– Вы давно здесь работаете?

– Уж больно много вы хотите знать! – отвечала она, но в ее голосе уже не было прежней враждебности.

С умными людьми лучше всего играть в открытую.

– Да, – заявил я, – я хочу знать довольно много. И если бы вы мне помогли…

Я опять допустил оплошность. Лицо у девушки закрылось, как дневной цветок с наступлением темноты.

– Полиция? – спросила она, злобно скривив рот.

Но по моему лицу тут же поняла, что ошиблась.

– Тогда к чему столько вопросов? – продолжала она, держась все так же настороженно. – Кому-кому, а мне, запомните раз и навсегда, на все это ровным счетом наплевать. Я знать ничего не знаю, и терять мне нечего. Но хозяин терпеть не может всяких там расспросов. Предупреждаю, он выставит вас в два счета.

Ничего себе, хорошенькое начало! Самым благоразумным в этой ситуации было бы, конечно, расплатиться и уйти. Но я поклялся самому себе не возвращаться в Лондон с пустыми руками. Слова барменши меня только раззадорили. Если хозяин не любит расспросов, значит, ему есть что скрывать…

– Тогда воспользуемся тем, что хозяина сейчас нет, – сказал я нагло. – И прежде всего ответьте еще на один вопрос: как вас зовут? Как-то приятней беседовать, когда знаешь друг друга по имени…

Эти слова я сопроводил самой обольстительной улыбкой, и, мне кажется, это подействовало.

– Меня зовут Молли, – мягко сказала она. – А вас?

Я почему-то соврал.

– Пол, – объявил я. – Налейте себе еще стаканчик, Молли!

Обычно британские барменши не спрашивают у мужчины, как его имя, и редко называют свое; я поступил по чисто американской привычке, но она?… Эта девушка явно была очень умна и привыкла иметь дело с самой различной публикой… Теперь, когда я немного ее приручил, следовало быстро идти дальше.

– Вы не ответили на мой вопрос. Вы здесь давно?

– Несколько лет.

Она не хотела давать мне никаких козырей.

– Работы много?

– День на день не приходится. Бар работает главным образом вечерами. Кухня в будни обычно закрыта.

– Кухня? Значит, у вас и поесть можно?

– Да. Когда-то здешняя кухня очень славилась. В восемнадцатом веке здесь собирались охотники, потому и название такое – «Фазан». В то время на месте Кью и Ричмонда были сплошные леса, и до Лондона далеко было. По традиции сюда еще долго любители приезжали, чтобы дичи поесть. А потом пошли ограничения, карточки, о дичи пришлось забыть, а кому охота тащиться в такую даль ради баранины по-ирландски…

Кэтрин, однако, рассказывала про обеды с шампанским. Правда, это было в сорок пятом году, еще до облавы. Работала ли уже тогда Молли в «Фазане»? Я побоялся задавать этот вопрос в лоб и предпочел подойти к нему издалека. Я решился на маленькую ложь.

– Я здесь однажды уже был, но что-то не помню, чтобы тогда здесь можно было поесть. Правда, время было такое, сорок пятый год…

Молли немедленно разоблачила мою ложь, но я все же получил нужный мне ответ.

– Я здесь тогда еще не работала, но готова об заклад побиться, что вы здесь никогда прежде не бывали, – сказала она насмешливо.

– Почему вы так решили?

– Если вы хоть чуточку разбираетесь в выражении человеческих лиц, вы сразу, только взглянув на клиента, поймете, знает он заведение или пришел в первый раз. Я видела, как вы вошли. Ясно как божий день, что вы здесь впервые.

– Молли, вы просто замечательная девушка! – сказал я и от души рассмеялся. – Ваша взяла. Я действительно здесь впервые. Но я ищу одного человека, который когда-то очень часто сюда наведывался… Как раз в сорок пятом году…

– Кто же это? Может, я смогу вам помочь?

Я пошел ва-банк.

– Некто Рихтер.

Молли поставила свой стакан на прилавок и посмотрела на меня с неприязнью.

– И вы тоже? – спросила она.

Я так и подпрыгнул на бочке.

– Вы хотите сказать, что еще кто-то…

Она насмешливо фыркнула.

– Еще кто-то! Примерно по одному человеку в неделю… Ладно, мне не хотелось бы вести себя с вами как последняя сволочь. Парень вы как будто неплохой и угостили меня… Так что мой вам совет: проваливайте отсюда, пока хозяин не вернулся. Держать язык за зубами вы, как я понимаю, не умеете, и выйдет большой скандал.

– Но почему?

– Потому что хозяин приходит в бешенство, когда ему про Рихтера говорят. Я толком не знаю, что там между ними произошло, меня здесь тогда еще не было, а если у меня и есть на этот счет кое-какие соображения, то вас они не касаются. Я вам так скажу: если этот ваш Рихтер еще жив и если вы когда-нибудь увидите его, скажите, чтобы он лучше сюда не совался, потому что его вышвырнут вон, как крысу.

– А вы не посоветуете, где можно найти Рихтера? – настаивал я.

– Понятия не имею. Во всяком случае, не здесь.

Она опять фыркнула.

– Вы прямо как та женщина, которая на днях…

Она вдруг замолкла, и выражение лица у нее совершенно переменилось. Стакан, из которого она пила джин, исчез с прилавка, словно по волшебству; вид у нее теперь опять был неприступный и хмурый.

– Двенадцать шиллингов, – проговорила она бесстрастно.

Я обернулся. В зал вошел толстый мужчина и с ним огромный доберман. Застыв посреди зала, человек и собака вперили в меня угрожающий взгляд.

Я чуть не совершил глупость. Меня так и подмывало подойти к хозяину и развязно заговорить о «его друге Рихтере»… Словом, затеять скандал. Как знать? Меня наверняка вышвырнули бы на улицу, но я бы успел, пожалуй, еще кое-что разведать…

Однако судьба рассудила по-иному. Дверь отворилась, в бар ворвалась ватага молодых людей. Заговорить с хозяином уже не было возможности. Я опять повернулся к стойке и потребовал виски.

Это была пустая трата времени. Я просидел в «Фазане» еще с полчаса, но ничего нового не узнал. Зал постепенно заполнялся. Публика была смешанная, наполовину местная, наполовину пришлая; это были еще не настоящие завсегдатаи (для них, наверно, час был слишком ранний), а та промежуточная клиентура, рассчитывать на которую и с которой считаться вынужден всякий бар. Хозяин с собакой скрылись в дверях, расположенных позади стойки. Молли принялась обслуживать новых клиентов, и я уже не мог с ней заговорить. Впрочем, было совершенно ясно, что она не желает больше со мной разговаривать и не добавит к сказанному ни единого слова. Стиснув зубы, я твердил про себя, что буду сидеть здесь хоть до утра, но непременно обнаружу пусть самую крохотную зацепку; но скоро я почувствовал, что оставаться дольше в этой обстановке и среди этих людей выше моих сил. Около восьми часов я ушел из «Фазана», пообещав себе вернуться сюда или по крайней мере потолковать на сей счет с сэром Мэрфи. Я не выполнил ни того, ни другого.