То, что Мартов признался в попытке ограбить сберкассу в Клайпеде, не объясняло, откуда у него взялись две тысячи рублей. Поэтому естественно, что я опять задал ему тот же вопрос:
— Где вы взяли эти деньги?
После долгого размышления Мартов пробормотал:
— В Кишиневе.
— А что было в Кишиневе?
— В январе 1974 года, — заявил он, — я приехал туда, чтобы ограбить сберегательную кассу. Здесь я похитил из сейфа и из стола кассира изрядную сумму.
Прежде чем устанавливать подробные обстоятельства этого ограбления, я запросил Кишинев: действительно ли оно было? Вскоре оттуда пришла телеграмма с сообщением, что такое преступление было и до сих пор не раскрыто. Вслед за телеграммой поступило и само дело об ограблении сберкассы.
Утром 21 января 1974 года в одну из сберегательных касс Кишинева вошел высокий мужчина средних лет. Он назвался слесарем жэка и, не спросив ни у кого разрешения, стал ремонтировать в помещении сберкассы сантехоборудование.
— Мы же не приглашали! — удивилась заведующая сберегательной кассой Карпенко.
— В порядке профилактики, — ответил представитель жэка.
Заведующая пожала плечами, но возражать больше не стала.
Через день слесарь жэка опять пришел в сберкассу. На этот раз он поздоровался с сотрудниками и молча начал свою работу.
Когда все посетители были обслужены, кассир Ткаченко стала пересчитывать деньги, а контролер Молодченко углубилась в недочитанный роман. Заведующая Карпенко куда-то ушла. Никто из сотрудников не обращал внимания на то, чем занят старательный и молчаливый слесарь жэка.
Позже, в больнице, Ткаченко рассказала следователю, что произошло.
— Я находилась за барьером на своем рабочем месте, у кассового аппарата, когда вдруг почувствовала удар по голове и резкую боль. В глазах потемнело, и я упала на пол. Когда пришла в сознание, то увидела, что слесарь жэка берет из ящика деньги.
Молодченко сообщила, что, когда в помещении сберкассы не осталось ни одного посетителя, мужчина, представившийся работником жэка, подскочил к Ткаченко, ударил ее по голове, а потом стал и ей, Молодченко, угрожать убийством. Воспользовавшись ее замешательством, преступник похитил из ящика стола и из сейфа деньги в сумме 1135 рублей и скрылся.
Все сотрудники сберкассы обратили внимание на то, что у преступника имелось на лице «что-то вроде шрама».
Позднее и Ткаченко, и Молодченко, и заведующая Карпенко опознали в Мартове преступника, совершившего разбойное нападение на сберкассу.
Как объяснял сам Мартов, перевод жене — две тысячи рублей — он отправил из денег, похищенных в Кишиневе. Но результаты снятия остатка денег, произведенного в сберкассе в день происшествия, свидетельствовали о том, что похитил он 1135 рублей, то есть значительно меньше названной им суммы. Видимо, Мартов рассчитывал на то, что в сберегательной кассе нет должного учета и точная сумма похищенных им денег не будет установлена, что дало бы ему возможность скрыть другое преступление. Однако его расчеты не оправдались. К тому же ограбление сберкассы в Кишиневе было совершено 23 января 1974 года, а деньги жене он послал значительно позже.
Вновь следствие вернулось к вопросу о том, откуда у Мартова появились две тысячи рублей.
— Где и каким образом вы приобрели эти деньги? — допытывался я.
— В городе Белгороде-Днестровском Одесской области, — заявил на этот раз Мартов. — Я остановился там переночевать на квартире у одних стариков. Ночью, когда они заснули, я убил их и похитил все их денежные сбережения — более двух с половиной тысяч рублей.
В Одессу пошла телеграмма. Вскоре пришел ответ, что в Белгороде в ночь с 20 на 21 ноября было совершено с целью ограбления убийство стариков Жимбриу и Дучевой. Однако при детальном изучении самого дела, поступившего позже по нашему требованию, выяснилось, что обстоятельства убийства, изложенные Мартовым, не совпадают с имеющимися в деле данными. Так, по объяснению Мартова, он убил стариков в комнате, где они обычно спали. Между тем из данных осмотра места происшествия было видно, что Дучева убита в комнате в тот момент, когда ее супруг пошел в погреб за вином. Затем преступник направился к старику и нанес ему сзади смертельное ранение тупым предметом. Сведения об орудии убийства, сообщенные Мартовым, также не совпадали с материалами дела.
К этому времени следствию уже было известно, что пистолет, обнаруженный на Одесском железнодорожном вокзале, принадлежит Московскому физкультурному институту и был взят Эфросом для Мартова. Следствие также провело большую работу, выясняя, нет ли где в стране нераскрытых уголовных дел об ограблениях сберегательных касс, аналогичных по способу совершения. Из Риги поступило уголовное дело об ограблении сберегательной кассы и убийстве кассира Е. А. Булгаковой, приостановленное из-за того, что преступник не найден.
Обстоятельства этого преступления были таковы. 22 ноября 1974 года в одну из сберегательных касс Риги зашел высокий мужчина средних лет. Убедившись, что посетителей в кассе нет, он сначала с помощью принесенной с собой доски и алюминиевой проволоки запер дверь коридора с внутренней стороны, а затем вытащил пистолет и через кассовое окно выстрелил в голову кассира Булгаковой, смертельно ранив ее. После этого через разбитое стекло кассового окна он проник в рабочее помещение и из сейфа похитил деньги в сумме 543 рубля 48 копеек, облигации трехпроцентного государственного займа на две тысячи рублей и билеты денежно-вещевой лотереи на 270 рублей. Затем преступник вышел из помещения сберкассы, сел в ожидавшее его такси и уехал.
Потерпевшая Булгакова с места происшествия была доставлена в больницу, где ей сделали операцию: извлекли из головы пять кусочков металла. Однако после операции Булгакова скончалась.
Эксперт-криминалист установил, что кусочки металла, извлеченные из головы потерпевшей, являются частями разорванной пули от стандартного малокалиберного патрона. Следствие назначило судебно-баллистическую экспертизу, чтобы установить, не выстрелена ли эта пуля из упоминавшегося уже пистолета. Результаты экспертизы были совершенно определенными: пуля, кусочки которой были извлечены из головы Булгаковой, выстрелена именно из этого пистолета.
Свидетельница Цветкова, которая за несколько минут до разбойного нападения находилась в сберкассе, заявила, что при ней туда зашел высокий мужчина и спросил у кассира Булгаковой, имеются ли в наличии определенные номера трехпроцентного государственного займа. Получив положительный ответ, он удалился. Когда Цветковой предъявили для опознания фотографию Мартова, она сказала, что заходивший в сберкассу мужчина похож на него.
Мартову были предъявлены доказательства его причастности к этому преступлению, но он продолжал отрицать свою вину, утверждая, что деньги, посланные жене, он добыл все-таки в Белгороде-Днестровском, убив старика и старуху.
Так как это убийство в Белгороде и ограбление с убийством в Риге были совершены почти в одно и то же время, необходимо было с бесспорной очевидностью доказать, что Мартов в день ограбления сберкассы находился в Риге. Задача была не из легких. В конечном счете проверка документации рижских гостиниц за ноябрь позволила установить, что с 20 по 22 ноября 1974 года Мартов проживал в гостинице «Балтия». Из архива гостиницы была изъята анкета приезжих, заполненная на фамилию Мартова.
Эксперты-почерковеды дали категорический ответ, что анкета за 20 ноября, бесспорно, заполнена рукой Мартова.
Когда я познакомил обвиняемого с заключением криминалистической экспертизы, он наконец начал говорить правду.
— Откуда же вам стало известно об убийстве в Белгороде-Днестровском? — спросил я его.
— Я узнал об этом случайно в автобусе, когда проезжал через Белгород. Это было уже после преступления в Риге.
Все как будто встало на свои места, но возник вопрос: почему же Мартов так настойчиво оговаривал себя в убийстве Жимбриу и Дучевой? Ответить на него было не очень сложно. Если во всех других случаях Мартов не был уверен в смертельном исходе совершенных им преступлений, то в результатах нападения на сберкассу в Риге он не сомневался. Расчет был прост. Зная о суровой ответственности за убийство, Мартов не хотел признаваться в «мокрых» делах. Оговаривая себя в убийстве Дучевой и Жимбриу, он рассчитывал столкнуть следствие с правильного пути, а в суде доказать несостоятельность предъявленных ему обвинений.
