– Сельхозудобрение... Из которого довольно просто изготовить взрывчатку.
– У нас не было по этому вопросу данных... Но не все данные о происшествиях в мире к нам поступают. Есть много вариантов... мы получаем информацию только о том, что как-то касается России и ближнего зарубежья, в основном – стран бывшего СССР. Нам даже по странам бывшего соцлагеря не все шлют...
– Я понимаю. Если бы пришло к вам, вы поставили бы в известность, естественно, нас. Но дело в том, что у нас сегодня утром произошел взрыв в дачном домике. Погибли два человека, которые, по нашим предположениям, занимались изготовлением взрывчатых веществ. Студенты... К тому же наркоманы... Знаний мало, осторожность потеряна... Вот и... Наши химики говорят, что там был именно нитрат аммония. И даже нашли упаковку с маркировкой. Но маркировка незнакомая, не российская, мы не можем ее классифицировать. Вот я и хотел бы попросить вас сделать запрос в Лион относительно маркировки на той самой похищенной партии. И желательно бы иметь анализ химического состава для экспертизы.
– Какой, говорите, город?
– Онфлер. Небольшой курортный городок. Через мост от Гавра. Ваша жена должна знать...
– Почему она должна знать? Вы считаете ее энциклопедистом?
– Онфлер – это колыбель импрессионизма. Там целая куча художников выросла. В том числе и Клод Моне... И еще, кажется, Бодлер... Поэт... Помните такого?.. «Цветы зла» написал.
– Имя слышал, но не читал...
Генерал хмыкает:
– Я, кстати, тоже...
– Хорошо, товарищ генерал. Как срочно это надо?
– Чем быстрее, тем лучше...
– Я сейчас же запрос отправлю.
Басаргин складывает трубку и возвращается в кабинет. Опять извиняется кивком и садится за компьютер. Он старается не отвлекать общее внимание, быстро набирает и отправляет запрос. И только после этого устраивается в позе старательного ученика, чтобы внимательнее слушать преподавателя...
– Si vous avez fini la journe'e de travail, couperez les te'йle'йphones[8]... – говорит тот.
– On ne peut pas. Chez nous la journe'йe de travail dure jour et nuit[9], – отвечает за всех Тобако, который французским владеет и остается с группой просто за компанию.
* * *
Повторно генерал звонит через два часа.
– Александр Игоревич, вы не забыли о моей просьбе?
– Никак нет, товарищ генерал. Отправил запрос сразу же. Ответа пока нет. Должно быть, это дело проходило не через нас, а через французскую полицию. Тогда запрос отправится дополнительно им, и пока они еще расшевелятся...
– Если замешана ЭТА, то Лион[10] должны были информировать. Вообще такие дела должны, мне кажется, быть более доступными для информации.
– Может быть, раскрыли по горячим следам и ЭТА здесь ни при чем. Это возможный вариант. Вам ответ требуется срочно?
Генерал колеблется несколько секунд, соображая, что можно говорить открытым текстом и что вообще можно говорить интерполовцу, который пока не имеет к делу никакого отношения. Но Астахов знает уже давно: все внутренние дела часто бывают так тесно переплетены с международными, что сотрудничество между ведомствами становится просто необходимым.
– Да. У нас появились новые важные данные. И ответ мог бы что-то прояснить. В одном случае он отмел бы ненужные версии, во втором подтвердил бы конкретные... И, возможно, дал бы кое-что вам... Обратите внимание, как тонко я пробуждаю в вас эгоистические чувства...
– Я повторю запрос, товарищ генерал... И потороплю с ответом...
– Буду вам очень признателен. Занятия закончились?
– Только что. Я перезвоню вам, как только из Лиона что-то придет...
Басаргин вздыхает. Обычно бывает, что информация, если она действительно важная, приходит гораздо быстрее. Если задерживается, то, скорее всего, обрадовать генерала будет нечем.
– Есть для нас работа? – интересуется Ангел, кивая на трубку мобильника.
– Пока только предвидится, но нет гарантии, что и нам достанется. Астахов что-то темнит...
– Тогда я пошел устраиваться?
Ангел только что снял на длительный срок квартиру и занимается ремонтом. Строительным фирмам он не доверяет, и потому руки у него выглядят сейчас так же, как у настоящего строителя – даже краску с них отмыть полностью не удается, и куча ссадин на пальцах. С пистолетом Ангел, как настоящий спецназовец, управляется гораздо лучше, чем с молотком.
– Трудись, – соглашается Александр.
Уже на пороге офиса Ангела останавливает звонок на его личный мобильник.
– Да... Слушаю, Ангелов, – отвечает он не слишком любезно и делает несколько шагов в обратную сторону – в коридоре трубка сильно экранирует, и слышимость хуже, чем в комнате.
– Алло! Папа! Это ты?
– Сергей? – Ангел откровенно удивляется и даже свободной рукой всплескивает, как птица крылом. – Рад, сынок, тебя слышать... Три года не объявлялся...
– Дела... Возможности не было...
– Как ты меня нашел?
– Позвонил матери... Она дала твой номер. Ты в Москве когда будешь?
– Я сейчас в Москве. Снял квартиру, ремонт делаю... Временно обустраиваюсь. Ты все там же?
– Нет, папа... – В простом русском слове сын делает французское ударение – на последнюю гласную. Это звучит манерно, хотя Ангел понимает, что такое привычка. – Уже полтора года...
– Вот те раз... А я тебе телеграмму ко дню рождения посылал...
– У меня там были неприятности. Пришлось уйти. Но об этом не будем...
– Понимаю... И где сейчас?
– В настоящее время... в Польше...
– Польша – это совсем рядом. Пару часов, и ты здесь... Не спрашиваю, что ты там делаешь. Надо будет, сам расскажешь... В Москву не собираешься?
– Может быть... Потому и спрашивал... Как у тебя со здоровьем?
– Не старею...
– Финансовая помощь не нужна? У меня свое неплохое дело. Имею возможность помочь...
– Матери помоги.
– Я перевел ей пятьдесят тысяч евро.
– О! – удивляется Ангел. – Это сумма. Значит, неплохо живешь... Но мне не надо... Я свои скромные запросы обеспечить в состоянии сам. Тебе пригодится, надеюсь, больше...
– Хорошо, папа. Так давно не виделись, хотелось поговорить, а что сказать, не знаю...
– Звони чаще. Что-то надо будет в Москве, я помогу. Я здесь, похоже, надолго...
– Хорошо. До свидания.
– Алло! Сережа... Сережа... Номер свой оставь.
– Мне пока звонить не надо. Я на днях сам позвоню. Может быть, завтра... Пока, отец...
Ангел растерянно смотрит на мониторчик, определитель номера не показывает, что с ним случается редко. Он убирает трубку и оглядывается. Все смотрят на него. Все знают, что сын Ангела служит во французском иностранном легионе в Джибути. Теперь понимают по разговору, что – служил...
– С Серегой нелады? – спрашивает Пулат.
– Кто его знает, что там с ним... Лады... Нелады... Ты же своим родителям не много о себе говорил. И он так же. Мужской принцип... Двадцать восемь лет... – неохотно отвечает Ангел. – Полтора года, как расстался с легионом. Какие-то неприятности... Сейчас в Польше. Свой бизнес. Как я понял, собирается в Москву... По телефону всего не скажешь. Позвонит еще...
Ангел кивает всем на прощание и, задумчивый, уходит. Даже более чем задумчивый. Почти мрачный... Собирается и Пулат. Засовывает в карман тетрадь с записями. Он французский учит со старанием. Словно надеется каждый день с французами общаться. Обычно Пулат, если нет какой-то необходимости, раньше всех уходит. Ему до Электростали долго добираться. Но в последние дни Ангел «маленького капитана» опережает. Ремонт – дело святое... Почти как пожар...
В это время подает звуковой сигнал компьютер. Доктор Смерть, сидящий в своем привычном, держащем его вес кресле, принимает сообщение, сразу расшифровывает и распечатывает.
