«Хаммер» рванул с места и, постепенно ускоряясь, покатил по дворам. Толпа девушек бежала за ним, быстро разрастаясь, теряя каблуки и сумочки, срывая тесную одежду, подминая и топча упавших. Аркаша плакал от боли и страха, глядя в эти безумные глаза. Он пытался вырваться, но Мухтар крепко держал его зубами, порой же нарочно нажимал ещё сильнее, чтобы Аркаша кричал и бился в кузове. Толпа тогда сразу густела и ускоряла бег.
Жилой квартал кончился, «Хаммер» вырулил в поле и запрыгал по кочкам. Он походил на комету с огромным хвостом. Двое молчаливых в кабине поднялись во весь рост, откинув крышку люка, будто хотели полюбоваться погоней. Аркаша, наконец, смог рассмотреть их лица. Он закричал в ужасе, визгливо и протяжно, как поросёнок, назначенный на стол, но железо в руках Охотников выплюнуло в толпу первый залп, и вопли его стали не слышны…
«…При малом числе охотников наиболее добычлива охота с флажками. Осторожный зверь, подгоняемый криками облавы, не решается уйти за флажки и выходит прямо на номера, расставленные распорядителем охоты в разрывах линии флажков…»
(Л.П. Савватеев. «Наставление московскому охотнику»)
Мы шли вниз по многолюдной Тверской, вглядываясь в озарённые тёплым светом лица встречных девушек. Отблески разноцветной рекламы добавляли в макияж карнавальных оттенков, отчего девушки казались красивыми. Было очень холодно, люди за стёклами кафе грели руки, обхватив чашечки с огненным кофе. Нам, обитателям тротуара, при взгляде на них становилось совсем зябко.
- Может, зайдём, жахнем по напёрстку? - предложил я.
- А смысл? - Вовка с отвращением бросил окурок под копыта прогулочной лошади, всем своим унылым видом зазывавшей гостей столицы покататься на ней, кто сколько может.
- Холодно, - пожаловался я. - Жрать охота. Лошадь вздохнула с пониманием.
- Ну а я тебя куда веду?! - Вовка глянул на меня, как на последнего приезжего, хотя я жил в Москве уже месяца три. - Не здесь же сидеть, бурдой давиться! Потерпи до Охотного! Там ростикс-шмостикс: хрустящая курочка, крошка-картошка, «Клинское», «Туборг» - нормальная еда. А тут что? За пятьсот кровных получишь только суши да от мёртвого осла уши!
Я не спорил. Спорить с голодным Вовкой бесполезно, в такие моменты в нём просыпается инстинкт Сусанина - он начинает водить знакомых по каким-то экзотическим и якобы сказочно дешёвым кабакам. За их счёт. Лучше помалкивать и шагать, пока он мирно настроен на фастфуд.
Мы прибавили ходу, обгоняя сытых иностранцев в солдатских ушанках. Иностранцы никуда не спешили, за углом их наверняка ждал тёплый автобус, поэтому они с удовольствием любовались разгорающимися впереди кремлёвскими звездами.
По мере приближения к Охотному ряду толпа быстро густела. Мы уже не могли никого обогнать, двигались в плотной колонне людей, как на демонстрации. Мне даже показалось, что впереди над толпой развеваются флаги.
- А, чёрт! - Вовка сплюнул. - Опять у них мероприятие! Перегородили всё, хрен пролезешь!
Подземный переход, ведущий к цели нашего путешествия - универмагу «Охотный ряд», был перечёркнут красно-белой милицейской лентой. За ней стояли угрюмые омоновцы с дубинками, под взглядом которых толпа сама собою сворачивала налево, к Госдуме, и попадала в узкий коридор между двумя рядами металлических оград, где её живым галопом прогоняли в направлении Большого театра. Общий поток втянул и нас.
- А куда мы идём-то? - спросил я на бегу. - Нам же в другую сторону!
- Да ладно, - запыхаясь, отмахнулся Вовка. - Перейдём у Большого и вернёмся через площадь Революции.
Но переход возле театра тоже оказался перегорожен пёстрой лентой, как и поворот на Петровку. Колонна, не имея возможности свернуть ни влево, ни вправо, медленно поднималась к Лубянке.
- Нормально, - сказал Вовка, когда мы поравнялись с «Детским миром». - Кажись, загибаемся к Политехническому.
- Я так точно уже загибаюсь! Сколько можно бродить по морозу?!
- Не ной! - Вовка поднял воротник пальто. - Свернём на Никольскую и пойдём в ГУМ. Там, кстати, тоже фастфудовок немерено, а народу меньше.
В конце Театрального проезда длинная шеренга конных милиционеров перегораживала путь колонне, заставляя её поворачивать направо. Широкая змея, изогнувшись, текла в сторону Старой площади. Навзрыд плакал чей-то вконец вымотанный ребёнок, пожилой мужчина остановился, держась за сердце, его толкнули в спину, и он заковылял дальше.
Я понял, что на Никольскую нам не свернуть: колонна упорно ползла вперёд, ничуть не сужаясь и не разбиваясь на рукава. Никольская, как и все последующие переулки, была заперта красно-белой лентой.
- Да ну их в задницу! - не выдержал, наконец, Вовка. - Задрали со своими праздниками! Хоть вообще в центр не выезжай!
- Чего делать-то будем? - спросил я.
- А чего тут делать? Пошли в метро - и домой. Колбасы по пути купим. Водки.
Мы стали выбираться из колонны ко входу на «Лубянскую». Туда же сворачивали многие шедшие с нами. Перед входом толпа становилась гуще, и я не сразу заметил линейку милиционеров, пропускавших людей внутрь по одному и неохотно.
- Документики готовим, граждане! - зычно воззвал сержант. - Регистрацию в развёрнутом виде!
Вовка вдруг резко осадил и, пихаясь локтями, полез назад.
- Чего ты? - спросил я.
- Да просроченная у меня регистрация, - буркнул он. - Прицепятся - не отвяжешься. Лучше обойти…
Я вспомнил, что у меня-то и вовсе никакой регистрации нет, и полез сквозь толпу следом за Вовкой.
Мы медленно брели в гуще колонны мимо Политехнического музея. Какой-то дедок залез на водосточную трубу и, размахивая красным знаменем с надписью «Будьте готовы!», пытался затянуть «Родина слышит, Родина знает…», но его быстро сняли и увели.
- Кажется, я понял, - сказал Вовка. - На Васильевский спуск идём. Видишь, на Ильинку сворачиваем?
- Зачем нам на Васильевский спуск? - слабо отозвался я.
Ноги мои гудели от усталости, а уши нехорошо онемели от холода.
- Нам-то не надо, - согласился Вовка, - а весь народ туда валит. Не то на концерт, не то на митинг.
- Какой концерт в такую морозяку?! - простонал я.
- Не знаю. Может, Пол Маккартни опять приехал. Или этот, «голубой» на рояле… Блин! Забыл фамилию.
- Меня сейчас другое беспокоит, - я потрогал уши ледяными пальцами, - выбраться оттуда можно?
- Элементарно! - кивнул Вовка. - Через мост - и на «Третьяковскую». Если пустят…
Некоторое время мы молча брели по Ильинке. Разговоры в толпе стихли, люди шли понуро, едва переставляя ноги, как на похоронах. И вдруг далеко позади раздался басовитый кашель моторов, от нарастающего рёва задрожали стёкла в домах.
- Ни фига себе! - удивился Вовка. - Техника подходит! Это что же, парад будет?
Народ тревожно оглядывался назад. Там, в начале улицы, метались лучи прожекторов, поднимались выхлопные дымы. Сзади вдруг стали напирать, появились бегущие люди, меня чуть не сшибли с ног.
- Бэтээры идут! - крикнул кто-то.
Толпа дрогнула и разом побежала. Рискуя полететь кувырком, я всё же оглянулся на бегу и увидел шеренгу бронетранспортеров, развернувшуюся во всю ширину улицы. Они быстро, ужасающе быстро приближались, подгоняя бегущих тигриным всхрапыванием дизелей.
Вовка где-то потерялся, наверное, убежал далеко вперёд. Я рванул за ним, мимо белых колонн Биржи, мимо арок Гостиного двора, заботливо отгороженных от толпы страшными красно-белыми полосами. Колонны больше не было, клубящейся, отчаянной кучей мы вырвались на площадь и рассыпались во все стороны, не видя ещё, куда бежим, так как свет прожекторов на зубчатой стене бил нам прямо в глаза.
И тут раздались выстрелы. Человек, бежавший передо мной, вдруг упал на колени, поцеловал землю и, неприятно дёрнувшись, затих. Рядом свалился другой. Кто-то катался по булыжной мостовой, визжа, как заяц. Впереди коротко вспыхивали огоньки, сопровождаемые раскатистыми хлопками и стонущими рикошетами пуль. Огоньки располагались цепью на равных расстояниях друг от друга, в разрыт вах красно-белой ленты, опоясывающей площадь. Совсем как охотники на номерах, подумал я и упал, запнувшись о лежащее на брусчатке тело. Прямо перед собой я увидел широко раскрытые глаза Вовки. Он лежал на боку и, казалось, пытался лизнуть булыжник окровавленным, неправдоподобно длинным языком.
