Полежала еще, собирая силы на второй раунд борьбы за свою никчемную жизнь, и села. Голова опять кругом пошла, в уши, словно ваты напихали, и в желудке бунт наметился. Но ничего, посидела, проморгалась и полегчало. Можно и дальше. Сможет.

Смогла. И встать, и даже пару шагов сделать, вялых, черепашьих. Все, на том ее марафон и закончился, отказали ноги, подкосились. Плевать им на ее оптимизм и решимость. У них свое мнение на сей счет образовалось.

Алена вцепилась в огромный валун и сползла по нему, обдирая щеку и пальцы. Так и застыла колени на россыпи камней, тело на поверхности глыбы, как обоина на стене. Сначала дух переводила, пытаясь задержать приступ кашля, справиться, а потом и вовсе вставать расхотела, сроднилась с каменной поверхностью и уже не различала: где она, а где он. Тепло под щекой, удобно, уютно, так бы век и пролежала. "А ведь идти надо", — подумалось некстати, и мысль эта не понравилась, спазмами в желудке отозвалась.

— Правильно, не надо. Лежи. Загорай, как ящерица. Глядишь, лет через 300 археологи местные тебя вот в такой позе и найдут, натянутую на эту глыбу, как шкурка кролика. Будешь экспонатом тесного содружества живой и неживой природы. Порадуешь деятелей флэтонских, гипотезой какой-нибудь бредовой одаришь, из серии: "истина где-то рядом".

— Отстань! — взмолилась Алена и глаза приоткрыла.

— Да, пожалуйста! Лежи. К ночи из тебя шикарное барбекю получится, пальчики оближешь. Там дальше тень, а может, и вода, но ведь идти надо… — глумился голос.

— Достал! — скривилась девушка и с огорчением оторвалась от удобной «лежанки», с трудом поднялась с колен, побрела по камням, то и дело рискуя упасть.

Может, и правда там вода? Значит и жизнь.

Нет, нельзя ей умирать. У нее дети, муж, «долги». Да и не умирают дважды. Дома-то ее точно мертвой считают. Сколько уж прошло с того дня, как она исчезла? Наверняка уже схоронили и отпели, значит, жить ей теперь долго, примета такая есть. И, конечно, счастливо. В этом она сама постарается, а иначе зачем маялась? Вот только дойдет до воды, ну, не дойдет, так доползет, дотянется, в тени отоспится…

К ночи Алена поднялась вверх по острым камням метров на десять, пятнадцать, не больше. Подвиг, не каждому альпинисту под силу. И столько же до пещеры было. Маячило темным проемом вверху, правее, вожделенное укрытие, наверняка с водой и прохладой. Обязательно с водой.

Вот только, как туда добраться, если на пути отвесные камни, а сил совсем нет, не то, что идти, думать? Да она б и в нормальном состоянии туда полдня пыхтела, добираясь, а в таком, изрядно потрепанном и вовсе не дойти, мысленно, если только поднатужиться. Ох, и круты вы, флэтонские вершины! Не ласковы. И Уэхо — озорник…

Странно, куда он делся? Ночь уже? Или глазам финиш?

Нет, со зрением не сказать, что нормально, но не ослепла она, точно.

Алена почувствовала странную дрожь под ладонями, камни завибрировали и в ушах начал нарастать устрашающий гул. Она повернула голову в сторону пустыни, глаза сами широко распахнулись, проигнорировав отечные веки.

"Господи!", — сорвалось с губ, девушка рванула из последних сил в сторону грота. И голос, подстрекатель, не понадобился, лезла, как спринтер, с завидной скоростью для любого спортсмена-рекордсмена. Еще бы. Она ж почти спаслась, почти дошла, а тут с пустыни ее кончина летит, завывает. Огромные смерчи кружились столбами бурой пыли и неслись к скалам со скоростью света. Даже не смерчи, торнадо. Что там хошотт? Ерунда. Это «чудо» всех стихийных бедствий чемпион. Накроет ее, и привет, рука на юг, нога на север, а голову вообще не сыскать.

Нет, не для этого она столько мучилась, поиграет еще наперегонки с фуэро, потягается. И вверх, обдирая пальцы, цепляясь чуть ли не за воздух, лишь бы успеть до пещерки добраться, молясь всем святым, чтоб она достаточно просторной оказалась и живностью флэтонской не занятой.

Она побила все мыслимые и немыслимые рекорды, преодолев десятиметровое расстояние по отвесным скалам вверх за пару минут. И недосуг было думать — как ей это удалось? Какие резервы высвободил ее организм в момент опасности? А может, и на чистом адреналине пробежалась, не важно, фуэро уже дыхания касался, пылью в глаза бросал, камень над виском ухнул и в скалу. Алена только и успела в пещеру ввалиться, как еще один пролетел, немаленький, врезался с треском в камни. И понеслось: вой, скрежет, грохот, столбы пыли бурой в расщелину, в лицо, камни летят и холод дикий.

Алена в ужасе, ничего не соображая, ползла на четвереньках вглубь, подальше от входа, и кашляла, задыхалась от пыли и промозглого ветра. И все удивлялась: от чего холод-то? В пустыне жара. Холодильную установку этот фуэро зажевал что ли?

Да, ну его! В спину камень прилетел, сбил и с ног, и с мысли. Девушка еще глубже поползла, голову прикрывая, и вдруг оступилась, ухнула вниз, ослепшая от пыльной дымки. Летела недолго, хруст, дикая боль и темнота. Посадка.

Она слепо щурилась, пытаясь рассмотреть свод пещеры. Шевелиться было страшно. Затылок лежал на чем-то твердом, прохладном, и Алена сильно подозревала, что он повторяет силуэт поверхности неспроста. Правда, влаги она не чувствовала, значит, череп цел и смертельной раны быть не должно, но сильнейшая головная боль заставляла в этом сомневаться. Не слабо она кувыркнулась. Надо бы пошевелиться, тело на наличие повреждений проверить, но боязно, чудились ей глобальные увечья по всей длине и ширине.

Вот и лежала буквой «зю», изображая балласт: спина и затылок на камне, словно штамп в паспорте, руки в стороны, ноги выше плеч, пыльными мокасинами в лицо смотрят. И чудилось что в этих потрепанных «шлепанцах» не ее ступни, чужие. И изодранные, грязные джинсы.

Однако, удобная поза, а если учесть, что метрах в трех вверх, в расщелину пробивающегося тусклого света, слышалось громыхание беснующегося фуэро, то и вовсе, комфортная. Там бы ей не поздоровилось. Холод и пыль с мелкими камушками и сюда периодически попадали, но немного. Это радовало.

Алена вдруг хихикнула, потом откровенно засмеялась над глупым смерчем, которому она не досталась, и подавилась, закашлялась надсадно. Кашель заставил ее сдвинуться с места и скрутил клубком, перевернув набок. Она с трудом откашляла сгусток крови и песка и зажмурилась. Пора и плакать. Похоже, атрофируются ее легкие всем составом, конец вам, Алена Владимировна.

Развивать эту мысль не хотелось, тем более, прислушавшись к своим ощущениям, она поняла, что как минимум сломала ребро, а вполне возможно и еще что-нибудь. Болело все.

Алена не стала вдаваться в подробности — толку? Она лишь прислушалась к звукам вокруг и чуть приободрилась. Если убрать фон фуэро, можно было различить слабый звук, монотонный и многообещающий: так капли воды падают на камень. Влага.

Девушка вздохнула и скривилась от боли, готовая заплакать. Не дойти. Головой она приложилась сильно, может, это очередной глюк, а ей ползти? Ага, чтоб убедиться, что вода — миф?

— В пессимистки записалась? — усмехнулся голос. — Плохо тебе, верю, но не до такой же степени? Кончай труп невинно убиенной каракатицы изображать, сходи и проверь. Авось и, правда, вода?

Алена сжала челюсти и зажмурилась: идти? Только не это!

— Ладно, полежи, увечная, себя пожалей. Монтррой порадуй и подруженьку свою, гюрзу, и мечту убогую. А говорила, вернусь…

Девушка открыла глаза, намереваясь послать голос в дальний путь, и нахмурилась: на нее смотрели бирюзовые глаза с вертикальными зрачками. Рэй? У него голубые. Тогда чьи? Очередной призрак этого забытого всеми нормальными существами места? Вот ведь шатаются без дела, покоя от них нет, и с мыслей сбивают.

— Иди-ка ты по—добру по-здорову, — посоветовала чуть слышно. Нет, смотрит и хоть бы моргнул. А взгляд-то холодный, подозрительный, неприязненный. — А-а-а, я в твою вотчину забрела? — дошло, — ну, извини, потерпи, уйду.

Глаза прищурились, зрачки нормальными стали:

— Ты кто?