вскоре зимняя тропа привела его к дому Барсука.

— И здесь темно, — пробормотал он. — И опять — никого нет!

Тут его взгляд упал на две цепочки следов, уводивших от закрытой двери. Следы были свежими, не засыпанными снегом, и путник направился по ним, скорее чтобы просто идти куда-то, куда-то туда, куда ходят и другие, чтобы просто обрести хоть какую-то иллюзию не-одиночества.

Подойдя к Железному Мосту, путник был вынужден остановиться и передохнуть — слишком крут и труден был подъем для его усталых ног. Поглядев в темную глубину Реки, он вздохнул и стал карабкаться на Мост.

На середине Моста он остановился, огляделся, и впервые за много дней на его физиономии промелькнула тень улыбки. На другом берегу он увидел ярко горевшие теплым светом окна Тоуд-Холла.

— Ну да, — кивнул сам себе путник, — Рождество. Кто-то празднует… как когда-то…

Спустившись с моста, он долго шел вдоль забора, окружавшего усадьбу Toy да, и остановился у открытых ворот. В окнах мелькали чьи-то силуэты. Видимо, обитатели и гости усадьбы вовсю веселились, празднуя Рождество.

— Весело им сейчас, — вздохнул путник и без всякой неприязни, лишь по-хорошему завидуя, заметил: — Уж чего-чего, а наелись-то они сегодня досыта. Ничего, если я найду место, где переночевать, если раздобуду чего-нибудь поесть, то завтра… может быть, завтра и я смогу, пусть и с опозданием, отметить свое скромное Рождество…

— …И вот почему, друзья мои, — продолжил Барсук свой тост, — я предлагаю всем присоединиться к тосту за Незваного Гостя, ибо, кем бы он ни оказался, его встретили бы здесь уют, тепло и наше радушие. Потому что — помните об этом — благословен тот дом, которому выпала честь принять в этот вечер Незваного Гостя!

Все подняли бокалы, и каждый по-своему, но обязательно с искренней доброжелательностью произнес: «За Незваного Гостя!»

Волна доброты и душевного тепла наполнила зал Тоуд-Холла, проникла во все его уголки, вырвалась за стены и растеклась по окрестным лужайкам, полям и ивовым зарослям. Сила рождественского волшебства, превращающая огонек обычной свечи в свет мерцающей звезды, согревающая огнем в камине сильнее, чем в обычные дни, — эта сила вместе с порывом доброты, исходившим из душ обитателей и гостей усадьбы, заставила утихший вечерний ветерок встрепенуться и прошептать усталому путнику:

— Остановись, не уходи, друг. Иди вперед. Ты найдешь, что искал.

В эти секунды Барсук, Тоуд и все остальные как раз поднимали бокалы за Незваного Гостя, и путник, так долго шедший к берегам Реки, тоже вспомнил об этой рождественской традиции.

— Незваный Гость? — пробормотал он. — Неужели я могу?..

— Да, — прошептал ветер, — можешь. Тоуд и его гости как раз снова уселись за стол и готовились приступить к ужину, когда в большую парадную дверь особняка кто-то постучал. Дворецкий вопросительно посмотрел на Тоуда.

— Что же ты ждешь? — воскликнул тот. — Немедленно открой, и если незнакомец голоден — веди его к нашему столу, а если нет — все равно веди!

Тоуд явно разволновался. Да, бывали случаи, когда рождественский Незваный Гость приходил к дверям усадьбы, но, во-первых, это было давно, а во-вторых, никогда еще его появление так точно не совпадало с только что произнесенным тостом, слова которого все еще звучали в ушах гостей.

Разговоры за столом стихли, замерли с тарелками в руках официанты — что-то в этом неожиданном стуке заставило всех напряженно прислушиваться к тому, что происходит в приемной. Скрипнув, распахнулась дверь, послышались голоса. Кажется, кто-то незнакомый пытался вежливо и стеснительно протестовать против любезного внимания дворецкого к тому, кто рассчитывал в лучшем случае на место в чулане да на кружку чая.

Затем в банкетный зал вернулся дворецкий и тотчас же зашептал что-то на ухо Toyду. Тоуд явно удивился его словам и даже переспросил:

— Ты точно уверен?

— По крайней мере он так сказал, сэр.

— Тогда веди его сюда, веди немедленно! — почти закричал Тоуд, голос которого, к общему удивлению, дрогнул, словно от сдерживаемых слез. — Господа, — обратился он к гостям, — прошу любить и жаловать: наш рождественский Незваный Гость!

Весело улыбаясь, гости встали из-за стола. Немало удивленные и заинтригованные, они готовы были радушно встретить незнакомца.

— Сюда, пожалуйста, сэр, — донесся из соседней комнаты голос дворецкого. — Нет, нет, уверяю вас, мистер Тоуд действительно настаивает на этом.

— Но разве они сейчас не ужинают?

— Я полагаю, что в данный момент — нет, сэр. Они ждут вас.

— Меня?

Наконец дворецкий распахнул дверь и почти втолкнул в зал смущенного странника.

— Мистер Тоуд и господа гости, — торжественно объявил дворецкий, — имею честь представить вам мистера Морехода, неожиданно прибывшего к нам на праздник из столицы Египта — Каира!

— Как?..

— Но ведь…

— Но этого же не может…

Много еще «но» и «разве» звучало в зале Тоуд-Холла, но не было среди гостей более удивленных, ошеломленных и готовых упасть в обморок, чем Рэт и Сын Морехода.

— Но, папа… я же думал, что ты… что тебя больше нет… — чуть слышно прошептал Крысенок.