А тут и Сенечка проснулся. Варя остановилась, наклонилась к нему. Но сыночек не стал выказывать никаких недовольств по поводу того, что сидит пристегнутый, аки космонавт, в своей прогулочной коляске, не просился ни ножками погулять, ни, наоборот, на ручки.
Вошли в парк и остановились в виду длинного, расписанного деревьями бетонного забора и антивандального туалета. На дорожках никого не было, и Кононова разговаривала с Вежневым лицом к лицу. Сенечка тоже во все глаза рассматривал незнакомого высоченного дядю, не капризничал.
В ответ на предложение красавца о «понимании» она высказалась так:
– Смешно, что вам, Антон, понадобилось мое одобрение. Я никто, отставник, зачем вы меня в эту историю впутываете? Я-то вам чем помочь могу – в любом случае, будете вы жилы рвать или нет?
– Вы на меня очень сильное впечатление вчера произвели. Мне всегда такие, как вы, женщины нравились. Красивые, сильные, уверенные в себе, самодостаточные. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет – это ведь про вас. Поэтому я любыми путями пытаюсь продолжить общение.
– Хватит, Антон! – выкрикнула она. – Вот эту тему давайте оставим. Я замужем, и я счастлива. Поэтому не желаю слышать больше ваших подкатов.
Он горестно вздохнул.
– Разрешите тогда безмолвно вами восхищаться. И у меня имеется предложение: давайте все-таки встретимся. Нет-нет, я не настаиваю на тет-а-тет с вами. Давайте соберемся: вы, я, ваш муж и старлей Люба. Поговорим о том о сем. Познакомимся поближе. В караоке, к примеру, сходим вчетвером?
– Для нас с мужем это совершенно неприемлемо. У нас, как видите, ребенок, – она кивнула на колясочку, – оставить его не с кем.
– Хорошо, мы тогда с Любой Андрияновой к вам домой заявимся. Вы не волнуйтесь, всю еду и выпивку принесем с собой. И посуду за собой помоем.
– Какое-то настораживающее желание с вашей стороны у меня дома оказаться.
– Конечно! Я ведь знаю от Петренко: у вас прекрасная квартира в элитном тихом центре, от отца-генерала – доктора наук досталась. Интересно ж посмотреть, как советские руководители в былые времена жили.
– Ладно, созвонимся как-нибудь.
– Нет, нет. В эту субботу мы с Любой – у вас.
Варю и напор его ошеломил, и мужское постороннее внимание показалось лестным, и вечеринок они много лет не закатывали. Поэтому она, вместо того чтобы резко отсечь наглеца (как умела), пробормотала:
– Я спрошу у мужа, какие у него дела в субботу. Он по выходным у меня работает обычно.
– Для вас, я уверяю, не будет никаких хлопот! Мы все принесем с собой. Умоляю вас.
Он протянул руку:
– До свидания, Варя. Я очень, очень рад, что вы выслушали меня. Я позвоню вам завтра в это же время, мы обсудим детали.
Вежнев поклонился, развернулся и пошел к выходу из парка.
И тут сразу захныкал, закапризничал Сенечка. Она взяла его на ручки – но нет, он просился гулять своими ногами. Варя протянула ему руку, он уцепился за палец и потопал.
Вежнев и его визит произвели странное, мутное впечатление – будто встречаешься с каким-то мошенником или делягой. Если б не изначальное знакомство в недрах КОМКОНа, она б его и слушать не стала. Но при этом капитан обладал даром убеждения – вероятно, специально готовился по жизни входить в доверие, немудрено для сотрудника спецслужбы. Пятнадцать минут назад она и помыслить не могла, что будет принимать у себя дома сослуживцев, – а теперь ей вдруг показалось это разумным, приятным и правильным.
«Заодно Данилова попрошу, пусть он при встрече гостей наших при помощи своих способностей прокачает».
Даром экстрасенса в частной жизни муж старался не пользоваться – говорил, неэтично. Но иногда, по просьбам Вари, уступал. И мог распознать, что за намерения у человека: злые, добрые, – да и прочие детали из сознания контрагента незаметно вытащить.
Сеня деятельно перебирал ножонками, устремляясь к пасущимся на траве голубям. Когда подошел ближе, жирные птички важно вспорхнули, пересели на другое место. Он не стал хныкать, а все равно потащился к ним. «Упорный товарищ растет, – подумалось ей, – в меня, да и в Алешу».
Алексей Данилов
У мужа Вари этот день явно не задался.
В офис, где он принимал клиентов/пациентов, Данилов обычно ездил на метро. Путь недальний, а единственное положенное ему место на парковке во дворе офиса Алексей уступил под нужды страждущих: тот, кто прибывал к нему на машине, мог на время приема припарковаться там. Затем его сменял следующий.
Ехать до работы Данилову было четыре остановки на метро, от «Менделеевской» до «Полянки», и там пешком по переулкам. В полчаса – сорок минут он обычно укладывался. По пути в вагоне и на эскалаторах изучал в телефоне, кто в этот день пожалует, – секретарша первичную инфу собирала. А если у человека не первый визит, а повторный, проглядывал свои заметки, с чем приходил(а) страдалец раньше.
Начинал прием он обычно в двенадцать, поэтому, когда ехал, в метро аншлага не было. Вот и в этот раз уселся на местечко у двери – сидя читать удобнее. Но буквально сразу над ним нависла девица: подкачанные губы, презрительный взгляд из-под длинных ресниц; в руках – одновременно! – сумка дамская, полиэтиленовый пакет с какой-то едой, плюс телефон, плюс прозрачный стакан со светло-коричневым напитком – видать, холодным кофе. И при всей этой поклаже юная особа каким-то образом длинными острыми синими ногтями что-то печатала в телефоне и время от времени засасывала из стакана свой напиток. Емкость с жидкостью угрожающе кренилась в руке девахи. Данилов быстро понял, распознал своим внутренним зрением: быть беде, – поэтому стал приподниматься, уступая, от греха, девушке место.
– Садитесь, пожалуйста.
Но оказалось поздно. Поезд вдруг дернулся, и стакан из рук девицы полетел прямиком на брюки и пиджак Алексея.
– О боги! – воскликнул он. Черта он в устной речи никогда не поминал, матерных слов не использовал: знал, что тяжелая, темная энергия, содержащаяся в этих односложных, древних заклинаниях, самым разрушительным образом воздействует не только на тех, кого обругивают, но и на самого ругателя.
На его светло-голубом костюме, любимом летнем льняном, расплылись отвратительные пятна: и на пиджаке, и на брюках.
Стакан, крышка, соломинка разлетелись по вагону. По полу потекла мутная жидкость.
– Ой, простите! – прощебетала девчонка легким тоном, словно чуть толкнула его или на ногу наступила.
– Не «простите», – сказал вставший в полный рост Данилов, – а вы должны оплатить химчистку костюма.
Девица надменно улыбнулась. Полупустой вагон с интересом наблюдал за начинающейся сварой.
– С какого перепуга? – заносчиво молвила фря и проплыла к выходу – поезд как раз тормозил на «Чеховской».
Данилов устремился за ней. Он не любил применять в личных целях собственные таланты, однако полагал при этом, что наглость непременно надо наказывать.
Девчонка выпрыгнула на платформу.
– Стойте, – отдал он ей приказание. – Послушайте меня.
Девица выполнила команду: остановилась и развернулась к нему. Они оказались у по-модерновому изогнутой колонны лицом к лицу.
– Вы должны, – еще раз повторил Алексей, но в этот раз внушительно, – оплатить химчистку костюма, который испортили.
– Ой, а у меня нет наличных, – покорно пробормотала собеседница. Контакт произошел, она оказалась в его власти.
– Я приму от вас перевод.
– Скажите, пожалуйста, ваш телефон?
Девочка слушалась его. Это требовало сильнейшей концентрации и напряжения воли, и Данилов на мгновение подумал, что напрасно этим занимается, растрачивает себя по пустякам, неужто у него не хватило бы денег оплатить химчистку? Но очень уж нагло девица бросила ему в лицо на предложение о компенсации: «С какого перепуга?» Захотелось проучить мерзавку, пусть знает, что за любые оплошности (и тем более собственную бессовестность) приходится платить.
Он продиктовал свой номер, а она открыла приложение банка на телефоне и послушно перевела пять тысяч. Данилов даже заметил – не заглядывая в экран, а внутренним зрением, – что деньги у нахалки оказались далеко не последними, на разных счетах у нее числилось три с половиной миллиона.
