Когда д'Артаньян вернулся в Париж, эта самая родственница дез Эссара пригласила его к себе и расспросила об обстоятельствах смерти того солдата. Д’Артаньян рассказал о письме, переданном дез Эсса-ру, но дама сказала, что, кроме письма, у убитого, который был ее возлюбленным, должен был быть ее портрет. По ее просьбе д'Артаньян поговорил с солдатом, обыскивавшем труп, и тот признался, что действительно в кармане убитого был портрет, и он до сих пор у него, но украшенную бриллиантами коробочку, в которой портрет хранился, он уже продал, а полученные деньги проел. Портрет же он легко уступил д’Артаньяну, и тот принес его своей новой знакомой. Но каково же было ее негодование, когда она увидела, что портрет не ее, а другой дамы, ее соперницы! Возмущенная, она высказала не слишком новую мысль, что все мужчины обманщики, а женщины — сумасшедшие, когда им верят. Д’Артаньян в ответ стал ее уверять — тоже не слишком оригинально, — что не все мужчины таковы и что есть совсем даже другие, которые хранят верность предмету любви — например, он сам; к тому же он выразил уверенность, что дама на портрете и вполовину не так прекрасна, как та, что находится перед ним.
Дама попросила его вновь встретиться с тем солдатом и спросить, не было ли на убитом другого портрета. Оказалось, что другой портрет действительно был, но в такой бедной коробочке, что тот и не подумал, что этот портрет может кого-то интересовать. Это и был портрет новой знакомой д’Артаньяна. Возвращая портрет владелице, д’Артаньян умолял оставить его ему, но дама была непреклонна, несмотря на уверения в любви. «Я действительно сделался столь влюбленным в нее, — вспоминал д’Артаньян, — что мне стало невозможным это скрывать. Я делал, однако, все от меня зависящее, и особенно по поводу дез Эссара, чья ревность была мне слишком хорошо известна, чтобы я мог в этом ему довериться.
Мое поведение необычайно понравилось этой Даме и гораздо больше послужило в мою пользу, чем все страстные слова, какие я только смог ей наговорить. Она позволила мне довольно часто видеть ее, и так как я делался все более влюбленным день ото дня, она сочла своим долгом воздать мне по справедливости из страха, как бы от чрезмерно строгого обращения со мной я не стал бы нескромен, уверив себя в собственном несчастье. Она потребовала от меня секрета, равного верности, сказав мне, что по соблюдению его она рассудит и о ней, поскольку, кто не был скромен, никогда не может быть верным».
Дама эта была замужем. Муж, за которого ее выдали родители против ее воли, не отличался ни красотой, ни статностью, и «его состояние заменяло ему достоинства. Так как крайне редко браки такого рода бывают удачными, особенно когда Дама немного склонна к галантности», д'Артаньян подозревал, что до него милостями этой Дамы пользовались отнюдь не только те двое, о которых он знал достоверно; к тому же он мечтал о выгодной женитьбе. Но пока, во всяком случае, он наслаждался любовью и был вполне удовлетворен своим положением.
Соперница нашей Дамы, чей портрет был найден у убитого солдата, была замужем за известным участником партии Сторонников, человеком чрезвычайно богатым. Между ней и знакомой д’Артаньяна издавна, еще со времен совместного пребывания в монастыре, существовало своеобразное соревнование в отношении любовников. Теперь жена Сторонника пожелала отбить у нашей Дамы и нового любовника, как она отбивала прежних. Она написала д’Артаньяну письмо, в котором вполне откровенно предлагала ему свои прелести и вдобавок туго набитый денежный сундук своего супруга и назначила свидание в Церкви Благодарения, куда обещала прийти с маленькой черно-белой собачкой на руках.
Получив письмо, д’Артаньян сначала решил, что его любовница сама его написала, чтобы испытать его чувства. Он показал ей письмо, и та была очень обрадована таким проявлением верности. Не посоветовавшись с д’Артаньяном, она сама отправилась в карете на свидание вместо него и, встретив в церкви соперницу, дала понять, что ею пренебрегли. «Не то, чтобы она ей что-нибудь сказала; они не разговаривали, а если бы они это и сделали, с теми чувствами, какие они испытывали одна к другой, я убежден, беседа была бы пикантна; но она неотрывно разглядывала соперницу глазами, полными презрения, и ее глаза сказали той столько же, сколько мог это сделать язык… В довершение она оказалась у кропильницы вместе с моей новой любовницей, и эта сказала ей насмешливым тоном, дабы лучше доказать той, что она была в курсе всего — если та привела с собой свою собачонку, чтобы подыскать ей маленького муженька, то она только напрасно потрудилась; муженек, кого она ей предназначила, не нашел ее достаточно красивой даже для того, чтобы просто принять во внимание. Бедная женщина даже растерялась от таких слов, хотя обычно ее язык был довольно хорошо подвешен».
Д’Артаньян сильно укорял возлюбленную за неосмотрительный поступок, по его Дама «не была светской особой самого большого рассудка», и потому все предостережения не шли ей впрок. В итоге жена Сторонника обошла ее с тыла: чтобы поближе подобраться к сопернице, она влюбила в себя ее мужа. «Так как он не был привычен ни к подобному расточительству, ни к тому, чтобы выслушивали его любезности. все должно было показаться ему подозрительным. Но поскольку, какие бы не имелись резоны жаловаться на природу, редко кто оценивает себя по справедливости, он сделался настолько слепым по своему собственному поводу, что поверил, будто вполне заслуживает удачи, предлагавшейся ему».
К этому времени д’Артаньян уже попал в роту мушкетеров, а вскоре вместе со своим земляком Бемо по рекомендации де Тревиля поступил на службу к Мазарини. Оба мушкетера сочли свою судьбу обеспеченной, но радовались они напрасно: «далекий от предоставления нам всяческих благ, каких мы от него ждали, он употреблял нас, как гонцов, а в вознаграждение за труды распоряжался выдать нам то пятьсот экю, то сотню пистолей, а то и того меньше. Я хочу этим сказать, что если у нас и имелись чулки, то не было башмаков, особенно у Бемо; он не находил, как я, доходов в игре, и не вернул мне еще денег, которые я ему одолжил.
Однако вскоре я сделался так же беден, как и он; судьба внезапно отвернулась от меня, и я начал терять все, что имел».
Когда жена Сторонника убедилась, что достаточно привязала к себе мужа соперницы, она познакомила его с перехваченными письмами, которыми его жена обменивалась с д’Артаньяном. Он был разъярен и решил отомстить. К д’Артаньяну, который находился в армии под Амьеном, был направлен очередной наемный убийца. Но пока убийца выбирал момент, чтобы выполнить заказ, он сам попал под пулю и, смертельно раненный, признался во всем. Дюма, как мы помним, использовал этот эпизод, но заказчиком несостоявшегося убийства сделал кардинала Ришелье.
Титульный лист мемуаров д’Артаньяна
Д’Артаньян в письме сообщил любовнице о происшедшем. «Она была весьма поражена, познакомившись с содержанием письма, и, прекрасно поняв, что если ее муж пошел на такую крайность в отношении меня, ее он тоже не пощадит; она решилась его опередить. Она подкупила аптекаря, и тот за пятьдесят пистолей дал ей дозу яда. Она ловко скормила его мужу, но так как яд должен был оказать свое действие лишь мало-помалу, у него еще оставалось время поразмыслить о своей мести».
Месть эта состояла в следующем. Обманутый муж написал письмо тестю в Нормандию, где рассказал о своем несчастье; в подтверждение своих слов он переслал тестю письма его дочери к д’Артаньяну. Ей же самой он сказал, что ее отец лежит при смерти, и, чтобы не допустить захвата всего наследства сестрой, она должна немедленно отправиться в Нормандию. Дама, чей любовник находился далеко, без сожаления рассталась с отравленным мужем и выехала на родину. Однако по приезде она была неприятно поражена, застав отца в полном здравии и страшно разгневанным тем, что узнал он из письма ее мужа. В ответ на обвинения дама смело отвечала в том смысле, что, во-первых, чего же и мог ожидать от нее отец, выдав замуж за нелюбимого против ее воли, а во-вторых. муж сам виноват в случившемся, поскольку «полное отсутствие в нем деликатности устрашило бы самую добродетельную женщину». Отец несколько смягчился, но не настолько, чтобы отказаться от намерения поместить дочь в монастырь. Впрочем, в монастыре дама повела себя так умно, что аббатиса вполне уверилась в ее невиновности и написала об этом ее отцу.
