Собственно, оснований предполагать самый печальный исход событий было более чем достаточно.
22 августа в Париже была получена телеграмма из Ставки о положении на фронтах летом 1917 года:
«Телеграмма от 22. 8.1917 г.
<…> В июне было наступление в России на юго-западном фронте (Броды-Станиславов), с 16 июня. 11 и 7 Армии атаковали в направлении <…> на Львов. 16 июля — прорыв противником юго-западного фронта. <…>
Наступление, начатое в середине июня (Галиция и Буковина), к 1-м числам июля замерло, главным образом по причинам морального порядка. 6 июля Австро-Германия начала свое наступление в Галиции (на Тернополь) и прорвала фронт 11 Армии. Наши войска, обнаружив полную небоеспособность, массами уходили с позиций. К 18 июля они очистили Галицию от наших войск. С 15 июля — удар по 8 армии, отходившей между Днестром и Прутом. К 21 июля 8-я Армия очистила Буковину, оставив Черновцы, а 1-я Армия уже располагалась на территории Румынии. 19 августа немцы начали операцию в Рижском районе. 21 июля мы оставили Ригу, утром взорвали верфи Усть-Двинска. Быстрый успех противника, несмотря на то, что план его давно был известен и меры по сосредоточению были приняты, следует объяснить исключительно потерей нашей армией боеспособности и стойкости по известным вам причинам».
Причины действительно объяснения не требуют, особенно если вспомнить, что в России, можно сказать, параллельно с куртинскими событиями, происходил военный мятеж Корнилова.
Поэтому у руководства Русского корпуса во Франции фактически не оставалось выбора, кроме предъявления мятежникам ультиматума. Они не могли допустить, чтобы революционные волнения охватили весь корпус, кроме того, обязаны были считаться с мнением французского правительства, которое весьма неодобрительно взирало на происходящее и требовало принятия решительных мер.
24 августа Рапп и с ним, соответственно, Гумилёв выехали в мятежный лагерь. Однако еще до выезда Николай Степанович принял следующую телефонограмму:
«Телефонограмма Генералу Занкевичу.
В 6 ч. 20 м. передал Кочубей, принял Гумилёв.
Генерал Дюпор сообщил мне, что сегодня утром им сделано распоряжение о том, что перевозка 4-х батальонов и 2-х пулеметных рот из Курно в Мас д’Артит началась не позже сегодняшнего вечера, и он просит Вам доложить, что по его расчету все эшелоны будут выгружены в четверг днем. Из Петрограда нет ничего. Курьер выехал сегодня с очередными бумагами.
Генерал Война-Панченко».
Здесь речь идет о переброске частей «лояльной» 3-й бригады в помощь частям генерала Беляева. В тот же день по войскам был объявлен такой приказ:
«Приказ по русским войскам во Франции № 62 от 24 августа 1917 г. Париж.
Приказываю солдатам лагеря Ля Куртин сдать французским властям оружие и, изъявив полную покорность, безусловно подчиниться моим распоряжениям. Все солдаты Ля Куртин, не подчинившиеся указанным выше требованиям к 10 ч. утра сего 28.8, согласно приказу Временного Правительства, считаются изменниками Родины и Революции — лишаются:
а) права участия в выборах в Учредительное Собрание;
б) семейные лишаются пайка;
в) всех улучшений и преимуществ, которые будут дарованы Учредительным Собранием.
Находящиеся в Ля Куртин войсковые чины, привлеченные следственной комиссией в качестве обвиняемых, которые добровольно подчинятся указанным выше требованиям, будут судиться Отрядным судом. Все же, принужденные к повиновению силой оружия, а также все, оказавшие какое-либо активное сопротивление исполнению выше перечисленного распоряжения, будут преданы Военно-Революционному суду.
С 28 августа я прекращаю отпуск продовольствия солдатам Ля Куртин. В случае дальнейшего неповиновения солдат Ля Куртин, с 10 ч. утра 29 августа я начну действовать против них оружием.
Представитель Временного Правительства Генерал-майор Занкевич и Комиссар Временного Правительства и Совета Солдатских и рабочих депутатов Евг. Рапп».
Как видим, от солдат требовали безусловного подчинения (что в действующей армии в условиях военного времени нормально), ни о каких играх в демократию речь уже не шла. Но все-таки начальство было настроено на переговоры, а не на пальбу. Им дали время для разрешения ситуации без применения силы. Однако мятежники им не воспользовались.
8 сентября Гумилёв по указанию начальника составил два документа.
1. «8 сентября н. ст. Депутации 2-й Особой Артиллерийской бригады.
Сим уполномочиваю депутацию 2-й Особой артиллерийской бригады в составе 6-ти офицеров и 30 солдат вести переговоры с солдатами лагеря Ля Куртин в пределах выработанных условий и сроков с целью склонить названных солдат к повиновению Временному правительству и к исполнению всех распоряжений представителя Временного правительства Генерал-майора Занкевича и моих.
Комиссар Евг. Рапп.
С подлинным верно: прапорщик Гумилёв»
2. «Доверительно.
Подпоручику Гагарину, председателю депутации 2-й Особой артиллерийской бригады.
План работ депутации.
Отправка депутатов в лагерь Ля Куртин. Депутация поддерживает все время связь с Комиссаром и высшим командным составом, от которых в случае непредвиденных обстоятельств получает указания и разъяснения. Депутация делает полный доклад о результатах своей работы. В исключительных случаях действие переговоров депутации может быть продолжено до вечера 11 сентября.
Комиссар Е. Рапп.
С подлинным верно: прапорщик Гумилёв».
Переговоры ни к чему не привели, о чем Рапп сообщил Занкевичу. Тот 9 сентября прибыл в лагерь, дабы лично руководить наведением порядка. Этим числом датированы две телефонограммы генерала, принятые и записанные Николаем Степановичем:
1. «Генерал Занкевич генералу Комби.
Генерал Б<еляев> послал план действий № 1.
Резолюция генерала Занкевича.
С планов расположения войск согласен, но полагаю, что для сдачи оружия лучше не стягивать всех солдат в одну группу. Лучше собрать их в четыре группы по полкам, подготовив немедленное окружение наших и французских войск, имея в виду, что по сдаче оружия последуют аресты.
Генерал Занкевич».
2. «Генерал Занкевич генералу Комби.
Утром я приезжал в район лагеря Ля Куртин. Ведение операции для усмирения лагеря Ля Куртин. Прошу Вас не отказать в отдаче по соглашению с генералом Беляевым необходимых предварительных распоряжений для осуществления принятого нами плана действий в намеченное время.
Занкевич».
Любопытное и символичное совпадение: в этот же день из Петрограда пришла такая телеграмма:
«Генералу Занкевичу от Генерала Потапова.
Военный министр приказал вывезти войска из Франции в Россию.
Благоволите войти в сношение с Французским Правительством относительно тоннажа для их перевозки. О последующем благоволите телеграфировать.
За Нач. Гл. Штаба Потапов».
Временное Правительство отказывалось от ведения боевых действий во Франции и возвращало солдат домой. То есть, выполняло главное требование восставших.
Судя по всему, текст этой телеграммы, на основе которого Занкевич тут же составил соответствующий приказ, был доведен до бунтующих солдат. Но и это не произвело отрезвляющего впечатления. Тем более, генерал сразу честно заявил, что приведение приказа в исполнение потребует много времени.
Впрочем, руководство дало мятежникам время на размышление — срок ультиматума был продлен до 16 сентября.
В книге Д. Лисовенко «Их хотели лишить Родины» есть подробное описание дня накануне истечения срока ультиматума.
Эта книга, изданная в 1960 году «Воениздатом» в качестве объективного исследования не выдерживает никакой критики — она насквозь идеологизирована (понятно, в какую сторону), полна надуманных рассказов о зверствах, с потолка взятых цифр о массовых жертвах. Однако в плане хронологии событий автор довольно точен. Вот как он описывает 15 сентября: