Между тем Храпунов все продолжал сидеть в крепости под строгим караулом; его как будто все забыли, кроме Маруси да его старика дяди. Маруся вспоминала своего мужа-узника горькими слезами. Она все дни проводила в страшном горе, чуть не в отчаянии, а старый майор обивал приемные у русских вельмож в надежде заручиться их помощью и защитить племянника. Люди власть имущие принимали его, даже выказывали некоторое сочувствие к его горю, но по большей части это сочувствие ограничивалось только жалостью и словами. Им известно было, что Бирон считает Храпунова своим врагом, и заступаться за Храпунова – значило идти против всесильного, могущественного Бирона. А кто осмелился бы идти против него?
Один только Артемий Петрович Волынский нисколько не испугался подать свой голос за Храпунова, но даже его голос остался «голосом вопиющего в пустыне».
Императрица не забыла своего обещания Волынскому освободить из крепости Храпунова и вновь обратилась к Бирону с вопросом, какие же именно улики имеются против несчастного. Но на это герцог опять ответил:
– Не припомню. Если угодно вашему величеству, я спрошу у Ушакова.
– Спросить про это я и сама сумею, – сердито проговорила Анна Иоанновна, – но мне неприятно, что это дело так тянется. За Храпунова просил меня Волынский, и я дала ему слово освободить узника.
– Это сделать нельзя, государыня, – твердым голосом проговорил Бирон. – Я замечаю, ваше величество, что кабинет-министр Волынский открыто идет против меня… Мои враги становятся его друзьями… у него происходят собрания.
– Какие собрания? – с неудовольствием спросила у Бирона Анна Иоанновна.
– Или, скорее, совещания относительно того, как бы отдалить меня от особы вашего величества, даже более – искоренить меня, уничтожить…
– Что ты говоришь, герцог?
– Непреложную правду, государыня.
– Знай, герцог, Волынский – мой верный слуга, и я не потерплю никакой обиды против него. Ты считайся с ним, как знаешь, это – твое дело, но повторяю: Волынский – нужный мне человек; его служба нужна государству!
Бирон не стал возражать, а только как-то значительно улыбнулся.
Между тем майор Гвоздин чуть не ежедневно ходил к Волынскому узнавать про участь своего племяша и всегда со слезали просил заступиться за Храпунова, доказывая его невиновность.
– Я и сам знаю, что Храпунов не виновен, но что же мне делать? Я просил государыню, она обещала отдать приказание освободить, но обещание, кажется, так и осталось одним только обещанием, – при одной из таких бесед печально произнес Артемий Петрович.
– И бедняга мой племяш продолжает сидеть в крепости, ни в чем не повинный!.. Где же правда, ваше превосходительство, где правда? – с тяжелым вздохом проговорил Петр Петрович, опуская свою седую голову.
– Спроси о том у Бирона… он скажет.
– Тяжелое время настает, ваше превосходительство, тяжелое! Бироновщина у нас на Руси командует. Лихва да неправда свили себе гнездо в нашей земле, а матка-правда, видно, улетела к Богу на небо.
– Да, да, ты прав! – горячо воскликнул Волынский. – Но так долго продолжаться не может, надо положить конец! Своеволие Бирона не знает предела. Довольно нам, русским, терпеть своеволие немца. Я объясню государыне все зло и неправду, которую старается посеять в нашей земле этот конюшенный герцог. Я стану на коленях просить государыню избавить наш народ от бироновщины!
Артемий Петрович решил исполнить свое намерение и без боязни вошел в апартаменты императрицы. Герцога Бирона там не было, и Волынский, воспользовавшись удобным временем, решился напомнить государыне о своем ходатайстве за Храпунова.
– Помню, помню! Я говорила и с герцогом и с Ушаковым, и оба они находят невозможным выпустить из крепости твоего чиновника, – быстро проговорила Анна Иоанновна.
– Ваше величество, но ведь это – беззаконие! – вспыхнув, проговорил Волынский.
– Что такое? Ты говоришь – беззаконие? – хмуря брови, переспросила государыня.
– Да как же? Разве не беззаконие неповинного человека держать в тюрьме? Государыня, у меня сердце изболело смотреть на беззаконие и неправду, которые свили себе гнездо в твоем царстве. Прости, матушка-царица, говорю, что чувствую. Народ на тебя, державная монархиня, все свои надежды возлагает. Будь матерью народа – вытри его слезы… своей державной властью искорени в государстве и злобу и неправду. Говорю и молю тебя, государыня, не от себя одного, а от всего народа русского. Внемли нашей слезной просьбе! – И Артемий Петрович со слезами опустился на колени.
– Встань, Артемий Петрович… Господи, как все это скучно!.. Ну что вам от меня надо? Что? – с раздражением проговорила государыня.
– Милости и правды, великая монархиня.
– Я знаю, чего вы хотите, чего добиваетесь… Вы хотите, чтобы я отстранила герцога? Ведь так?
– Не отстраняйте его, только ограничьте его власть.
– Ты, кажется, забываешься, Артемий Петрович? Ведь властвую над русской землей я, а не герцог.
– О, если бы это так было, ваше величество!.. Но этого нет! Бирон над Русью властвует, немец, пришлец…
– А я-то что же, по-твоему? – вся вспыхнула государыня.
Волынский молча понурил голову.
– Впрочем, довольно об этом! Надоело, прискучило! Ступай себе, Артемий Петрович, только, предупреждаю, в другой раз говори осторожнее. Твои слова могут быть доведены до ушей герцога, а я не советую тебе заводить с ним ссору и наживать в нем врага себе. Ты меня, надеюсь, понял?
Волынский, откланявшись, стал уходить, но в самых дверях кабинета государыни встретил Бирона. Оба они слегка поклонились взаимно и бросили друг на друга взгляды непримиримой ненависти и злобы. Бирон был слишком мелочен и подозрителен и, узнав, что в кабинете находится Волынский, у двери подслушал от слова до слова весь разговор, происшедший между государыней и Артемием Петровичем.
Когда он появился в кабинете императрицы, последняя испуганно спросила его:
– Герцог, ты был здесь?
– Да, ваше величество, здесь, у двери, – спокойно ответил Бирон.
– И, стало быть… ты… ты слышал мой разговор с Волынским?
– От слова до слова.
– Ты подслушивал! – с неудовольствием воскликнула Анна Иоанновна.
– Если хотите, государыня, да… подслушивал.
– И ты… об этом говоришь так спокойно?
– С чего же я стану волноваться? Волынский мне не страшен. И я всегда сумею укротить его.
– Ты слишком самонадеян, герцог. Повторяю, я ничем не дозволю тебе обидеть Волынского. Ни раздоров, ни ссор твоих с Волынским я не желаю.
– Ваше величество! Ссориться с Волынским я считаю для себя унизительным и потому только прошу вас, государыня, отдалите его от двора.
– Что? Что такое? Отдалить Волынского? Никогда!..
– В таком случае я покину ваш дворец, двоим нам, государыня, тесно жить. Он или я? Выбирайте! – громко и внушительно проговорил Бирон.
– Что вы меня мучаете? Что вам надо? Смерти моей вы хотите? Господи, не дают мне покоя. Ведь это – мучение! – с раздражением и слезами проговорила императрица и, не сказав более ни слова, вышла из кабинета, оставив Бирона.
«Осердилась государыня. Кажется, я через край хватил, – подумал герцог. – Надо подождать немного трогать Волынского. Ну что же, подождем. Пусть он повеселит государыню своей затеей, пусть построит ледяной дом. Это несколько может поправить государыню. Но помни, Волынский, жить нам вдвоем на свете тесно. Ты не хочешь уступить мне, так я силою заставлю тебя сойти с моей дороги».
Между тем здоровье императрицы Анны Иоанновны становилось все слабее, она стала часто прихварывать, часто и подолгу скучала; для нее требовались развлечения, назначались частые охоты, в которых императрица принимала участие. Анна Иоанновна очень любила стрельбу из ружья. В Петербурге и его окрестностях было несколько зверинцев, в которых находилось множество различных зверей и птиц специально для забавы государыни. Вообще русский двор совершенно преобразился при императрице Анне Иоанновне; она хотела, чтобы он ничем не уступал в пышности и великолепии всем другим европейским дворам, а потому учредила множество придворных чинов и должностей, завела итальянскую оперу и балет, немецкую труппу и оркестры музыки и выписывала из-за границы лучших артистов того времени. Прежний дворец показался ей малым, и она приказала построить великолепный новый дворец, большой, трехэтажный. Этот дворец – ныне Зимний – вмещал в себе церковь, театр, роскошный тронный зал и семьдесят покоев различной величины. Торжественные приемы, праздники, балы, маскарады, спектакли, фейерверки и тому подобные забавы и увеселения беспрерывно одни за другими следовали при дворе.
