Он покачал головой и вошел внутрь.

Судя по крепкому запаху перегара, Кольцов не соврал. Мишка валялся на лавке в столовой (видно, сил добраться до кровати ему не хватило) и громко храпел. На дощатом, плохо оструганном столе рядом с ним стояла початая бутылка «Столичной».

Илья понимал, что нет никакого смысла его будить и что-то выговаривать – Мишка все равно не вспомнит ни слова, когда протрезвеет. Но высказаться сильно хотелось. Еще сильней хотелось шарахнуть Мишку мордой об стол.

– А ну просыпайся, падла! – Илья дернул Мишку за ногу в грязном ботинке.

Мишка издал долгий, мучительный стон.

– Вставай, зараза! Я пятьдесят баксов за твою кодировку всего неделю назад заплатил! Какого ты опять нажрался-то?

Мишка шумно, со всхлипом, вздохнул и сел, опустив ноги на пол. Глаза его были безумными, но он пытался придать лицу осмысленное выражение. А может, попросту хотел сфокусировать взгляд на «Столичной».

– Илюха… – заговорил он хрипло. – Болото. Кругом болото. Сыро, холодно. Дома провалились, сгнили все. Деревьев не осталось. Как жить, Илюха?

– В окно глянь, болезный, – Илья похлопал его по плечу. – До белочки-то еще неделю пить надо.

– Говорю тебе: болото кругом. Гниет. Как нарыв, изнутри гниет. Страшно.

Илья внезапно вспомнил, что снилось ему перед рассветом. Ясный, осязаемый сон. Сапоги проваливаются в вонючую жижу, под рукой ломается тонкий ствол гнилого деревца… Как нарыв, действительно – нарыв. Потому что внутри происходит нечто, медленно нарастает напряжение, как будто рано или поздно случится страшное.

– Ладно, – махнул он рукой, – спи себе, зараза.

– Илюха, как жить-то будем? – Мишкин взгляд в итоге сфокусировался. – На болоте жить нельзя.

– Да нету болота, приснилось тебе. В окошко посмотри. Солнце светит, листики распускаются.

– Значит, будет. Случилось что-то, Илюха, точно тебе говорю. Кастрюли гнутые на земле валяются, тарелки битые. Телевизор с разбитым экраном. Нету избушки нашей… гусеницы… домики твои раздавленные… Жалко домики…

Мишка всхлипнул сопливо, так что стало его жаль. Приснился сон плохой человеку, а он спьяну и понять не может, что это сон.

– Да вон же они, домики-то! – Илья махнул рукой на полку над столом. – И кастрюли на месте, и телевизор стоит. Приснилось тебе.

Было у Ильи увлечение – клеил он дома из спичек. Все дома, которые рубил, в спичках воспроизводил, и другие, которые понравились. Фотографировал со всех сторон понравившийся дом, а потом собирал и на полку ставил. Модели своих срубов всегда в двух экземплярах делал – дарил хозяевам, это очень людям нравилось. Оба огромных терема из Долины он тоже склеил дважды. Так они пока и стояли на полке, вместе с сотней других спичечных моделей.

– Нет, Илюха, что-то случилось. Гусеницы, гусеницы… Железные, грязные…

Чует ведь, алкоголик несчастный… И откуда только? Ведь Илья еще слова ему не сказал.

– Может, не будешь пить сегодня больше, а? Я ребенка вечером привезу.

– Не буду, не буду. Вот похмелюсь только, и больше не буду.

Илья снова махнул рукой – бесполезно. Вот похмелится, проспится, еще раз похмелится, и так до бесконечности. Глядя на Мишку с Володькой, он дал зарок: по утрам ничем здоровье не поправлять, не пить даже пива – слишком хорошо рассмотрел, чем это заканчивается. Институтские друзья, с которыми он выпивал время от времени, удивлялись, иногда и обижались, что он отказывается пить два дня подряд, но потом привыкли, смирились, как и со всеми остальными его чудачествами. Правда, обычно они Илью с утра и не видели. Как-то само собой получалось, что под конец пьянки обязательно находилась какая-нибудь симпатичная (в ту минуту) особа, которой он был небезразличен.

Трезвым женщин Илья слегка побаивался, они живо напоминали ему семейную жизнь, Лару, мучительный, затянувшийся и все же свершившийся разрыв. Но, на его счастье, большинство из них не стремились к долгим отношениям. Рекордный срок общения с одной и той же дамой за последние пять лет составлял всего один месяц. Да и кому нужен плотник без жилья, обремененный алиментами и пожилыми родителями? Одного обаяния для серьезных отношений маловато, а сам Илья не очень-то хотел связывать себя чем-нибудь бо́льшим, чем случайные короткие романы.

Мишка нетвердой рукой потянулся к «Столичной», с трудом отвинтил пробку и вылил в кружку все, что оставалось в бутылке.

– Тебе не многовато для опохмела? – с сомнением спросил его Илья.

Мишка покачал головой, не столько отвечая на вопрос, сколько содрогаясь от предстоящего возлияния, и выпил водку шумными крупными глотками.

– Ну-ну, – проворчал Илья.

Мишка кашлянул, прикрывая рукой рот, – лекарство просилось наружу. И как раз в этот трудный для него миг в избушку вошел Кольцов, огласив кухню длинной матерной тирадой.

– Нет, ну бывает же западло! – закончил он ее вполне мирно. – Вот скажи мне, Илюха, пока нас хозяева не слышат, как тебе удалось так быстро Залесского вокруг пальца обвести? Он ведь даже заплатить согласился за твою работу. Половину, правда, но все же! Я ж ни на что не рассчитывал.

– Да не обводил я его вокруг пальца, это по твоей части! – удивился Илья. – Я все как есть ему сказал.

– Ладно, – Кольцов качнул головой, – запишем в загадки. А ты чего, из-за избушки расстроился?

Илья пожал плечами.

– Да не бери в голову! Я с них вагончик стрясу, не хуже, чем у водопроводчиков. Со стеклопакетами! И не бойся, это он только так сказал, что не сегодня-завтра. У них там проблемы возникли. Избушка-то Залесскому не принадлежит, там шесть соток в чью-то собственность оформлены были еще лет тридцать назад. Так что пока они хозяина найдут да пока выкупят – до конца лета продержимся.

Илья поднял брови. Вот так номер! Это он два года жил в чьем-то доме? Может, поговорить с хозяином? В конце концов, у него есть кое-какие деньги… Впрочем, это бесполезно. Хозяева Долины все равно предложат больше. Да и смешно рассчитывать, что в таком месте, где до газа и водопровода десять метров, можно за пять штук зеленых участок с домом купить. Тут одна сотка в три раза дороже стоит.

Мишка смачно рыгнул, и Кольцов наконец обратил на него внимание:

– А ты что, опять водку жрешь? Дом надо добивать, через неделю кровельщики приезжают. Илюха, что ли, бревна будет строгать?

– Я – все, – Мишка гордо поднял голову, – с завтрашнего дня – на работу. Честное слово!

– А то я не знаю твоего честного слова, – пробормотал Кольцов. – Завтра тебе «шаман» потребуется. Я платить не буду!

– Не, я сам, – Мишка испуганно замотал головой, – я теперь без детокса, сам выхожу.

Кольцов вопросительно глянул на Илью.

– Не-а, – Илья покачал головой, – это он только храбрится, дней пять попьет и доктора запросит. Ну, на шестой день он меня разжалобит, и я заплачу́. Тогда он с чистой совестью дальше пить будет.

– А ты не жалобись, – фыркнул Кольцов, – нечего на него деньги тратить.

Сережка был совершенно счастлив и, разумеется, возбужден. В электричке он ни секунды не сидел на месте, хотя и изображал взрослого парня, серьезно смотрящего на мир. Даже делал вид, что читает книжку, которую Илья прихватил ему в дорогу.

Они сошли на станции, когда начинало темнеть. Чтобы поубавить его пыл, Илья предложил прогуляться. Единственным местом, прельстившим Сережку в качестве альтернативы избушке с неприлично храпящим Мишкой, оказалось кладбище. От электрички до кладбища было около полутора часов пешком, а оттуда до избушки – еще минут сорок пять. Илья надеялся, что большая прогулка по свежему воздуху для ребенка закончится крепким здоровым сном.

Но он просчитался. Рассказав не менее двадцати длинных страшных историй про покойников, Илья на подходе к избушке падал с ног от усталости, Сережка же готов был пройти еще столько же. Рассказы про покойников сына только будоражили. Ворвавшись в избушку, мальчишка отказался ужинать, прилип носом к окну в спальне и долго высматривал там мертвецов, со всех сторон окруживших домик.