При всей напыщенности тона вопрос звучал искренне. А может, я просто был очень плохим сыщиком, что я блистательно доказал через секунду, и достаточно было моей собеседнице спросить про жену, как все мои подозрения мгновенно улетучились… Я с поразительным простодушием выпалил:

– Патриция исчезла. Именно поэтому я и хотел вас повидать.

– Исчезла? Не понимаю.

– Я все вам объясню. Могу ли я приехать к вам… скажем, через час?

– Ко мне? – Она замолчала, и хотя я еще ни разу не видел Кэтрин Вильсон, но мог бы поклясться, что эта маленькая пауза была заполнена целой серией гримас и ужимок. – Ах нет, это невозможно. Нельзя, чтобы мой муж… Сами посудите, а вдруг он узнает, что в его отсутствие сюда приходил мужчина! Соседи такие сплетники!

Час от часу не легче. Я знал многих замужних женщин в Милуоки, в Чикаго, в Лондоне, в Нью-Йорке; все они, как правило, были подругами Пат, и всем им доставало ума и воспитанности не позволять себе подобных рассуждений. Что же собой представляет эта Кэтрин Вильсон… Но я счел неприличным настаивать.

– В таком случае где мы можем с вами встретиться?

Новая пауза и, наверно, новые ужимки.

– В холле «Риджентс-отеля», в половине двенадцатого.

– А не лучше ли вам прийти сюда, в «Камберленд»? Мне легче было бы вас узнать…

– В «Камберленд»? О нет, меня могут увидеть. – На сей раз в трубке раздалось жеманное хихиканье. – Раз вы там живете… люди могут бог знает что подумать! – Опять хихиканье. – Нет, лучше в «Риджентс».

– Как вам будет угодно. Но нельзя ли попросить вас прийти немного раньше?

– Нет, я только что проснулась. – Снова хихиканье. – Значит, договорились, в половине двенадцатого? Сядьте за столик в баре, с красной гвоздикой в петлице. До скорого, мой милый! – добавила она по-французски с кошмарным акцентом; я даже не сразу понял, что она хотела сказать.

Я стоял на ковре – с меня стекала вода, под ногами были лужи – и долго не мог прийти в себя от изумления. «Мой милый»? Красная гвоздика в петлице – в половине двенадцатого! С кем мне предстоит иметь дело? «Некая Кэтрин Вильсон, выдававшая себя за драматическую актрису», – сказал сэр Джон. Как могла Пат выносить ее общество? Нет, решил я, между моей женой и мисс Вильсон не могло быть никакой дружбы; в одной машине они оказались по чистой случайности… Но свидание было назначено, и я решил довести дело до конца. И потом, мне так было необходимо поговорить с кем-нибудь о Пат, неважно с кем, только бы поговорить…

Прямо напротив меня был зеркальный шкаф. Я не из тех мужчин, которые получают удовольствие, любуясь собственным отражением. А с того дня, как Пат уехала, я почти не смотрелся в зеркало, разве лишь когда брился. Но сейчас я не удержался и стал разглядывать человека, смотревшего на меня из дверцы шкафа. И испугался – так я за эти десять дней исхудал. Мои друзья всегда уверяли, что я прекрасно сложен, но сейчас они бы этого не сказали. У меня можно было все ребра пересчитать, из-под кожи резко выступали ключицы, нелепо торчали бедренные кости… Я впервые задумался, любила ли бы меня по-прежнему Пат, предстань я перед ней в таком виде…

Если я уже дошел до подобных вопросов, значит, я был здорово выбит из колеи.

Являясь географическим центром Лондона, холл «Риджентс-отеля» также и один из центров мира; там можно встретить кого угодно, там, как на вокзале, беспрерывно толчется народ; по-моему, эта знаменитая гостиница вообще очень похожа на вокзал. А кроме того, это одно из самых вульгарных мест, какие мне когда-либо доводилось видеть. Бизнесмены, назначающие там свидания, больше похожи на маклеров или на букмекеров; женщины, которые в любое время дня и ночи сидят там в баре за стаканом мерзкого пойла, поразительно безвкусны; к тому же они отличаются тем неповторимым уродством, которое пышным цветом цветет только между Флит-стрит и Кенсингтоном. Матроны в пестрых лентах, долговязые девицы в очках и со вставными зубами и в довершение всего какие-то размалеванные старухи, которые уныло сидят над порцией виски в ожидании клиентуры… Всякий раз, как я переступаю порог «Риджентс-отеля», меня передергивает и так хочется обратно на улицу, на свежий воздух Пикадилли… И Дик Лоутон, и ты, Том, вы всегда посмеивались над моим отвращением; вы говорили, что это чисто американское свойство, а для истинного британца подобное зрелище отнюдь не отталкивающее, а, напротив, в высшей мере забавное. Возможно, вы правы, но такова уж моя натура, тут ничего не попишешь.

И именно здесь миссис Крейн назначила мне свидание! Выбор был довольно странный; этого я никак не мог ожидать от приятельницы Пат. Но я уже переставал удивляться… Я явился туда, разумеется, раньше, чем нужно, и у меня оказалось вполне достаточно времени, чтобы подвергнуться пытке медленного удушения в пышных и мрачных викторианских стенах. Зато здесь можно было в эти часы что-нибудь выпить, что я сразу и сделал. Всякий раз, когда в дверях появлялась новая посетительница, я бросал на нее быстрый взгляд и начинал молить небеса, чтобы она не оказалась Кэтрин Вильсон.

Я уже приканчивал третью порцию сухого мартини, и часы показывали без пяти двенадцать, когда из-за столика в центре зала решительно поднялась одиноко сидевшая дама в сиреневом пальто и причудливой розовой шляпке и направилась к бару. Я уже давно заметил ее; она чертовски меня раздражала своим нелепым одеянием, чудовищно наложенной косметикой, морковным цветом волос и нелепой мимикой – этакими бесконечными подмигиваниями, многозначительными улыбочками и манерными жестами, какими она подзывала официанта; но надо признать, что она была гораздо моложе и миловиднее большинства других посетительниц этого вертепа.

– Бармен, – проговорила она, – вы не видели здесь джентльмена с красной гвоздикой в петлице?

Прежде чем она закончила фразу, я узнал хрипловатый и протяжный голос Кэтрин Вильсон.