Незадолго до вечера наше отступление вынужденно остановилось. Сзади нам передали, что свободного пространства на полке не осталось и бежать больше некуда. Серая Книга продолжала приближаться, и графиня, обезумев от страха, с силой прижалась ко мне, словно пытаясь укрыться под моей обложкой. Бормотание Серой Книги становилось громче с каждой минутой. Я не мог ее видеть, но отчетливо представлял пыльный серый фолиант, который, нависая над графиней, с угрозой глядит на нас. Исходящая от него темная злоба словно обрела вес и придавила меня к полке.

— Поменяйся со мной местами! Скорее! — требовательно воскликнула графиня. — Не дай этой твари коснуться меня!..

Даже графиня, которая казалась мне такой сильной, не совладала с собой и запаниковала. Да и я был напуган не меньше. Все же я попытался помочь, но, увы — никак не мог оказаться между графиней и нашим врагом. Даже если бы на полке оказалось достаточно места, на этот маневр ушло бы полдня.

Следующие несколько часов были для нас сущей пыткой. Порой разум не выдерживал напряжения, и тогда меня посещали видения одно страшнее другого, которые я предпочел бы не вспоминать. Скажу только одно: раньше я и не подозревал, что в мире может существовать такая лютая ненависть и злоба.

Когда в библиотеке начали сгущаться сумерки, мой корешок внезапно пронизал ледяной холод.

— Джейкоб! — вскричала графиня. — Она коснулась меня! Пожалуйста, сделай что-нибудь!..

В этот поистине критический момент в библиотеку вошел Йон Диедо. Вся библиотека отозвалась на его появление таким громким тревожным жужжанием, что волшебник вздрогнул. Торопясь, он зажег лампу на столе и зорким взглядом окинул полки. Увидев, что Серая Книга прислонилась к графине, он оскалился и быстро шагнул вперед. Одним движением он схватил старый том и, крепко сжав его между большим и указательным пальцем, — как змею, — отодвинул подальше. Убедившись, что Серая Книга больше нам не угрожает, Диедо подобрал с пола беднягу Арчибальда и, пролистав, небрежно отложил в сторону. Потом снял с полки графиню и прочел ее последние три или четыре страницы.

— Гнусная тварь! — воскликнул он. — Ты считаешь злым меня, хотя я только собиратель!

Потом он открыл меня и заглянул на последние страницы. Только тут я понял, что наши истории не закончились в момент, когда Диедо превратил нас в книги, и что, даже стоя на полках, мы продолжаем жить, прирастая страницами, на которых запечатлен опыт нашего библиотечного существования.

— Ах ты, простофиля! — с горечью сказал мне Диедо. — Хорошо хоть ты оказался не так глуп, как бедняга Арчи…

Поставив меня на место, Диедо снова взял в руки странно молчаливого Арчибальда и, раскрыв его наугад, несколько раз повернулся вокруг своей оси, а потом прошелся в промежутке между стеллажами, демонстрируя всем пустые страницы.

— Подобная судьба ожидает каждого, — прокричал Диедо, и в его глазах заблестели слезы ярости и сожаления, — кто прикоснется к Серой Книге. Она высосет из вас жизнь, оставив лишь пустые страницы Я и держу ее отдельно потому, что забочусь о вашей безопасности. Как вы могли подумать иначе?! Бедняга Арчибальд — такой ценный экземпляр!.. Теперь он погиб, а если бы я хоть немного замешкался, погибнуть могли и те, кто стоял на одной полке с ним.

Бережно положив Арчибальда на каминную решетку, Диедо разжег дрова. Когда пламя заиграло, он водрузил нашего друга на этот погребальный костер, потом снял с полки пастора Ниемюллера и читал вслух, пока пламя перелистывало почерневшие страницы. Несколько раз во время чтения его голос прерывался; когда же все было кончено, Диедо опустился в кресло и заплакал, закрыв лицо руками. Не знаю только, оплакивал он Арчибальда или потерю ценного экземпляра.

Успокоившись, Диедо неловко поднялся и снова обратился к стоящим на полках книгам.

— Мне очень жаль, друзья… — сказал он негромко. — Вы тут ни при чем — вся вина лежит на мне. По причинам, которые я не стану оглашать, Серая Книга должна находиться в библиотеке постоянно, но… Я проявил беспечность, поставив ее слишком близко к некоторым из вас. Я думал… надеялся, что если я буду относиться к вам по-доброму, вы это оцените. Я стараюсь переставлять вас с места на место, чтобы вы могли наслаждаться разнообразием, я слежу, чтобы ни одна из моих книг не заплесневела, не выгорела и не была повреждена насекомыми-вредителями, я чиню ваши переплеты, подклеиваю страницы и забочусь о вас иными способами. Увы, далеко не все могут оценить мои усилия. Я прекрасно понимаю, что некоторые из вас в библиотеке недавно, но… Должен сказать откровенно: иногда мне бывает очень тяжело. Я устаю. Коллекционирование отнюдь не легкое бремя, и я был бы вам весьма признателен, если бы вы вели себя так, чтобы мне не приходилось исполнять при вас роль тюремщика.

С этими словами Диедо вышел из библиотеки.

Как только дверь за ним закрылась, книги устроили Арчибальду поминки. У бедняги оказалось много друзей, и немало трогательных слов передавалось по цепочке от полки к полке. Увы, слишком поздно я понял, что, подпав под влияние графини, недооценивал нашего соседа, в рассказах которого правды было, возможно, намного больше, чем она утверждала.

Между тем графиня, еще не пришедшая в себя после пережитого ужаса, требовала утешения, и этой ночью я снова ее читал. Но что-то во мне изменилось. Я словно прозрел, и впервые мне стало ясно: вопреки бурному возмущению и протестам графиня относилась к тем, кто, по словам Жанин, был только рад, когда его читает человек, наделенный, подобно Йону Диедо, и властью, и богатством.

После гибели Арчибальда во мне поселились беспокойство и неудовлетворенность. Я не мог найти себе места и втихомолку тосковал по тем временам, когда рядом со мной стояла Жанин. Впрочем, я все еще находил графиню неотразимой, даже несмотря на ее поглощенность собственной персоной (к сожалению, мужчины часто бывают близоруки, когда дело касается красивой женщины). И тем не менее тесное знакомство с исходящим от Серой Книги злом заставило меня скучать по обществу своей нежной подруги.

В довершение всего через неделю нас ожидала внеочередная Перетасовка. Несколько человек, волею случая оказавшихся в одном месте, рано или поздно образуют тесно спаянную группу со своим кругом общения. В нашей библиотеке подобные группы возникали и исчезали с каждой перестановкой. С кем-то было приятно иметь дело, с кем-то — не очень, а случалось, что компания подбиралась просто отвратительная.

На сей раз я очутился между часовщиком из Стокгольма и балетной танцовщицей из Вены. Я полагаю, что часовой мастер обладал богатым внутренним миром — в противном случае Йон Диедо вряд ли бы выбрал его для своей коллекции, однако в общении со мной старик этого никак не проявил. Он был угрюм, погружен в себя и за все время нашего соседства произнес не больше десятка слов. Что касалось танцовщицы, то она была слишком увлечена своим искусством, которое в ее интерпретации превращалось в некое подобие эзотерического культа для избранных. Эгоистичная, самовлюбленная, довольно несдержанная на язык — она в приступе раздражения не щадила никого, что весьма затрудняло установление нормальных отношений. Мою жизнь, таким образом, скрашивали только смышленый мальчишка-шахматист с нижней полки и цирковой акробат с верхней. Словом, наш маленький кружок был весьма далек от идеала, и я, потеряв возможность беседовать с графиней, с каждым днем все глубже погружался в пучину отчаяния.

Две недели этого жалкого существования убедили меня в необходимости предпринять какие-то действия. Для начала я решил при двинуться к самому краю полки, что, как мне казалось, должно было привлечь внимание Йона Диедо. Я считал, что как только он заметит меня, любопытство побудит его заглянуть на мои последние страницы, где ясно говорилось о моем желании стоять на полке рядом с Жанин. Если в сердце Диедо сохранилась хоть капля жалости, рассуждал я, он исполнит мою мечту. Если же он окажется бессердечным чурбаном, тогда меня, вероятно, ждет ссылка на пустую полку или даже… огонь.