Как обычно, подполковник начал с нижнего пистолета. Пистолет Стечкина дает много различных возможностей для ведения боя. Можно отстреливаться одиночными выстрелами. При длине ствола «стечкина» эти выстрелы бывают, как правило, достаточно точными, в сравнении с тем же «макаровым». Можно присоединить к пистолету кобуру и стрелять прицельно хоть одиночными выстрелами, хоть короткими очередями. Но с прицепленной кобурой оружие становится громоздким. Иногда это мешает. Особенно если имеешь привычку захватывать противника живьем, чтобы допросить. Однако не каждый решается стрелять с руки, без приклада, в автоматическом режиме. Сохно порой позволял себе и это, зная, что кисть его иногда, если назрела насущная необходимость, может стать «железной», и направление стрельбы выдержит.

Подполковник осмотрелся, пытаясь использовать малейшую возможность для эффективности своих будущих действий. Есть, оказывается, такая возможность – так же незаметно сместиться еще на пару метров в сторону, за большой, неровный камень. Мысль он тут же воплотил в жизнь. Хорошо бы вообще вбок зайти. Но переползать еще дальше – рискованно. Там на протяжение десятка метров камни плоские, не скроют его полностью, и противник, заметив передвижение, определит новое месторасположение Сохно. Лучше уж атаковать прямо с этого места. Да и наблюдать отсюда можно, выжидая удобный момент.

Переводя дыхание, Сохно ощупал грудь – то место на бронежилете, куда ударила пуля. Вот она! Расплющилась, и застряла в обшивке. Легкое напряжение пальцев, и можно вытащить. Он вытащил и рассмотрел – сплющенный кусок свинца. Без рубашки из тугоплавких добавок. Просто свинец… То есть не боевой патрон. Что это? Не из дробовика же, в самом-то деле, в него стреляли? Не бывает дробовиков с таким длинным стволом… А по весу… Эта пуля в два раза тяжелее любой пули армейского образца. Из чего же все-таки стреляли?..

Недоумевая, Сохно опять выглянул сбоку, с уровня земли, почти из-под камня. Солнце ему в спину светит, и не блеснет на окулярах бинокля, следовательно, смотреть можно, не слишком опасаясь возможности выдать себя.

Что сейчас должен думать противник?

Он, должно быть, видел, что попал в Сохно. С такого расстояния трудно не заметить… И знает, что не убил, потому что убитые, получив пулю, обычно не скачут с камня на камень, как это делал подполковник. Может предположить, что ранил. И чего ждет? Ждет, когда Сохно высунется? И долго так ждать будет? Хватит терпения? Нет… Естественнее выглядит другое… Противник ждет просто на всякий случай… Он думает, что выстрел был удачным и он подполковника ранил. И теперь тот лежит там, за камнями, не в состоянии пошевелиться. Значит, стоит чуть-чуть подождать момента, когда неизвестный стрелок высунется… Да… Длинный ствол за камнем зашевелился… Человек встает неуверенно, настороженно… И одновременно с этим вставанием поднимается ствол «стечкина» в руках спецназовца. Вслепую поднимается, без прицеливания, потому что сам спецназовец окуляры бинокля от глаз не отрывает. Но Сохно не на лицо бинокль навел, а на оружие – естественное любопытство опытного бойца… И внутренне ахнул! И только потом перевел взгляд на лицо. Перед ним был седобородый старик, вооруженный каким-то старинным, может быть, даже кремниевым ружьем. Одет в обыкновенную кожаную куртку, какие носят сейчас все, но на голове все же настоящая лохматая шапка – принадлежность кавказского костюма. Достойный противник, нечего сказать… Тем не менее возраст не помешал ему добраться сюда и устроить на спецназовца засаду. И даже выстрелить точно. Если бы не бронежилет, неизвестно, кому пришлось бы хоронить подполковника Сохно…

Старик довольно ловко стал перебираться от камня к камню, мудро выбирая при этом не прямой путь, а такой, который давал ему возможность в случае опасности сразу отпрыгнуть за любой из больших валунов. Но в месте, где подполковник «упал», сам спрятавшись, старик никого не обнаружил, и разочарованно выпрямился. И эта поза разочарования и расслабления, не готовности к неприятностям, оказалась сигнальной для Сохно. Быстро и бесшумно он проскочил за спину старику.

– Вы кого-то потеряли? – спросил с уважением и смирением в голосе.

Старик медленно повернулся не телом, а только головой, и спокойно рассмотрел подполковника. Осмотр, казалось, слегка удивил старика.

– Ты кто? – спросил он, даже не глядя на «стечкин», уставившийся ему в живот. Но ружье не поднял.

– Разрешите представиться… Подполковник Сохно, спецназ ГРУ.

– Так это я в тебя, сынок, стрелял?.. – в голосе, казалось, появились нотки растерянности. – Как же ты выжил?.. Я же видел, что попал…

– Попали, – согласился Сохно. – Теперь моя очередь попасть. Учтите, промахиваться я почти не умею. Не обучен. И потому ружье поднимать не советую. И вообще, на случай собственной же безопасности, отложите его в сторону.

Старик просьбу выполнил. Ружье легло на камень.

– Может быть, и вы представитесь?

– Представлюсь, – сказал старик. – Полковник в отставке Казбек Рамазанов.

Зелимхан обернулся на стук в дверь.

– К вам, эмир…

Начальник разведки Кадыр пришел вместе с охранником, и взмахом руки остановил того, не дав доложить полностью. Зачем докладывать, когда и так ясно, кто пришел. Зелимхан знаком же подтвердил, чтобы охранник молчал.

Даже начальнику разведки, когда-то однокласснику Зелимхана, не разрешалось заходить в землянку к эмиру одному, без пристрастного пригляда. При этом второй охранник, опустив предохранитель автомата в режим автоматического огня, оставался на всякий случай всегда за дверью и готов был на любой подозрительный звук или крик изнутри или из лагеря среагировать и подстраховать напарника. Такие меры безопасности Кашаев считал необходимыми. Вообще уже пару лет, как Зелимхан остается наедине только с братом или с женщинами. С тех пор, как федералы начали на него большую охоту, а он, в отместку за это, любой террористический акт и даже техногенную катастрофу, произошедшую в любой точке России, вплоть до Дальнего востока и Камчатки, брал на свой счет, заявляя, что это его рук дело, и радуясь, что доставляет врагам столько хлопот одним только своим заявлением, которое, конечно же, будут многократно проверять и перепроверять, и тратить на это немалые средства, вместо того чтобы тратить их на поимку его, Зелимхана.

Но и тогда, когда в землянке брат или женщина, два охранника обязательно караулят за дверью и прислушиваются к каждому звуку. Если брату Алимхану старший Кашаев доверяет полностью, то ни одной женщине, кроме жены, живущей с детьми постоянно в Эмиратах, он довериться не может. Тем более таким, которых приводят к нему. Пленницами Зелимхан брезгует. Мало ли каких шалав могут привезти для развлечения моджахедов… Он довольствуется другими. Этих тоже не по собственной воле приводят. А потом, когда эмир распорядится, их отправляют в «черный батальон», там обрабатывают пару месяцев, учат уму-разуму, и дальше дорога только одна – пояс шахидки, и взрыв в каком-то российском городе или по дороге в российский город. Лучше, если это будет в поезде или даже в самолете, хотя в самолеты со взрывчаткой проходить стало слишком сложно.

Такой порядок охраны завел именно Алимхан. Использовал свой небогатый опыт службы лейтенантом девятого главного управления КГБ. Он охранять умел – все сотрудники «девятки», прежде чем приступить к службе, проходили сложную и интенсивную подготовку. Алимхан и охранников для брата сам подбирал. И обучал их службе и рукопашному бою, в котором сравниться с ним никто не мог, даже Зелимхан. И сам же мирился с неудобствами, собственным примером показывая, что с ними и другие мириться обязаны.

– Есть новости? – спросил Зелимхан, вставая.

– Разведчики пришли. – Кадыр ответил, как и полагается разговаривать в присутствии охранника-араба, по-чеченски. – Есть одно сообщение, которое тебя может заинтересовать. Позвать?

– Они чем занимались?

– Я посылал. Общая обстановка…