Я услышал резкое шипение ее матери, пытавшейся успокоить ее.

- Мы не задаем таких вопросов, Аннабель!

Я почувствовал дискомфорт от толпы. Позвольте ребенку указать на слона в комнате.

Я подумал о том, чтобы остановиться. Я думал о том, чтобы обратиться к публике, о том, чтобы поискать Аннабель, о том, чтобы сказать ее маме: «Все в порядке». Но времени не было, а я не был настолько храбрым.

Мы сели за пианино и заиграли.

Это было одновременно и ужасно, и волнующе. Казалось, мои пальцы двигались сами по себе. Моя нога нажимала на педаль. Джун, сидевшая рядом со мной, с неослабевающей сосредоточенностью следила за своими пальцами. Один раз я ошибся, и она тоже, но обе ошибки были совершены быстро, и мы легко оправились.

Это было приятно. «Ода радости», подумал я и поймал себя на том, что улыбаюсь. Это была радость - создавать музыку из ничего. Я сидел рядом с Джун. Зная, что Натан был здесь ради меня, а Ник ждал меня, так или иначе, как любовника или друга. Я понятия не имел, что произойдет между нами. Я знал только, что хочу еще больше этого чувства - радости. Я скучал по нему всю свою жизнь, и теперь, прожив с ним минуту или две, я не хотел с ним расставаться.

Но музыка закончилась почти так же быстро, как и началась.

Мы с Джун сидели во внезапной тишине, уставившись на клавиши без звука.

- Мы сделали это! – сказал я.

Джун улыбнулась мне, но все, что она собиралась сказать, потонуло в оглушительных аплодисментах. Мы одновременно повернулись лицом к толпе, и у меня отвисла челюсть.

Они хлопали всем, но на этот раз они были на ногах. Они подбадривали и кричали. Заслуживали ли мы такого внимания только из-за наших рук? Часть меня хотела сказать «нет», но тут Джун подняла меня на ноги. Мы повернулись к толпе, и она поклонилась, как будто это был Карнеги-Холл. Как будто мы действительно были звездами. Или героями.

И все, что я мог сделать, это рассмеяться.

ОСТАВШАЯСЯ половина концерта прошла как в тумане. Я едва слышал, как старшие ученики исполняли свои произведения. Я наклонился поближе к Нику. Он перегнулся через мои колени и взял меня за руку.

Радость.

Когда все закончилось, все собрались в фойе, улыбаясь и поздравляя друг друга.

- Просто блестяще! - восхищался Натан, хлопая меня по спине.

Явное преувеличение, но я не возражал. Вскоре после этого меня нашел мой папа и крепко обнял.

- Ты был великолепен, сынок.

- Я не знал, что ты здесь. Ты слышал, как я играю?

- Я бы этого не пропустил.

Он отпустил меня, и я огляделся в поисках мамы, но я уже знал, что не найду ее.

- Нам нужно поговорить, - сказал мой отец, внезапно помрачнев. - Как насчет того, чтобы я тебя подвез? Мы можем поговорить по душам у тебя дома за чашечкой горячего шоколада?

- Конечно, папа.

Я не мог сказать, испытал ли Ник разочарование или облегчение, когда я сказал, что меня подвезут домой. У меня было ощущение, что он тоже не был уверен. Я помахал на прощание Натану и Джун и направился к двери вместе с отцом. Мы были уже на полпути, когда раскрасневшаяся женщина подвела ко мне свою дочь с косичками.

- Я хочу извиниться, - сказала она. - Аннабель не имела в виду...

- Все в порядке, - сказал я и с удивлением понял, что это правда. Я не возражал. - Для детей нормально быть любопытными. - Я посмотрел на девочку. Ей было не больше четырех лет. Как она могла понять? Я присел на корточки, чтобы посмотреть ей в лицо. - Ты можешь спросить, - сказал я.

Она неуверенно взглянула на маму. Матери было явно не по себе, но она кивнула. Аннабель оглянулась на меня.

- Где твоя рука? - Прямолинейная, как Ник. Это заставило меня улыбнуться.

- У меня никогда ее не было. Когда я был в животике у моей мамы, что-то пошло не так, и моя рука так и не выросла. - Не совсем верно, но достаточно похоже на то, что нужно для такого маленького ребенка, как она.

- Что пошло не так?

- Это называется амниотический бандаж.

- Похоже на резинку?

- Да, вообще-то. Похоже на резинку.

- Твоя мама проглотила одну?

- Ну, нет…

- Однажды я обмотала палец резинкой, и он начал синеть, и мама сказала, чтобы я этого не делала, потому что это вредно для здоровья.

Она была такой серьезной. Я изо всех сил старался не рассмеяться.

- Кровообращение.

- Цирку-ляция?

- Совершенно верно. Так оно и было, но когда я еще был у мамы в животике.

Она с нескрываемым любопытством посмотрела на мою культю.

- Больно?

- Совсем нет.

- Можно мне ее потрогать?

- Если хочешь.

Она потянулась и ущипнула меня за округлую часть руки. Что бы ее ни интересовало, она кивнула, явно удовлетворенная.

- Хорошо. Скажи своей мамочке, чтобы не глотала резинки.

На этот раз я действительно рассмеялся.

- Так и сделаю.

Глава 13

МЫ были на полпути к дому, когда в машине моего отца начала работать печка. По дороге он часто откашливался, из чего я понял, что, о чем бы он ни хотел поговорить, это заставляло его нервничать.

- Не могу поверить, что мама не приехала, - сказал я. Это была небольшая ложь, но мне показалось, что так было правильно сказать.

Мой отец поморщился.

- Я не могу поверить во многое из того, что делает твоя мать.

Я никогда не слышал, чтобы мой отец говорил что-то негативное о моей маме, и все же, оглядываясь назад, я понимаю, что на самом деле никогда не слышал, чтобы он защищал ее. Всякий раз, когда она отпускала в мой адрес одно из своих необдуманных замечаний, отец оказывался рядом, хлопал меня по спине и предлагал сходить куда-нибудь поесть мороженого.

Ты его раскормишь, не раз говорила мама.

Но отец ни разу не прислушался к ее словам.

Вернувшись домой, я поставил ковшик на плиту и налил в него молока. Я помешивал, пока по краям не появилась пена. Я достал кружки и какао-порошок и все это время думал о своем детстве. Я подумал о том, что потратил столько лет, пытаясь угодить своей маме, и все это время мой папа молча наблюдал за мной, принося мне маленькие подарки за ее спиной.

Папа взял свою кружку с какао, я - свою, и мы сели за обеденный стол. Папа обхватил кружку ладонями, чтобы согреть их. Я вспомнил, как Джун говорила, что это единственное, по чему она скучала, из-за того, что у нее не было правой руки. Я вспомнил, сколько раз видел, как мой отец делал это, склонившись над кружкой, чтобы пар щекотал ему нос.

- Мы часто так делали, когда я был маленьким, - сказал я, наконец, нарушая молчание. - А мама всегда говорила: «Ты испортишь ему ужин».

Он кивнул.

- Или, если это было после ужина, она говорила: «Ты заставишь его намочить постель».

- Что? Я никогда не мочился в постель!

- Я знаю. - Он сделал глоток какао и осторожно поставил его на стол, как будто ему было легче сосредоточиться на том, чтобы не расплескать, чем на том, чтобы смотреть мне в глаза. - Я попросил у твоей матери развод.

- Что? Когда?

- Сегодня днем, после того, как мы вернулись в наш отель. Я знаю, для тебя это, наверное, шок, но только потому, что мы так много от тебя скрывали. - Он покачал головой. - Я должен извиниться перед тобой, Оуэн. И все объяснить.

- За что?

- За все. - Он глубоко вздохнул. Я чувствовал, что он готовится рассказать мне все, поэтому подождал, пока он будет готов. - Я встречался с твоей матерью незадолго до того, как мы поженились. Даже когда она была молода, она не была приятным человеком. На самом деле я уже порвал с ней, когда она сказала мне, что беременна.

- И ты женился на ней.

- В то время ты бы поступил так же.

- Но... - Я вспомнил то, что знал. - Вы, ребята, были вместе за несколько лет до моего рождения.

Он кивнул.

- Через шесть месяцев она потеряла ребенка. Схватки начались раньше срока, но ребенок был мертв. - Он покачал головой. - Это было ужасно. Даже тогда, я не думаю, что сильно любил твою мать, но я уже научился любить этого ребенка, и то, что она умерла, было разрушительно для нас обоих.