Из окна спустили корзинку, она болталась на стене, но прохожие, посмотрев вверх на полное отчаяния лицо, только содрогались и уходили скорее прочь. Женщина, державшая корзинку, была стара, ее волосы свисали, как отвратительные извивающиеся серые змеи; с перекошенным ртом, воспаленными глазами и покрасневшими веками она являла собой весьма печальное зрелище.

Огромные черные мухи весело кружились в удушливом воздухе. В Ладгейте они были единственными веселыми существами. Поэтому странно, что они вызывали только еще большую досаду и раздражение.

– Пожалейте бедную узницу…

Рядом с Джейн на постели из грязной соломы лежала женщина, которую Джейн приметила уже давно. Вид женщины внушал уважение, Джейн видела, как ее передергивало от некоторых сцен, неизбежными свидетелями которых им приходилось быть, и как она все время старалась сохранить благопристойность. Джейн попыталась подружиться с ней, но женщина явно не была к этому расположена.

Как и большинство обитателей камеры, она знала, кто такая Джейн, так как даже в этом плохо освещенном помещении невозможно было не заметить ее красоты. Люди смотрели на нее во все глаза: некоторые отпускали язвительные шуточки и непристойности, в глазах других читалось благоговение, так как во всех лондонских тюрьмах было известно, что Джейн помогала бедным.

У женщины была дочь по имени Бет, лет одиннадцати, довольно привлекательное создание, несмотря на грязь и вши, отвратительную пищу и жуткое окружение. Девочка часто отлучалась от матери, и Джейн глубоко трогало, когда бедная мать в отчаянии искала ее. Мать ужасно боялась, что с девочкой что-то случилось.

Сейчас девочка с матерью сидели рядом и наблюдали за попрошайкой у решетки. Взглянув на них, Джейн заметила, что они вдруг насторожились. Причина была очевидной – в корзинку что-то положили. Старуха украдкой посмотрела через плечо, из ее беззубого рта потекла слюна, воспаленные глаза засветились. Этого было достаточно, чтобы присутствующие все поняли.

– Пресвятая Дева, помоги ей! – молилась Джейн. Сопя от волнения, бедная старуха тащила вверх тяжелую корзинку. В камере наступила тишина, слышалось только жужжание ос и мух. Наконец корзина оказалась наверху, и вдруг все бесшумно двинулись к ней. Джейн отвернулась. За несколько дней, проведенных здесь, ей пришлось увидеть много ужасных вещей, но эта сцена было просто невыносимой.

Она услышала звуки потасовки: яростные хрипы, дикие взвизги, гневный вопль несбывшейся надежды, за которым внезапно наступила тишина. Обернувшись, она увидела, что кучка изморенных голодом, только что боровшихся за корзинку людей молча уставилась на ее содержимое, валявшееся рядом на полу.

Джейн тоже охватил ужас – в корзине не было ничего, кроме трех огромных камней. Кто-то жестоко пошутил, положив камни в корзину просящей подаяния, чтобы та подняла их наверх.

Тишина была прервана старухой, которая, опустившись на колени, начала громко рыдать. Сумасшедший пастор, видя, что собралась толпа, стал взывать к ней:

– Покайтесь, ибо грядет Царствие Божие! Кто-то обернулся и с силой пнул его ногой. Он завопил:

– Блаженны вы, всегда будут поносить и гнать вас… Покайтесь! Покайтесь! Вам нужно покаяние.

Жизнь вошла в свою колею.

Джейн вдруг заметила, что заинтересовавшая ее женщина получила травму в драке и была на грани обморока. Бет исчезла, а женщина сидела, прислонившись к покрытой плесенью стене; по ее разорванному рукаву, смешиваясь с грязью, сочилась кровь.

Джейн подошла к ней и своим мелодичным голосом, очаровывавшим многих людей, сказала:

– Вы больны. Позвольте мне помочь вам.

Женщина не ответила, но слабо улыбнулась, когда Джейн оторвала полоску ткани от своей нижней юбки.

– Давайте промоем рану, – сказала Джейн и вывела ее во двор. Воздух немного освежил женщину, а Джейн поддерживала разговор: – Какое счастье, что у нас есть эта вода! Если бы мы очутились здесь двадцать лет назад, нам бы в ней отказали. Помню, отец рассказывал, что одна дама платила огромные деньги, чтобы получать свежую воду в этой тюрьме, а у нас есть свежая вода, и притом бесплатно. Конечно, многие сказали бы там, что мы должны быть благодарны за это.

Женщина не слушала ее, но когда ей немного полегчало, в ее глазах вновь появилось беспокойство.

– Вы не видели мою девочку? – спросила она.

– Нет. После драки она мне на глаза не попадалась.

– Я боюсь за нее. Это место…

Джейн кивнула. Они помолчали, но испуганная мать была рада поделиться с кем-нибудь своими опасениями, а Джейн была рада найти подругу.

Наступил вечер. Они услышали, как поют пьяные проститутки, пришедшие к тем, кто был в состоянии заплатить.

– Разве вас это не касается, – взывал сумасшедший пастор, – всех вас, проходящих мимо?

Старуха-попрошайка понуро сидела у решетки, пока не померк дневной свет.

– Пожалейте бедную узницу! Господа и дамы… пожалейте бедную узницу!

Каждый летний день, проведенный в зловонной атмосфере тюрьмы, равнялся, наверное, десяти дням.

– У вас же есть друзья на свободе, – говорили тюремщики. – Вам нужны деньги. За деньги можно купить все, что пожелаете. Знаете, некоторые люди приходят сюда, чтобы отдохнуть. Здесь можно устроиться даже очень удобно.

Джейн покачала головой. Там, на свободе, у нее был верный друг. Кейт заплатила деньги, чтобы перемолвиться с ней словом, а когда они встретились, Джейн прочитала ужас в глазах Кейт. Та ничего не могла поделать с собой и смотрела на Джейн широко открытыми глазами. Кейт принесла ржаные лепешки, хлеб и пирожки с мясом из кухни Белпера, но Джейн не могла просить Кейт о деньгах. Кейт заверила ее, что придет снова, и сдержала слово. Джейн могла не опасаться голода, пока Кейт и Белпер были на свободе.

Кейт приходила через день, и Джейн вынуждена была припрятывать принесенную еду; потом она несла еду во двор и делилась ею с Бет, ее матерью и больными детьми. Джейн оставалось совсем немного, и все же когда она ела свою долю, она не могла не думать о тех несчастных созданиях в камере, которым она не могла ничего предложить.

Визиты Кейт были единственным светом, скрашивавшим мрачные дни. Джейн рассказала Кейт о Бет. Может, она сумеет найти какое-нибудь место для девочки? Может, кому-нибудь на кухню требуется девочка-прислуга? Бет разрешат оставить тюрьму, так как попала она сюда не по своей вине: у ее матери после смерти мужа оказалось много долгов, ее посадили в тюрьму, а девочку не с кем было оставить. Но люди вовсе не горели желанием брать в услужение кого-либо из Ладгейта.

Сейчас мать Бет беспокоилась вдвойне, поскольку в тюрьме появился вселяющий ужас человек с порочными наклонностями, да к тому же с кучей денег. Он был известен как Нед-с-большой-дороги, потому что разбогател, грабя на дорогах путешествующих. Ему отвели лучшее помещение в тюрьме, так как у него водились деньжата. Поговаривали даже, что он сам устроил себе арест за долги, чтобы на время скрыться в тюрьме от своих сообщников, которых он обманул и которые поклялись его убить. Ладгейт часто служил убежищем для такого сорта людей, он обеспечивал им безопасность, которую они вряд ли нашли бы за его стенами.

Нед требовал, чтобы друзья каждый день навещали его. В его камере собирались воры и проститутки, они резались в карты, пели непристойные песни; для Неда-с-большой-дороги делалось все, что бы он ни пожелал. Его появление изменило жизнь обитателей тюрьмы. Некоторые женщины стремились привлечь к себе его внимание, но безуспешно. Зачем ему бедные голодные создания, если он может найти женщину на стороне? Каждый день ему приносили горячую пищу. Некоторые заключенные слонялись весь день по внутреннему дворику лишь для того, чтобы вдохнуть запах этой пищи, когда ее проносили мимо. Джейн никогда не видела Неда-с-большой-дороги, но ее раздражало все, что она слышала о нем.

Через три дня после прибытия Неда ему на глаза попалась Бет. Он подозвал ее к себе, спросил, кто она, и дал кусок вкусного мясного пирога. Она съела пирог и побежала к матери рассказать об этой встрече. Страдая от дурных предчувствий, мать Бет поделилась своими опасениями с Джейн.