И стал орел ворону допрашивать:

— Про тебя, ворона, сказывают, что ты на чужое добро рот разеваешь, у больших и малых птиц детенышей да яйца таскаешь!

— Напраслина, батюшка сизой орел, напраслина, я только одни скорлупки подбираю!

— Еще про тебя жалоба до меня доходит, что как выйдет мужичок пашню засевать, так ты подымаешься со всем своим вороньем и ну семена клевать!

— Напраслина, батюшка сизой орел, напраслина! Я с подружками, с малыми детками, с чадами, домочадцами только червяков из свежей пашни таскаю!

— А еще на тебя всюду народ плачется, что как хлеб сожнут да снопы в копна сложат, то ты налетишь со всем своим вороньем и давай озорничать, снопы ворошить да копны разбивать!

— Напраслина, батюшка сизой орел, напраслина! Мы это ради доброго дела помогаем — копны разбираем, солнышку да ветру доступ даем, чтобы хлебушко не пророс да зерно просохло!

Рассердился орел на старую врунью-ворону, велел ее засадить в острог, в решетчатый теремок, за железные засовы, за булатные замки. Там она сидит и по сей день!

Расторопные ребята

ыла у какой-то хозяйки заморская вещь — хрустальный судок бочоночком, а в середине разгорожен пополам: в одну половину наливается уксус, в другую — масло, да так и подаётся на стол.

Послала хозяйка сына своего в лавочку с судком этим, велела купить масла прованского да уксусу.

Мальчик пришёл в лавку, заплатил деньги, подставил судок одним концом:

— Лей масла!

Потом, не заткнувши пробкой, перевернул:

— Лей уксус!

Да тоже пробкой не заткнул.

И пошёл домой. Мать увидела, что в нижней половине ничего нет, да и спрашивает:

— Гриша, да где же у тебя уксус?

— А вот он, — говорит, — сверху.

— Ну, а масло-то где же?

— А вот оно, — отвечал Гриша и снова перевернул судок.

Прежде вытекло масло, а теперь и уксус — и Гриша остался ни пи чём.

Загадки

Сидят три кошки. Против каждой кошки две кошки. Много ли всех?^[15]

Летела стая птиц на рощу; сели по две на дерево — одно дерево осталось; сели по одной — одного не достало. Много ли птиц и деревьев?^[16]

У семерых братьев по одной сестрице. Много ли сестриц?^[17]

ак по мосту, по мосточку

Шла девица-семилетка.

За девицей — молодец:

— Стой, девица-семилетка,

Загадаю три загадки,

Ты изволь же отгадать их:

А что растёт без кореньев?

А что цветёт без алого цвету?

А что шумит без буйного ветру?

— Растёт камень без кореньев.

Цветёт сосна без алого цвету.

Шумит вода без буйного ветру.

Скороговорки

Сыворотка из-под простокваши.

От топота копыт пыль по полю летит.

Бык тупогуб, тупогубенкий бычок, у быка бела губа тупа.

Летят три пичужки через три пустых избушки.

Шли сорок мышей, несли сорок грошей; две мыши поплоше несли по два гроша.

Гуси-лебеди

ыбрав двух или одного волка, смотря по числу детей, выбирают вожака, того, который заводит, то есть начинает игру. Все остальные представляют гусей.

Вожак становится на одном конце, гуси — на другом, а волки в стороне прячутся.

Вожак похаживает и поглядывает и как заметит волков, то бежит на свое место, хлопает руками, крича:

В о ж а к. Гуси-лебеди, домой!

Г у с и.     Почто?

В о ж а к. Бегите, летите домой,

               Стоят волки за горой

Г у с и.    А чего волкам надо?

В о ж а к. Серых гусей щипать

               Да косточки глодать.

Гуси бегут, гогоча: «Га-га-га-га!»

Волки выскакивают из-за горы и бросаются на гусей; которых поймают, тех отводят за гору, и игра начинается снова.

Всего лучше в гусей-лебедей  играть в поле, в саду.

Привередница

или-были муж да жена. Детей у них было всего двое — дочка Малашечка да сынок Ивашечка. Малашечке было годков десяток или поболе, а Ивашечке всего пошел третий.

Отец и мать в детях души не чаяли и так уж избаловали! Коли дочери что наказать надо, то они не приказывают, а просят. А потом ублажать начнут:

— Мы-де тебе и того дадим и другого добудем!

А уж как Малашечка испривереднилась, так такой другой не то что на селе, чай, и в городе не было! Ты подай ей хлебца не то что пшеничного, а сдобненького, — на ржаной Малашечка и смотреть не хочет!

А испечет мать пирог-ягодник, так Малашечка говорит:

"Кисел, давай медку!" Нечего делать, зачерпнет мать на ложку меду и весь на дочернин кусок ухнет. Сама же с мужем ест пирог без меду: хоть они и с достатком были, а сами так сладко есть не могли.

Вот раз понадобилось им в город ехать, они и стали Малашечку ублажать, чтобы не шалила, за братом смотрела, а пуще всего, чтобы его из избы не пускала.

— А мы-де тебе за это пряников купим, да орехов каленых, да платочек на голову, да сарафанчик с дутыми пуговками. — Это мать говорила, а отец поддакивал.

Дочка же речи их в одно ухо впускала, а в другое выпускала.

Вот отец с матерью уехали. Пришли к ней подруги и стали звать посидеть на травке-муравке. Вспомнила было девочка родительский наказ, да подумала: "Не велика беда, коли выйдем на улицу!" А их изба была крайняя к лесу.